Босиком по пеплу. Книга 2 (СИ) - Мейер Лана. Страница 7

— Я не могу… мне все еще не хорошо, — Алисия начинает брыкаться сильнее, бьет по рукам, пытаясь отползти назад, забыв, что за спиной пропасть. Я удерживаю её, обхватывая за талию, и впечатываю в свое тело.

— Можешь, — с хриплым смешком отметаю её уловки. — Твой лечащий врач каждый день скидывал мне отчеты о твоем состоянии. Активная сексуальная жизнь не противопоказана, tatlim. Специально уточнил сегодня утром.

Одной рукой удерживая её спину, второй забираюсь под подол и немного отстранившись, стаскиваю с бедер кружевные трусики, которые тут же летят мне за спину. Быстро избавляюсь от рубашки, бросая на пол. Снова с усилием развожу в стороны стройные ножки, с голодной яростью пожирая взглядом практически голое тело девушки. Кое-где заметны следы от не заживших ожогов, но они не портят Алису. Ничто не способно её испортить в моих глазах, кроме чужого члена.

— Амиран, давай поговорим. Нельзя так начинать…, — она пытается воззвать ко здравому смыслу, но куда там…. Мои ладони по-хозяйски тискают сексуальную задницу под задравшимся чуть ли не до талии подолом. Выкинув руку вперед, Алиса дотрагивается до моего оголенного торса, желая остановить, и дергается, словно наткнулась на раскаленную стену. — Ран, я иначе представляла свою первую брачную ночь, — она, наконец, распахивает прозрачно-голубые глаза, они предсказуемо наполнены слезами. Надеется разжалобить меня? Зря.

 — Смешно слышать от тебя о первой брачной ночи, tatlim, — во мне говорит бушующая злость. Подняв руку, я обхватываю её горло, дотрагиваюсь большим пальцем до нижней губы. — Тем не менее, она у тебя была, — наши взгляды встречаются, и даже поливающий сверху дождь не способен унять жар, полыхнувший под кожей.

— Когда? — в аметистовых оазисах проскальзывает недоумение. Такой глупый вопрос. Словно у нее есть варианты.

— Ты забыла? — насмешливо спрашиваю я, почти касаясь губами её губ. — Всегда знал, что у кошек короткая память.

— Не говори со мной как с идиоткой, ­­— она повышает голос, заряжая меня очередным разрядом бешеной злости.

Глухо рыкнув, я стремительно склоняюсь к её губам:

— Открой, — приказываю, заметив, как она поспешно сжимает губы. Алиса отрицательно качает головой, испытывая мое терпение. Столкнув нас лбами, я сверлю её лицо настойчивым подавляющим взглядом. — Открой, tatlim. Или клянусь, я трахну твой чертов упрямый рот членом, а не языком.

— Я твоя жена, — её голос звучит тихо, с укором. — Почему ты мне не сказал?  Почему я узнаю об этом от отца?

— Я не обязан отвечать, — рычу сквозь стиснутые зубы.

— Ты меня проверял? — я молчу, сжимая пальцами её дрожащий подбородок, неотрывно смотрю в требующие объяснений глаза. — Если бы я знала, то не осмелилась бы на побег. Я же не сумасшедшая… Ты тоже виноват, Амиран. Зачем тебе все это было нужно? Скажи мне, чего ты хочешь?

— Разве не очевидно? — дернув её задницу на себя, толкаюсь выпирающей  эрекцией между раздвинутых ног.

— Ты угрожал, что сделаешь меня своей шлюхой, а я уже была твоей женой. Зачем? — упираясь ладонями, настаивает Алиса.

— Какая разница, tatlim? Зато теперь я знаю, с кем имею дело, — оскалившись, я поддаюсь вперед, вынуждая её откинуться назад. Алисия инстинктивно хватается за мои плечи, вспомнив, наконец, что внизу почти не меньше тридцати метров высоты. Даже кошка не выживет, если упадет.

— Что ты делаешь? — испуганно восклицает Алиса. В голубых глазах плещется отчаяние, страх, боль, уязвимость.

— Беру то, что принадлежит мне. Всегда принадлежало, — хриплю я, впиваясь в приоткрытые губы.

Увеличиваю угол наклона, заглушая женский вопль жестким поцелуем. Мой язык грубо врывается в её рот, терзает, подчиняя, лишая иллюзий. В какой-то момент инстинкт самосохранения берет верх, и Алисия сдается, отвечая на мое бескомпромиссное вторжение. Сначала робко касается своим языком моего, потом смелее, постепенно включаясь в дикую схватку над пропастью. Адреналин в крови зашкаливает. Злость, страсть, безумие. Разум сдается, проигрывая животной похоти, инстинкты правят процессом.

