Поцелуй истины (СИ) - Снегова Анна. Страница 10

— Видите ли, я должен был отправить отчёт в Конклав о проделанной работе. Там я не мог не отметить удивительную удачу, пославшую нашему захолустью в последний день уходящего года столь ценный объект, как последняя ведьма Тормунгальдского леса…

— Это ещё не установлено! — обрывает его мой Инквизитор. Что он творит? Он же всё про меня давно понял…

— А это не важно! — усмехается старик и вытаскивает, наконец, руку из кармана. В ней маленький туго свёрнутый свиток, скрепленный алой печатью. — Ответ был получен незамедлительно, по магпочте. Решение по этому делу принято. Честно говоря, на моей памяти такого не случалось — судя по всему Конклав был собран в полном составе прямо посреди ночи и…

— Дайте мне!

Синеглазый подаётся вперёд, нетерпеливо выхватывает свиток из скрюченных старческих пальцев, ломает печать и разворачивает пергамент. Моё сердце сейчас выпрыгнет из груди. Безумно хочется попросить его показать мне, что там написано. Но это выглядело бы слишком странно и дерзко для простой заключённой. Что же там такое?! И почему мой Инквизитор молчит… эта гробовая тишина действует на мои нервы, как шпоры на загнанную лошадь.

— Если хотите, я помогу вам исполнить… — вкрадчиво начинает старик.

— Прочь отсюда!! — рявкает человек, за широкой спиной которого я по-прежнему могу сохранять крохи иллюзий, что всё будет хорошо. Но уже чувствую ледяные когти ужаса на сердце и понимаю, что ничего никогда не будет.

— Поосторожнее, Родерик! — глазки старика вспыхивают опасным огнём. — У вас сейчас такой вид, что я всерьёз опасаюсь — уж не нарушили ли вы третий пункт Кодекса Инквизиторов!

— Я. Сказал. Прочь!

С напряжённых пальцев моего Инквизитора срываются синие искры, а потом десятки острых ледяных стрел летят к старику и вонзаются в пол у самых его ног, он едва успевает отпрыгнуть. Я и забыла, что в Инквизиторы берут только самых сильных магов. А мой, кажется, из рода особенно древних и мощных.

Больше намёков старику не требуется — и он поспешно уходит за дверь, бросив на меня полный ненависти взгляд напоследок.

Звенящая как раскалывающийся лёд тишина остаётся после его ухода.

Откидываюсь на камни стены, совсем без сил. На душе странное опустошение. Синеглазый медленно поворачивается ко мне. Даже не хочу смотреть ему в лицо — не хочу видеть его выражение. Просто отворачиваюсь. Мне и так всё ясно. Я и так знаю, что в свитке. Какой мне вынесен приговор и что он должен сделать. Ни один здравомыслящий человек не пойдёт против воли всего проклятого Конклава — хотя понятия не имею, что им сделала одна маленькая бедовая ведьма из дремучей лесной чащи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Эби, посмотри на меня!

Хриплый голос, напряжённый. Не хочу поворачиваться! Не буду. Мне теперь вообще всё можно. Хоть вообще с ним не разговаривать и не откликаться. Я, может, одна остаться хочу. Пореветь в тишине. Вот только… нет, кое-что мне всё же хочется успеть сделать.

— Ты спрашивал, какие чары я знаю. Я тебе хочу показать. Это, правда, уже совсем не важно… но мне просто хочется, чтобы ты знал. Освободи пожалуйста… одну руку мою. Сделай… такое огромное одолжение. Или не доверяешь? Я пойму, если нет.

Кажется, под конец я совсем сошла на шёпот. Слёзы душат, все силы уходят на то, чтобы крепиться.

Почему-то очень сильно удивляюсь, когда оказывается, что мою правую руку и правда больше ничего не держит. Вполне достаточно, чтобы колдовать. Многие заклинания удаются одной рукой. Даже очень опасные. Даже гибельные чары.

Всё-таки поворачиваю голову и смотрю в упор на синеглазого. Почему-то так и думала, что снова увижу лицо-маску, под которыми он так умело прячет свои эмоции. Но ещё мне кажется, что в глазах-прорезях этой маски, где всё же мелькают чувства, я вижу оттенок настороженности и ещё что-то трудно выразимое. Как будто он ждёт моих действий с непонятным волнением.

Наверное, понимает, что я запросто могу попытаться сейчас на него напасть. Ну просто потому что альтернатива моя… так себе. Кошмарненькая такая альтернатива, если честно.

