Нелюбимый (ЛП) - Регнери Кэти. Страница 27

Он смотрит на меня в ответ, его необычные глаза прикованы к моим. Наконец, он облизывает губы и смотрит на свою почти пустую тарелку.

— Это был дом моего дедушки.

— О… как летнее место? — спрашиваю я.

Его щёки вспыхивают, и он пожимает плечами. Я заставила его чувствовать себя неловко, когда на самом деле не хотела этого.

— Ты выживальщик?

— Кто?

— Тот, кто готовится к концу света? — спрашиваю я, выговаривая каждое слово, потому что считаю, что как аукнется, так и откликнется.

Он улыбается мне — пойман — прежде чем снова опускает взгляд на свою пустую тарелку.

— Нет, мэм, — отвечает он вежливо.

Его улыбка, рождённая огорчением, так прекрасна, так желанна, что я решаю сохранить лёгкое настроение и подразнить его ещё.

— Эй, ты ведь не скрываешься от копов?

Мой план тут же приводит к обратному результату.

Он резко вскидывает голову, его лицо заметно бледнеет, улыбка исчезает, глаза широко раскрыты и встревожены. С мгновения назад это такая полная трансформация, я отодвигаюсь, холод скользит по моей коже, когда я оцениваю его реакцию.

— О, Боже, — бормочу я, мои руки сжимаются на стёганом одеяле, которое покрывает меня от талии до пяток. — Ты?..

— Нет! — говорит он, яростно качая головой. — Я не… у меня ни с кем нет проблем. С властью нет. Ни с кем. Я держусь подальше от проблем. Я живу тихо. Я… я могу обещать тебе это.

Я знаю, что он говорит мне правду — не спрашивайте, откуда я это знаю, я просто знаю, хотя чувствую, что за его словами скрывается гораздо бо́льшая история. Может, его обвинили в том, чего он не делал? Или, может быть, у него была стычка с копами, которая плохо для него закончилась? Я чувствую себя так, словно смотрю на вершину огромного айсберга, и моё любопытство настолько острое, что внутри я собираюсь истечь кровью от всех вопросов, которые хочу задать. Я выбираю один:

— Ты прячешься от кого-то?

— Нет. Не совсем.

Он морщит брови и вздыхает, краска возвращается на его щеки.

— Я просто… мне просто нравится жить здесь, вот и всё. Я не… я не причиню тебе вреда, Бринн. Я не какой-то псих. Во всяком случае, пока. Я обещаю.

Опять уверение в том, что он не причинит мне вреда.

Это, должно быть, пятый или шестой раз, когда он это говорит.

Может быть, это больше, чем страх перед властью, может быть, его неправильно поняли. Возможно, у него синдром Аспергера (прим. общее нарушение психического развития) или генерализированное тревожное расстройство (прим. психическое расстройство, характеризующееся общей устойчивой тревогой, не связанной с определёнными объектами или ситуациями). Он умён и явно имеет опыт выживания здесь. Он долгое время держал себя в изоляции.

«Он другой», — думаю я, вспоминая, что он нёс меня в безопасное место на спине. И добрый. И красивый. И мне хочется немного вытащить его из скорлупы, которая почти смешит меня. Я, Бринн Кадоган, вот уже два года находящаяся в добровольной самоизоляции, жажду вытащить кого-то ещё из своей скорлупы. Ох, ирония.

Я смотрю на него, и мне жаль, что на его лице обеспокоенность. Я коснулась слабого места, поэтому жажду загладить свою вину.

— Эй, Кэсс, — говорю я, протягивая руку, чтобы подтолкнуть его колено тыльной стороной ладони. — Я знаю, что ты не причинишь мне вреда. Зачем тебе все эти усилия, чтобы спасти меня, если ты просто снова хотел причинить мне боль? Ты не должен продолжать говорить это.

Я останавливаюсь, когда он смотрит на меня, непостижимое выражение освещает его глаза. Это похоже на надежду, и мне вдруг кажется, что мои слова подобны солнцу, а Кэссиди — подсолнуху после десяти дней дождя подряд.

— Я доверяю тебе. Ты был очень добр ко мне. Правда. Я доверяю тебе, Кэссиди. Хорошо?

Я не уверена, но мне кажется, что он задерживает дыхание, когда я заканчиваю говорить, и это так трогательно для меня, что я чувствую, как моё сердце слегка сжимается. Мои слова что-то значат для него. Что-то важное.