Мы оба хрипло стонем, когда она обхватывает мои бедра ногами, прогибается, трется промежностью о вздувшийся пах, вжимаясь голой грудью в мой торс. Женские ладони на моих плечах смягчаются, двигаясь почти нежно. Стойкое ощущение фальши вынуждает меня разорвать жадный поцелуй. Горящие вызовом глаза смотрят в мои, покрасневшие губы кривятся в насмешливой улыбке.

— У тебя нет гордости, Амиран аль-Мактум, — шипит она мне в лицо, царапая мою шею острыми коготками.

— А у тебя нет стыда, tatlim, — разъярённо огрызаюсь в ответ. Чтобы она не говорила, я чувствую её влагу, пропитавшую ткань моих брюк. — Рычишь, брыкаешься, а сама течешь, — добавляю грубым от возбуждения голосом, и резко отстраняюсь. Намеренно неторопливо опускаюсь взглядом вниз по её телу, задержавшись на блестящих от выделившейся смазки и заметно припухших нижних губах. — От себя не убежишь, Алиса, — хрипло произношу, глядя в потемневшие мятежные глаза с красноречиво-широкими зрачками.

Она вспыхивает стыдливым румянцем с ног до головы, быстро сдвигая ноги. Поздно, малышка.

— В постель, — озвучиваю свои планы и, взяв её подмышками, снимаю с мраморной столешницы балконного ограждения. Не ставя на пол, несу в спальню, словно беспомощного котенка.  Она и весит почти столько же, сколько Афра и царапается так же. Не всерьез, напрашиваясь на взбучку. Но только я сегодня играть не намерен. Алисия исчерпала лимит моего хорошего отношения. Остается только это:

— Платье сними, — отдаю очередной приказ, бросив девушку на кровать.

Она падает на спину. Отползает ближе к изголовью, сбивая покрывало. Приподнявшись на локтях, прикрывает грудь волосами и застывает. Не моргая, насторожённо смотрит на меня огромными испуганными глазищами, но не спешит подчиняться.

— Не провоцируй меня на грубость, девочка, — предостерегаю от глупых поступков, гипнотизируя Алисию непреклонным взглядом. — Если я сам сниму, тебе не понравится, — обещаю зловещим тоном.

Алиса съеживается, кусая губы, и неловкими движениями избавляется от последнего элемента одежды. её взгляд дрожит, концентрируясь на моем лице, пока я лениво стягиваю с себя штаны и опускаюсь коленями на кровать.

— Ран, — рвано выдыхает, взглядом умоляя меня остановиться и в тоже время обреченно наблюдая, как я неумолимо надвигаюсь. — Так нельзя, — отчаянно всхлипывает, понимая, что бежать больше некуда.

— Так — нельзя, — соглашаюсь я, с жесткой усмешкой. — На четвереньки, Алиса, — она вздрагивает как от удара. Глаза стремительно наполняются слезами.

— Собираешься трахнуть меня, как самку? — все-таки решается прояснить очевидный факт.

— Ты она и есть, — несильно шлепаю её по бедру. — Давай, малышка, покажи мне свою красивую задницу. Будешь упираться дальше, начну с нее.

Последняя угроза срабатывает быстрее, чем приказной тон. Не скрывая своего негодования, Алисия выполняет то, что от нее требовалось, открывая мне фантастический вид на подтянутые ягодицы и грациозно выгнутую спину. Откинув белокурую копну на расправленные плечи, смотрит прямо перед собой, не сутулясь, не опуская голову. В высоком изголовье кровати установлено зеркало, которое она из-за волнения не заметила. В отражение я могу наблюдать весь спектр обуревающих её эмоций. Я вижу каждую.

— В постели нет места гордости и стеснению, tatlim, — вряд ли она поймет, что я имею в виду, но все равно говорю. — Раздвинь ноги, — новый приказ заставляет её вздрогнуть. — Давай, Алиса, — снова шлепаю её ладонью по тугой заднице. Алиса упрямо вскидывает голову, и растерянно замирает, поймав в зеркале мой дикий от желания взгляд. Устав ждать, расставляю её бедра на устойчивую ширину. Смяв покрасневшую от шлепков задницу, тяну на себя, надавливаю чувствительной от острого возбуждения головкой на влажный вход и заполняю её резким толчком.

Алиса коротко вскрикивает, пряча лицо за волосами, а я дурею от того, насколько она мокрая и горячая. Градус беснующейся похоти зашкаливает, и я набрасываюсь на нее со свойственным мне эгоизмом. Сразу перехожу в жесткий бесперебойный темп. Хрипло рычу от острого удовольствия, разливающегося по всему телу нестерпимым голодом. Мало. Хочу еще. Хочу больше. И беру, жестко, выматывающее, грубо. Я так привык. Никогда не отдавать. Только брать.