Отель - Хейли Артур. Страница 85

— Ну что ж, скажить, что он получить свой ростбиф, — усмехнулся Лемье, — только обслужить этот господин в последняя очередь.

Это тоже было давним правилом. Чтобы не портить отношений с клиентами, в большинстве гостиниц заменяли одно блюдо другим, даже если просимое блюдо стоило дороже заказанного. Но всякий раз, как и в данном случае, привереду заставляли подождать, пока соседи по столу не приступят к еде, а то — чего доброго — и другие последуют его примеру.

Наконец череда официантов у сервировочного стола начала убывать. Большинство гостей, ужинавших в Большом бальном зале, включая опоздавших, были обслужены. На кухне уже появились подносчики с тележками, уставленными грязной посудой. По всему чувствовалось, что кризис миновал. Выйдя из-за сервировочного стола, Андре Лемье вопросительно взглянул на кондитера.

Тощий как спичка творец сладостей, который, судя по виду, едва ли часто притрагивался к собственным произведениям, изобразил нолик из указательного и большого пальцев.

— Все готово, шеф.

Андре Лемье, улыбаясь, подошел к Питеру.

— Похоже, мсье, как у вас говорят, мы забивать гол.

— По-моему, это слишком слабое сравнение. Я просто потрясен.

— То, что вы сейчас видеть, — хорошо. Только, — и молодой француз передернул плечами, — это ведь часть работа. Не везде ведь так у нас скажешь: хорошо. Извините, мсье. — И Лемье отошел.

На десерт было мороженое с каштанами и горящие вишни в коньяке. Подают это всегда торжественно — свет в зале убавляют, и официанты вносят пылающие подносы, высоко подняв их над головой.

Сейчас они как раз выстраивались перед служебным входом. Главный кондитер с помощниками в последний раз проверял подносы. Достаточно поднести огонь — и стоящее в центре блюдо запылает. Два повара ожидали неподалеку с длинной зажженной свечой в руке.

Андре Лемье внимательно оглядел шеренгу.

У входа в Большой бальный зал стоял наготове, подняв руку, метрдотель и только ждал сигнала от помощника шеф-повара.

Лемье кивнул, и метрдотель мгновенно опустил руку.

Повара со свечами устремились вдоль линии подносов, поджигая стоявшие на них блюда. Обе половинки служебных дверей распахнули настежь и закрепили в таком положении. В ту же минуту дежуривший у рубильника электрик притушил свет. Оркестр заиграл глуше и вообще умолк. В большом зале затих гул разговоров.

Внезапно луч прожектора прорезал пространство над головами гостей, осветив выход с кухни. Тишина длилась еще секунду, потом грянули трубы. Едва они смолкли, орган вместе с оркестром рванули во всю мощь «Когда святые входят в рай». И в такт музыке в зале появилась шеренга официантов с поднятыми пылающими подносами.

Питер Макдермотт, чтобы лучше видеть, вышел в зал. Огромное помещение было набито так, что яблоку негде упасть.

«Когда святые, когда святые, когда святые входят в рай…» — играл оркестр, а из кухни все шли и шли торжественным маршем официанты в ладно скроенных синих униформах. Их, как и всех, захватил этот спектакль. Через несколько минут многие из них вернутся в другой банкетный зал, где их ждет обычная работа. А сейчас, над их головами, словно сигнальные огни, плыли в полутьме пылающие подносы. «Когда святые, когда святые, когда святые входят в рай», — гремел оркестр. В зале раздались аплодисменты, потом ритмичная овация в такт музыке и марширующим вокруг зала официантам. Люди «Сент-Грегори» и на этот раз с честью вышли из трудного испытания. Ни один человек вне стен кухни и представить себе не мог, что считанные минуты назад повара и их помощники находились в критическом положении — и они с честью из него вышли. «Боже, я хочу быть там с ними, когда святые входят в рай», — играл оркестр. Официанты подошли к столам, свет в зале загорелся, и вновь вспыхнули аплодисменты и приветственные возгласы.

— На сегодня все, мсье, — сказал Андре Лемье, который снова стоял уже рядом с Питером. — А то, может, выпьете коньячку? Тут у меня на кухне есть небольшой запас.

— Нет, спасибо, — с улыбкой ответил Питер. — Представление было выше всяких похвал. Поздравляю!

