Тени былого - Хейер Джорджетт. Страница 51

–А?

– Я вижу, что Джастин женится на этой девочке.

Руперт и бровью не повел.

– Ты так думаешь?

– Мой милый мальчик, он в нее по уши влюблен.

– Это я знаю, я же не слепой, Фан. Но он ведь и прежде бывал влюблен.

– Руперт, ты несносен! Ну при чем тут это?

– Ни на одной из них он не женился, – ответил милорд.

Фанни приняла шокированный вид.

– Руперт!

– К чему чопорность, Фанни! Это работа Эдварда, я знаю.

– Руперт, если ты будешь бранить милого Эдварда…

– Чтоб черт побрал Эдварда! – весело перебил Руперт.

Фанни несколько секунд молча сверлила его взглядом, а потом вдруг улыбнулась.

– Я пришла не для того, чтобы ссориться с тобой, противный мальчишка. Джастин не сделает из Леони свою любовницу.

– Да, разрази меня, ты, по-моему, права. Он стал таким строгим, что его просто узнать нельзя. Но брак… Его так легко не изловить!

– Изловить? – вскричала миледи. – Ничего подобного! Девочка даже не думает, что может стать его женой. Потому-то он и захочет на ней жениться, помяни мое слово!

– С него станется, – с сомнением произнес Руперт. – Но… Господи, ему же стукнуло сорок, Фанни, а она совсем младенец.

– Ей двадцать, мой дорогой, или скоро будет. Бесподобно! Она всегда будет видеть в нем героя и не станет обращать внимание на отсутствие у него морали, потому что сама ее лишена. А он… о, он будет самым взыскательным мужем в Лондоне и самым восхитительным! Она навсегда останется его малюткой, хоть поклянусь, а он «монсеньором». Нет, я твердо решила, что он на ней женится. А что скажешь ты?

– Я? Я был бы рад, но… черт! Фанни, мы же не знаем, кто она такая! Боннар! Никогда не слышал о такой фамилии, и от нее попахивает буржуа, черт побери, сильно попахивает! А Джастин… ты же знаешь, он Аластейр Эйвонский – и не может жениться на мещанке!

– Ха! – сказала миледи. – Поставлю на кон мою репутацию, что она не плебейского происхождения. Тут есть какая-то тайна, Руперт.

– Это любому дураку ясно, – ответил Руперт без обиняков. – И если ты спросишь меня, Фан, так, по-моему, она в родстве с Сен-Виром.

Он откинулся на спинку и посмотрел на сестру, ожидая встретить изумленный взгляд. И не встретил.

– Где был бы мой ум, если бы я не заметила этого? – осведомилась Фанни. – Чуть я услышала, что ее увез Сен-Вир, то сразу поняла – она его побочная дочь.

Руперт даже поперхнулся.

– Черт, и ты хочешь, чтобы Джастин женился на такой?

– Мне это безразлично, – сказала миледи.

– Он этого не сделает! – убежденно заявил Руперт. – Он всегда был повесой, но он блюдёт родовую честь. В этом ему не откажешь.

– Вздор! – Миледи прищелкнула пальцами. – Если он ее любит, то и думать не станет о родовой чести. Да разве меня она заботила, когда я выходила за Эдварда?

– Тише, тише! У Марлинга есть свои недостатки, я не отрицаю, но в его роду нет ни капли дурной крови, а род этот можно проследить до…

– Дурачок! Разве я не вышла бы за Фонтенуа? Мне стоило только палец поднять! Или за милорда Блэкуотера, или за его светлость герцога Камминга? И все-таки я выбрала Эдварда, хотя рядом с ними он – никто.

– Черт побери, он не плебей!

– Мне было бы все равно, даю слово!

Руперт покачал головой.

– Это неподобающий шаг, Фанни, Богом клянусь, неподобающий. И мне это не нравится.

Миледи состроила ему гримасу.

– Ну, так скажи Джастину, что тебе это не нравится, мой милый! Скажи ему…

– Благодарю тебя, я в дела Джастина не вмешиваюсь. Он сделает то, что захочет, но ставлю сто фунтов, на незаконнорожденной он не женится.

– Идет! – воскликнула миледи. – Ах, Руперт, на той неделе я проиграла в карты мой изумруд! Я все глаза выплакала, а Эдвард сказал только, что это должно послужить мне уроком!

– В этом весь Эдвард, – кивнул Руперт. – Мне ли не знать!

– Ничего ты не знаешь; несносный мальчишка! Он подарит мне другой изумруд! – Она вдруг часто заморгала. – Он всегда так добр ко мне. Приедет ли он? Право, я ужасно расстроюсь, если нет!

