Рассвет Ив (ЛП) - Годвин Пэм. Страница 62

Каждое слово было ударом клинка, боль внутри меня далеко не уменьшилась.

— Это называется любовью, тупой ублюдочный изменник.

— Тогда я этого не знал. Я никогда не чувствовал ничего подобного раньше, — он вцепился в подлокотники кресла, и его руки находились в нескольких дюймах от моих связанных запястий. — Ты как будто вышла на миссию убийцы, соблазняя меня своими глазами и манипулируя своим телом.

— Нет, это не так, — ложь прозвучала жалко.

Он выгнул бровь, разжигая тихую бурю между нами. После напряженного молчания я сдалась.

— Да, хорошо, я пыталась притвориться, — я согнула пальцы на подлокотниках. — Я пыталась заставить тебя полюбить меня, не отвечая взаимностью. Но это не повод…

— Я видел эту ловушку за милю и не смог удержаться, чтобы не свалиться в нее. Я уже был опасно влюблен в тебя, — его глаза горели, пока огонь не затмил мрачное выражение его лица. — Я был готов умереть за тебя, дать тебе свою вену и позволить тебе превратить меня в прах. Я был готов пожертвовать своей жизнью и жизнями моих друзей, потому что я люблю тебя.

— Слова, — яд пронзил мое тело и поразил мою израненную душу. — Все это чушь собачья. Ты говоришь одно, но…

— В тот день в тренажерном зале я склонил перед тобой шею. Я предложил тебе свою жизнь, — в его взгляде бурлил поток эмоций. — Ты помнишь, что случилось?

Боль внутри меня усилилась, и слезы потекли по щекам.

— Я колебалась. Я не могла это сделать.

— Да, — шепот. — Ты не могла укусить меня, потому что любила, — серебряные глаза горели изумлением. — Тогда-то я и понял. Я жертвовал не только своей жизнью. Но и твоей, — он смотрел на меня, сдвинув брови, как демон, сбитый с толку любовью. — Что происходит с женщиной, когда она убивает того, кто держит ее сердце?

— Она спасает человечество.

— И уничтожает саму себя.

Сила его слов перенесла меня в воображаемое место, где я родилась не как пророчество, и моей единственной целью было любить и быть любимой темным принцем. Эта мысль пробудила глубоко укоренившуюся тоску, которая душила мое тело.

— Ты не хотел, чтобы я уничтожила себя, — задохнулась я. — Итак, ты засунул свой член в Макарию. Как по-твоему, что должно было случиться? Мы излечились бы от любви?

— Да.

Это одно ужасно сильное слово ударило в то место, где мои раны кровоточили и где он был всем.

— Я пошел к ней, — сказал он, сжимая мои связанные руки, — потому что думал, что это заставит меня ненавидеть себя больше, чем я люблю тебя. Что ты увидишь мою неполноценность и тоже возненавидишь меня, — свет в его глазах померк. — Если бы ты ненавидела меня, то не уничтожила бы себя, спасая мир.

У меня вырвался всхлипывающий вздох, но он еще не закончил.

— Я потерпел провал по всем пунктам, — его голос был мягким, но диким в своем отвращении к самому себе. — Я уничтожил нашу связь. Забрал твои клыки. Уничтожил мою способность освобождать гибридов. Я чертовски презираю себя, но все равно люблю тебя еще больше.

— Не надо…

— Я люблю тебя так сильно, что едва могу это вынести.

Ужасный спазм моего сердца угрожал превратить меня в мяукающее разбитое месиво. Он был не единственным виноватым в этом. Я плохо к нему относилась. Вместо того чтобы превратить его в пыль, я превратила его в безвольную тень мужчины, который пытался заставить меня ненавидеть его. Потому что он не хотел, чтобы я уничтожила себя.

Я любила его. Я все еще любила его, и каждый кровоточащий вздох моего тела хотел сочувствовать ему. Мне пришлось заставлять себя злиться на него, потому что, черт возьми, я охереть как сильно хотела его. Мужчина, демон, его нежность и жестокость — я хотела всего этого. Я жаждала насилия. Жертва моего собственного безумия.

Но я ему этого не прощу. Он ушел к другой женщине вместо того, чтобы прийти ко мне. Он сломал нас самым ужасным образом. Сама мысль об этом злила меня. Так чертовски злила, что я позволила гневному жару ненависти скручиваться и скручиваться, пока все не взорвалось.

