Метка рода (СИ) - Богатова Властелина. Страница 40
Бляшки железные на его дегеле вдавливались в тело, будто острые камни. От нехватки воздуха поплыло всё в голове, и только одно селилось желание — вырваться скорее
— Пусти, раздавишь, — Вейя попыталась вдохнуть, чувствуя густой запах мужицкого тела, дёгтя и пота.
— Что, с тебя убудет ноги мне раздвинуть? Зато получишь, что хочешь, — глаза его сузились до щёлок хитрых, въедаясь в неё. Теперь поняла, какой дурой была, его послушав. — Не понять Тамира, девку такую не торопится объездить как следует, возится со своей рыжей этой подстилкой, а ты белая, такая озябшая, согрею тебя, будешь со мной повсюду, — он провёл большим пальцем по нижней губе Вейи, надавив, раскрывая.
Вейя дёрнулась бестолково, увернуться пытаясь, да цепкие пальцы не позволили, в следующий миг хазарин на губы её набросился своими мокрыми от дождя, как стервятник какой, смял, прикусывая до крови зубами, Вейе только и оставалось в мех пальцами вцепиться, терпя истязания грубое, неласковое.
— Сладкая пташка, сейчас, — пробормотал он сбивчиво, отстраняясь чуть, хрипя, выпуская из плена.
Сел на её колени, чтобы уж никуда не смогла метнуться, к поясу потянулся, распахивая полы своего дегеля, дёргая раздражённо и лихорадочно завязки портов своих широких, запутываясь пальцами в них. Хазарин ругательство выпускал. Ком дурноты подкатил к горлу, Вейя сглотнуло гулко и сухо, понимая, что попалась. Сама пошла, докажи потом, что не так было. Арван, разделавшись с преградой, навис над Вейей медведем матёрым, перехватывая запястья, за голову заводя, одной ладонью к земле прижимая, слез с неё, ударом колена раздвигая её ноги, прижимаясь к оголённым бёдрам пахом и каменным естеством, что упиралось твердью напряжённой. Лицо Арвана в камень обратилось, глаза и вовсе в прорезях темны стали, задрал мешавший и путавшийся между ног подол, распаляясь ещё больше. Оголившую кожу холод стали обжёг и ледяные капли дождя, что с кошмы ветер срывал под навес. Твёрдые пальцы Арвана меж ног протиснулись, легко добравшись до нежной плоти, потёрли напористо и быстро. Вейя зажмурилась, чувствуя саднящее жжение от его шершавых пальцев и губ, скользивших будто наждачкой по шее. Вейя забилась крупной дрожью — что будет теперь? Сердце судорожно сжималось камнем, тупыми ударами о рёбра толкаясь. Голову туманом липким заволокло, а язык к нёбу присох от отвращения. Сквозь отчаяние и дождь, что шелестел по кошме, непрерывно стекая с краёв ручьями, Вейя не сразу услышала стремительно приближавшиеся шаги по влажной траве. Приоткрыла тяжёлые от дождя и слёз ресницы, только и успела, что выхватить всполох костра и кожу сапог, забрызганных дождём. Гневный рык вспорол сознание, вынуждая вздрогнуть и очнуться. Арван дёрнулся, его рвануло назад — только руками взмахнул, опрокидываясь. Но тут же, взревев, извернулся ужом, руку занёс да кулак в пустоте дождливой пронёсся. Тамир увернулся ловко, на себя Арвана дёрнул за шкурку дегеля, как щенка подтащил к себе, тот вскинуться попытался, но удар кагана по колену подкосил хазарина, вынуждая громоздкого Арвана тяжело рухнуть на землю постыдно на колени и затем — локти, едва ли лицом землю не пробороздив.
Внутри Вейи всё в лёд обратилось, во все глаза смотрела на грузно дышавших мужей, всё так быстро произошло, да Вейя каждое движение выхватить успела. Как вздымалась грудь Тамира, как дёргались желваки на впалых щеках Арвана, и надувались вены на лбу.
Арван трудно и сипло дыша, за пояс схватился, не желая так просто сдаваться, поражение своё принять, вырвать хотел нож, видимо, или топор, а пояс свой он снял давно — забыл об этом. Гневно изломались его брови, перекосило лицо яростью, он голову повернул да тут же расправил густые чёрные брови, видимо, ближник только теперь рассмотрел в свет костра кагана.
Глава 61
— Би хэсэг[1], — прорычал сквозь зубы Тамир, резко хлыст расправил, который сжимал в кулаке.
— Та юу вэ, Тамир[2], ты не так, видимо, всё помыслил, сама она пошла, девка эта, согласна была на всё, — полился говор по-руси, может, нарочно, чтобы Вейя слышала и знала.