Глаза Руперта были устремлены в окно.

– Что же, он приехал, и очень а propos [122].

– Что! Это правда он, Руперт? Ты не шутишь?

– Нет, это он, и, судя по лицу, в черном бешенстве.

Леди Фанни блаженно вздохнула.

– Милый Эдвард! Он будет так на меня сердиться, я знаю!

В гостиную стремительно вошел Марлинг. Он был в дорожной грязи, глаза у него опухли от бессонницы, губы были неумолимо сжаты. Он молча смерил свою очаровательную жену яростным взглядом.

– Вот и последний из нас! – возликовал Руперт. – Теперь вся семья в сборе, слава небесам! Желаю тебе доброго утра, Эдвард!

Леди Фанни встала и протянула руку мужу.

– Эдвард, право же, это так глупо! Он словно не заметил ее руки.

– Ты вернешься со мной сегодня же, Фанни. Я не потерплю неповиновения.

Руперт присвистнул и пробормотал вполголоса:

– Ату его! Ату ее!

Леди Фанни хихикнула.

– Ах, сударь, сколь вы не галантны! И вы не удосужились взглянуть на себя в зеркало. Являетесь ко мне грязным, непричесанным! Ко мне, кто так любит, чтобы мужчина был point de vice [123].

– Оставим мой внешний вид, с твоего разрешения. Я достаточно долго терпел твои капризы, Фанни. Ты вернешься со мной в Англию.

– Неужели, сударь? – В глазах миледи вспыхнул боевой огонь.

– Вы моя жена, сударыня.

– Но не ваша вещь, сударь. Прошу, разгладьте свой нахмуренный лоб. Мне он таким не нравится.

– Непременно! – вмешался Руперт. – Как там моя кузина, Марлинг?

– Да, сударь! И как вы могли покинуть бедняжку Гарриет? Ты поступил очень дурно, Эдвард.

– Фанни, ты кончила? Предупреждаю тебя, я не в настроении терпеть все эти ужимки.

– Осторожнее, Фан, осторожнее! – сказал Руперт, получавший от всего этого огромное удовольствие. – Не то он отринет тебя, это уж как пить дать.

Марлинг резко обернулся к нему.

– Ваши шутки неуместны, Аластейр. Полагаю, нам будет легче разговаривать, если вы нас оставите одних.

– Как ты смеешь, Эдвард! Бедный мальчик только-только начал вставать с кровати, и у него рана в плече – пуля прошла на какой-то дюйм от легкого!

– Меня не заботят раны Руперта, – уничтожающе сказал Марлинг. – Он останется жив и без моего сочувствия.

– Хорошо, но рана, несомненно, откроется, если мне придется и дальше любоваться вашей угрюмой физиономией! – отпарировал Руперт. – Да улыбнитесь же, Бога ради!

– Да-да, Эдвард, улыбнись! – умоляюще сказала миледи. – Когда ты так хмуришься, у меня разбаливается голова.

– Фанни, поговорим наедине пять минут.

– Нет, сударь, ни за что. Вы невыносимы, когда обращаетесь ко мне в таком тоне, и, право же, больше я терпеть не намерена.

– Вот так, Марлинг. Пойдите закажите завтрак. Вам сразу полегчает, голову даю на отсечение. У вас желчь разлилась из-за пустоты в желудке. Уж я-то это ощущение знаю. Ветчина, пирожки, кофе, чтобы запить их, и вы станете другим человеком, провалиться мне!

Леди Фанни хихикнула. Чело Марлинга стало еще темнее, глаза жестче.

– Вы пожалеете об этом, сударыня. Вы зашли слишком далеко.

– Ах, сударь, у меня нет терпения выслушивать ваши тирады. Приберегите их для Гарриет! Ее они, разумеется, чаруют.

– Испытайте их на Джастине, – посоветовал Руперт. – Вот он с Леони. Господи, какое счастливое семейное собрание!

– В последний раз, Фанни… больше я спрашивать не стану – ты поговоришь со мной в одиночестве?

– В одиночестве? – повторил Руперт. – Ну, разумеется, она согласится. Одиночество, вот что требуется! Одиночество и жирная ветчинка…

– Мой дорогой Марлинг, надеюсь, я вижу вас в добром здравии? – В комнату бесшумно вошел его светлость.

Марлинг взял свою шляпу.

– Я совершенно здоров, Эйвон, благодарю вас.

– Зато в каком он расположении духа! – вставил Руперт. – О Господи!