— Ты отвратителен, — закипела я.

Он кивнул.

— Я не заслуживаю тебя.

— Ты никого не заслуживаешь, — я заерзала на кресле, хватаясь за обидные слова. — Ты — вирус тупости.

Он взял меня за подбородок и посмотрел прямо в глаза.

— Я знаю.

— Не смей пытаться смягчить мой гнев.

— Вовсе не пытаюсь. Я с тобой согласен.

— Ты не можешь соглашаться. Ты не имеешь права на мнение. Ты… Ты… — мой голос дрогнул. — Ты трахнул мое доверие в задницу. Ты… ты, бл*дь, разбил мне сердце, — воздуха нет. Не могу дышать. Вверх, вверх, пока не утонула. — Я не могу поверить, что ты такой жестокий.

— Мне очень жаль, — он обхватил мое лицо ладонями, глаза его были пусты и остекленели от слез.

— Твои слова ничего не значат, — я вырвалась из его объятий, и каждый дюйм моего тела боролся с болью. — Ты — высший класс жестокости. Мета-жестокость. Транс-жестокость. Сверхчеловеческая жестокость.

— Ты закончила?

— Нет. Ты настолько катастрофически жесток, что выходишь за рамки научных законов жестокости и попадаешь в совершенно иной ад жестокости, — слезы текли по моему лицу. Мне было так больно, что я даже не могла придумать хорошего оскорбления. — Ты канцероген жестокости и…

— Ты закончила.

— Развяжи меня.

Он уставился на мои запястья, поколебался, а затем перегрыз веревку.

— Куда мы пойдем отсюда?

— Мы никуда не пойдем, — я встала и поискала среди обломков свои теннисные туфли. — А вот я пойду.

— Нет, — раскаявшийся мужчина исчез, и на его месте стоял похититель, который обманывал, лгал и манипулировал. — Я не позволю тебе бежать.

— Мне нужно восстановить силы, — я нашла туфли и надела их. Затем я выбежала за дверь.

Большую часть следующей недели я провела, бегая по коридорам. Приводя мягкие мышцы в тонус. Выгоняя свою боль упражнениями. И думая. Иногда он бегал со мной. Большую часть времени он оставлял меня в покое. Он не прикасался ко мне, не давил на меня, но всегда спал рядом.

По непонятным мне причинам я принимала все предложения присоединиться к нему в столовой. Я не стала наряжаться. Гибриды продолжали игнорировать меня. Женщины были там, но все лица были новыми. Остальных он отослал прочь. Я старалась не позволить продуманности этого поступка проникнуть в мою решимость.

Я застряла в петле между летаргией и действием. Я перешла от полной отключки к острому осознанию, мой разум был поглощен бесконечной гонкой за истиной. Возможно, он предал меня по правильным причинам. Может быть, он любил меня так сильно, что это повредило ему мозг. Возможно, мне не хватало какого-то потрясающего ответа на все вопросы.

Любовь должна была победить все. Пророчество должно было спасти будущее человечества. Я чувствовала себя полностью уничтоженной обеими этими вещами.

Я думала обо всем этом. Потом мы с ним бесконечно говорили об этом. Соглашаясь, споря, мы снова и снова вели одни и те же разговоры и никогда не могли отойти от холодных твердых фактов.

Наша метафизическая связь была прервана.

Мои клыки и способность видеть его вены были потеряны.

Я не могла его простить.

Он отказывался отпустить меня.

Поэтому я бегала по коридорам. Я бегала, чтобы направить эмоциональную боль, очистить голову и убежать от источника моих страданий. Но как бы далеко я ни убегала, он был со мной, рыскал где-то на краю моего сознания. Когда он физически находился рядом, мое тело воспламенялось, гудя и пульсируя от вспомнившегося удовольствия.

Я всегда буду желать его, и хотя я достигла уровня вежливости в наших отношениях, я не буду, не смогу заниматься с ним сексом. Он не получит эту часть меня. Конечно, он мог взять ее силой, но не сделал этого.

Быть с ним и в то же время не быть с ним — это особый вид ада. Я любила его, но не могла простить. Он любил меня и говорил мне это по сто раз на дню. Я была несчастна. Он был несчастен. Нужно было что-то менять.

Месяц спустя тьма рассеялась.