Короткий взмах, Вейя успела только руку поднести к губам — не вскрикнуть только, гибкий хлыст ужом тонким вспорол воздух, полоснул несчастного, от правого уха Арвана брызнула кровь по лицу и шее. Арван схватился за увечье, кривя губы в немом крике, скалясь от боли. Со следующим ударом, который последовал тут же, Вейя зажмурилась так сильно, что искры посыпались перед взором. На этот раз рёв Арвана ударил по слуху, забился внутри. И Вейя сама была готова закричать от чужой боли.
— Уши тебе больше не нужны, Арван, раз ты ими не слушаешь! — гаркнул Тамир, сбиваясь, будто слова сейчас на ум плохо шли ему.
Вейя хотела вскочить да бежать прочь, но пристыла к земле, не в силах шелохнуться от сковывавшего цепенящего ужаса, когда Тамир вновь руку занёс для удара, хоть Арван корчился в луже, встать не мог.
— Тамир! — кинулся один из ближников кагану, за плечо его хватая, останавливая, да тот смахнул его и прочь толкнул, сам резко головой мотнув, будто силясь избавиться скорее от гнева кипящего, с волос только дождь встряхнулся, который лил не переставая. Тяжело вздымались широкие плечи во вдохе, в котором только и слышно шелест. Тамир, придя в себя, свернул гневно кнут, в кулак сжав, бросил раздражённо им в ближника. — Не смей лезть, Сыгнак, когда я караю тех, кто посмел веление моё нарушить, — прорычал.
Сыгнак только головой качнул. А Тамир развернулся, и тут же обезумевший какой-то нечеловеческий взгляд врезался в Вейю. Каган направился прямо к ней широким шагом. Вейя дышать забыла, вжавшись теснее спиной к колесу кибитки, морщась от врезавших в кожу дерева, подбирая ноги под себя, одёргивая подол платья, комкая его в озябших пальцах. Но никаких преград для кагана сейчас не было, Тамир нырнул под навес, поймал её за ногу, сжав в крепких пальцах, которыми только что сжимал хлыст, наказывая Арвана, к себе рванул с такой силой, что дыхание выбило из груди: вытащил из укрытия, будто щенка запуганного из угла. Вейя взвизгнула, скользнув по меху прямо в его руки, пытаясь ухватиться хоть за что-то, да только подстилку перевернула всю, бессмысленно цепляясь за мех.
— Иди сюда, — гневно процедил, держа крепко, не давая раздумать, не давая никакой передышки, за собой потащил.
Вейя только и успевала ногами переставлять, за ним поспевая, да спотыкалась неуклюже, скользя по мокрой траве. Охнула, когда Тамир терпение всякое потерял, в охапку её сгрёб, за пояс обхватил и понёс, как куль с соломой, держа в захвате руки крепко, будто она не весила ничего. Проходя мимо Арвана, что всё ещё на земле корёжился, хрипя и подвывая — правая сторона в крови, Вейе дурно стало, когда увидела ошмётки увеченного уха, замутило ещё больше, на миг перестала сопротивляться. Всё по её вине.
— Увижу тебя рядом с ней, — бросил Тамир Арвану, что и повернуть головы не мог, — отсеку не только уши.
От его слов по телу Вейи дрожь пробежалась. Неведомо откуда набежали дозорные, Сыгнак что-то прикрикнул им, а что дальше — Вейя уже и не видела, оглушённая собственным страхом и ужасом того, что её ждёт. Взвилась, как обезумевшая, высвободиться только желая, брыкаясь, вцепившись в руку кагана, что сдавливала рёбра, как стальные тиски, но не обращал внимания на её вопли. Холодная дрожь пробрала по всему телу, когда Тамир не остановился и перед кибиткой, возле которой разбили палатку девушки, Вейя успела заметить, как вынырнула из неё Огнедара. К щекам и ушам Вейи такой жар поднялся от стыда и позора — скоро всем известно станет, что произошло между Вейей и Арваном, а что не было — приврут.
Думать Вейя больше не могла. Тамир рванул полог в натопленное пропитанное смолой и чуть горьковатым дымом, не выпустил — швырнул в нутро шатра свою ношу. Вейя влетела к самому очагу, что был разбит в земле, едва не наскакивая на него, подпалив подол платья, хотя тот был сырой, хоть выжимай. Рёбра ломило от его пальцев, что сдавливали всю дорогу. Не успела она развернуться, как Тамир, тесня её в самую глубь шатра, надвинулся стеной, нависая своей мощью, дышал так горячо и глубоко, словно жерло кузни — плечи приподнимались напряжённо, волосы блестели от влаги, завились на концах, чуть падали на лоб и тёмные брови. Глаза Тамира сузились в угрожающем прищуре, а в глубине чёрной заклубилось что-то страшное, первородное, человек не может так смотреть губительно.