Но я не смогу его убить. Даже чтобы купить этой страшной ценой свою свободу. Свою собственную жизнь, которая кажется, истает скоро как Новогодняя свеча.

— Не смотри на меня так, — прошу, улыбаясь. А противные слёзы всё-таки скатываются с ресниц. — Я просто покажу тебе одно моё изобретение. Эти чары я придумала сама.

Взмах рукой. Магия моя откровенно «засиделась». Ей не терпится показать себя в деле. Сложное движение пальцами — будто музыку играю прямо на воздухе, или венок невидимый плету.

Потянуться. Достать. Вытащить. Забрать себе.

Согнуться от боли в ноге, которая впивается под кожу и доходит, кажется, до самой кости. Уф-ф… Кажется, получилось! А я что — я ничего. Мне-то уже какая разница. Пусть болит.

— Ты… что сделала?

Вот теперь я даже довольна. Столько ошеломления в глазах цвета неба.

Пытаюсь отдышаться, ответить невозмутимо — хотя не слишком выходит. Всё-таки ещё слишком больно.

— Я просто… вылечила твою ногу. От этого самого… застарелого ведьминского проклятья. Больше… не будешь хромать и морщиться от боли, когда думаешь, что никто не смотрит. Забрала боль себе. Но ты не переживай — у меня всё скоро пройдёт! Каких-нибудь пару…

Осекаюсь. Горло сдавил спазм.

Несколько долгих мгновений он смотрит на меня всё тем же ошеломлённым взглядом. И кажется, прислушивается к внутренним ощущениям. Да не должно у него больше ничего болеть! Я абсолютно уверена в своих чарах. Они у меня всегда получались на совесть — хоть с поломанными кирпичами, хоть с ранеными животными, хоть…

— Скажи, а… ведьмам положено последнее желание? Я… хочу попросить. Поцелуй меня! Пожалуйста. Не хочу умереть нецелованной. Пожалуйста! Родерик.

Инквизитор сминает свиток в уродливый комок, и тот падает ему под ноги.

А потом идёт ко мне и сжимает мою голову в ладонях.

— Моя глупая, глупая, глупая ведьма! Совершенно неправильная. Сумасшедшая. Невероятная…

Обрушивается лавиной быстрых, горячечных поцелуев на моё лицо. Целует лоб, висок, мокрые от слёз ресницы, скулы… Всхлипываю от раздирающих чувств, которым нет названия. Трепещу в его руках. Схожу с ума от бури, в которой кружится и взлетает моё сердце, слово крохотная снежинка в метель.

Замираю на коротком вдохе, когда он переплетает свои пальцы с моими, прижимая их к стене, когда вдавливает меня в неё всем телом, а потом секунду медлит… и с бесконечной, пьянящей нежностью касается губ поцелуем.

Глава 13

Поцелуй длится, и длится, и длится… выворачивая мне душу наизнанку, заставляя забывать обо всём, кроме его рук и губ, и требовательных касаний, и запаха кожи так близко, что хочется им напиться…. А ещё было моё безграничное удивление — так что, бывает? Это правда со мной? Это мне не снится? Вот этот суровый страж законности, связанный по рукам и ногам Кодексом — он сейчас под угрозой наказания идёт против воли своего проклятого ордена и меня… целует?

Но постепенно удивление уходит, все посторонние мысли растворяются в пустоте, окружающий мир исчезает и я… словно проваливаюсь куда-то вглубь себя.

Мы стоим на ослепительно-белом поле в обнимку. Я прячу лицо на груди у своего Инквизитора, прижимаюсь тесно-тесно, положив ладони под щёку. Мои руки больше не скованы. А он успокаивающе гладит меня по спине. Всё вокруг залито белым светом, как будто мы сейчас в облаке.

И тут я вспоминаю. Заклятье подчинения через поцелуй. Оно же теперь начнёт действовать.

От этой мысли неожиданно становится горько. Мне не нужно никакое подчинение! Мне нужен он — настоящий, живой… любимый. Но уже поздно.

— Прости пожалуйста… я не хотела.

— Чего ты не хотела?

— Ну… подчинение через поцелуй. Нет, я думала об этом… какое-то время. Мне же нужно было как-то выбираться на свободу. Но когда я тебя попросила поцеловать меня… совершенно забыла обо всём на свете. Просто хотела, чтобы ты меня поцеловал. Веришь?