— Спасибо, Бринн, — шепчет он, отводя глаза и собирая наши тарелки. Он встаёт с кресла-качалки и смотрит на меня сверху вниз, его глаза изучают мои.

— Тебе нужно, чтобы я кому-нибудь позвонил?

— Тебе придётся проехать пятнадцать миль в каждую сторону, чтобы сделать телефонный звонок.

— Я сделаю это, — говорит он искренним голосом, его лицо серьёзное, — если тебе это нужно.

— Я не могу просить тебя…

— Ты этого не делала. Я предложил.

— Ты не против?

Он качает головой.

— Я смогу приобрести несколько вещей, пока я там.

С облегчением, я киваю.

— Я действительно ценю это, Кэсс. Я напишу номер моих родителей.

— Я принесу тебе ручку и бумагу, — говорит он, поворачиваясь, чтобы уйти. Прямо перед тем как исчезнуть за занавеской, он оборачивается и смотрит на меня. — Не хочешь одну или две книги, чтобы скоротать время? Здесь много.

— Конечно, — говорю я. — Я бы хотела одну.

— Что ты любишь читать?

Мгновенно мои щёки вспыхивают. Мои любимые книги — романы.

— Эм…

Его губы снова дёргаются, и у меня есть чувство, что он меня раскусил.

— Я принесу несколько на выбор.

А потом он уходит.

Через минуту он возвращается с половинкой «Перкоцета», стаканом воды, бумагой, ручкой и тремя книгами: «Затем пришёл ты» Лизы Клейпас, «Мощные удовольствия» Элоизы Джеймс и «Добро пожаловать в искушение» Дженнифер Крузи.

Он кладёт явно любовные романы рядом со мной на стол, и я смотрю на них, проглатывая голубую таблетку в форме полумесяца. «О, он определённо меня раскусил».

— Тебе этого хватит? — спрашивает он с лёгкой усмешкой.

— Угу, — произношу я, беря бумагу и ручку, которые он мне протягивает, и быстро пишу номер телефона моих родителей. Я отказываюсь быть смущённой на счёт любовных романов. Любой с половиной мозга любит любовные романы, а остальные лгут. Я протягиваю ему бумагу.

— Их зовут Дженнифер и Колин Кадоган. Скажи им, что я в порядке. Я позвоню им, как только смогу.

Он кивает, берёт у меня бумагу, складывает её в три раза и кладёт в задний карман.

— Скоро увидимся? — спрашиваю я, впервые осознав, что буду в одиночестве, в глуши, в течение следующих нескольких часов.

Он кивает, морщась, как будто тоже только что это осознал.

— До скорой встречи.

Глава 16

Кэссиди

Я думаю о ней, пока еду по пересечённой местности между от моей усадьбы до дороги в Телос. Это не та поездка, которой я наслаждаюсь большую часть времени, а сегодня она мне нравится ещё меньше. Не люблю покидать безопасность моей скрытой от посторонних усадьбы, и я вообще не люблю общаться с людьми. К тому же, мне не по себе от того, что пришлось оставить Бринн в хижине в полном одиночестве, но позволять её родителям беспокоиться о ней тоже не кажется правильным.

Поездка физически тяжёлая, и я использую всё своё тело, чтобы балансировать на старом квадроцикле, когда мчусь через лес, двигаясь быстрее, чем следовало бы, потому что мне не терпится добраться туда, куда я еду, а затем вернуться домой.

За годы хождения туда-сюда от моего дома до дороги Телос была вытоптана своего рода тропа, однако, чтобы отпугнуть посетителей, я намеренно никогда не засыпал её гравием и не урезал заросли. Я хочу, чтобы она была скрыта.

Во время ухабистой езды вспоминаю разговор с Бринн, и это давит на меня. Он показал, насколько изолированным от мира я стал. Чёрт возьми, когда она попросила воспользоваться моим ноутбуком, я подумал, что она почему-то просит сесть мне на колени, и лишь представление её там вызвало волну адреналина, быструю и яростную, и я чувствовал слабость в течение одной жаркой минуты. Но, видимо, ноутбук — это какой-то компьютер. А стационарный телефон — это обычный телефон, вроде того, что был у нас дома, когда я был маленьким. И я знаю, что такое электронная почта, потому что прошлой осенью провёл несколько часов в Мемориальной библиотеке Миллинокета и видел вывески об этом около компьютеров, но у меня не было ни малейшего понятия, как этим пользоваться.