Он уже пошел было прочь, как вдруг сзади услышал:

— Спокойной ночи, мсье. Не забудьте, о чем мы говорили!

— О чем? — Питер в растерянности остановился.

— Да о «супере» — об отеле, который мы с вами, можем создать.

Питера это позабавило и снова навело на привычные мысли, и он задумчиво стал пробираться между банкетными столиками к выходу.

Он уже почти дошел до дверей, как вдруг почувствовал: что-то не так. И остановился, озираясь по сторонам, пытаясь понять, что не в порядке. Внезапно до него дошло. Ведь доктор Ингрэм, вспыльчивый маленький президент конгресса стоматологов, должен был председательствовать и на банкете, одном из значительных событий конгресса. Но доктора не было видно ни на председательском месте, ни где-либо еще у длинного стола, за которым сидело руководство.

Несколько делегатов переходили от стола к столу, беседуя с друзьями, расположившимися в разных концах зала. Какой-то человек со слуховым аппаратом остановился возле Питера.

— Здорово закругляемся, правда?

— Несомненно. Надеюсь, вы остались довольны ужином.

— Да, это было совсем неплохо.

— Кстати, — поинтересовался Питер, — я искал доктора Ингрэма. И нигде не вижу его.

— И не увидите. — Сказано это было жестким тоном. Собеседник подозрительно уставился на Питера. — Вы из газеты?

— Нет, я работник отеля. Мы с доктором Ингрэмом встречались раза два…

— Он подал в отставку. Сегодня днем. Если хотите знать мое мнение, он вел себя как последний дурак.

Питер подавил удивление.

— Вы случайно не знаете, доктор все еще в отеле?

— Понятия не имею. — И человек со слуховым аппаратом пошел прочь.

В бельэтаже, где проходил конгресс, находился ближайший внутренний телефон.

На коммутаторе ответили, что фамилия доктора Ингрэма все еще числится в списке проживающих в отеле, однако в его номере никто к телефону не подходит. Питер позвонил главному кассиру.

— Скажите, доктор Ингрэм из Филадельфии уже выписался?

— Да, мистер Макдермотт, всего минуту назад. Он еще не вышел из вестибюля.

— Пошлите кого-нибудь, чтобы попросили его задержаться. Я уже спускаюсь.

В вестибюле Питер увидел доктора Ингрэма, который стоял рядом с чемоданами, перекинув через руку плащ.

— Чем на этот раз озабочены, Макдермотт? Если хотите получить благодарственный отзыв об отеле, то, боюсь, вам не повезло. И кроме того, мне нужно поторапливаться к самолету.

— Я узнал, что вы подали в отставку. И пришел сказать, что мне очень жаль.

— Думаю, они без меня обойдутся. — Из Большого бального зала, двумя этажами выше, донеслись аплодисменты и веселые возгласы. — Похоже, что уже обошлись.

— Вам обидно, что дело приняло такой оборот?

— Нет. — Маленький доктор уставился на свои ботинки, потом шаркнул ногой и проворчал: — Неправду ведь говорю. Чертовски обидно. Конечно, глупо жалеть, но не могу ничего с собой поделать.

— Думаю, на вашем месте любому было бы несладко, — сказал Питер.

Доктор Ингрэм резко вздернул голову.

— Моя карта еще не бита, запомните это, Макдермотт. И я не должен себя жалеть. Всю жизнь я был педагогом, и мне есть чем гордиться: немало моих учеников вышли в люди — к примеру, Джим Николас и другие; есть методы лечения, названные моим именем; мои труды стали пособиями для студентов. Это — весомо, солидно. А то, — и доктор Ингрэм кивнул в сторону Большого бального зала, — все глазировка.

— Я и не представлял себе…

— Немного глазировки, конечно, не мешает. Это даже начинает нравиться. Я ведь хотел стать президентом. И я был рад, когда меня избрали. Это ведь значит как бы получить одобрение людей, чье мнение ты ценишь. По правде говоря, Макдермотт, — одному богу известно, зачем я все это вам говорю, — мне чертовски обидно, просто кошки на сердце скребут, что я сегодня не там, в зале. — Доктор Ингрэм умолк и взглянул вверхтуда, откуда вновь донеслись звуки праздничного веселья. — Бывает, однако, в жизни и так, что приходится делать выбор между тем, чего хочется, и тем, во что ты веришь. — И маленький врач буркнул: — Некоторые мои друзья считают, что я вел себя как идиот.