Перегрузка - Хейли Артур. Страница 92
Знают ли вообще родители, размышлял Ним, что творится в душах их детей, что переживают они из-за эгоизма и легкомыслия родителей? Он вспомнил, как Леа, общаясь с ним по телефону, когда они с Бенджи оставались у Нойбергеров, старательно избегала разговора о маме. Какое мучение испытывала тогда Леа, чуткая и все понимающая четырнадцатилетняя девочка! Ему стало стыдно. Вставал вопрос, следует ли сказать детям правду об условии Руфи? Вероятно, придется. Конечно, это вызовет беспокойство — такое же, какое испытал и продолжал испытывать Ним. И все-таки будет лучше, если Леа и Бенджи узнают обо всем сейчас. Ним решил, что обсудит это с Руфью в ближайшие несколько дней.
Леа как будто почувствовала его тревогу.
— Все в порядке, папа. Все в порядке. — Затем, быстро переключившись, как бывает в юности, она выскользнула из его объятий и вернулась к своим делам.
Он подошел к окну, из которого открывался вид, похожий на панораму с почтовой открытки. Историческая часть города, порт, заполненный судами, и два самых знаменитых в мире моста — все было тронуто золотом клонящегося к закату солнца.
— Эй, — сказал он через плечо. — Какой фантастический вид.
Леа, улыбаясь, подняла глаза.
— Да. Конечно.
По крайней мере одно ясно: то, что он взял семью на съезд Национального института энергетики, оказалось хорошей идеей. Дети были в восторге, когда они все сегодня утром регистрировались в отеле. Леа и Бенджи, которых взяли из школы на четыре дня, получили задание, в том числе им поручили написать рассказ о самом съезде. Бенджи, обдумывая свой рассказ, выразил желание послушать завтра речь своего отца. Конечно, было не принято допускать ребенка на деловые мероприятия НИЭ, но Ниму удалось это устроить. Для семей существовала другая программа — поездка по гавани, посещение музеев, кино, — и Руфь с детьми могла к ней присоединиться.
Через некоторое время Руфь и Бенджи вернулись в номер. Со смехом они сообщили, что им пришлось попробовать по два стаканчика, прежде чем их пригласили в зал мороженого трехзвездного класса.
Второй день съезда.
Рассвет был светлым и безоблачным, солнце струилось в окна. Ним, Руфь и дети наслаждались роскошным завтраком, поданным в номер.
Во время завтрака Ним еще раз просмотрел текст доклада. По программе он был назначен на десять утра. В самом начале десятого Ним отправился на лифте вниз, на первый этаж.
Существовала причина, по которой он сначала направился туда. Из окна номера он увидел на улице что-то вроде демонстрации, и ему было интересно знать, кто и зачем ее устроил.
Выйдя из парадных дверей отеля, он понял, что это была все та же знакомая толпа — движение “Энергия и свет для народа”. Около сотни человек различного возраста шествовали, скандируя лозунги. “Неужели им никогда не надоедает, — удивился он, — и они ничего не хотят знать, кроме собственной точки зрения?”
Они размахивали своими обычными плакатами:
“ГСП энд Л” надувает потребителей”; “Пусть народ, а не зажравшиеся капиталисты, владеет “ГСП энд Л”; “Энергия и свет для народа” требует общественного владения коммунальными предприятиями”; “Общественное владение — гарантия снижения тарифов на электричество”.
“Какого воздействия на Национальный институт энергетики, — размышлял Ним, — ждет “Энергия и свет для народа”? Он мог бы сказать им, что никакого результата не будет. Но они жаждали внимания к себе и, как всегда, его получали. Он видел телевизионные камеры. О да, всем происходящим руководил с бодрым видом Дейви Бердсон.
Начались попытки демонстрантов не пропустить транспорт к отелю. Путь к фасаду отеля блокировался цепочкой сторонников “Энергии и света для народа”, которые взялись за руки и препятствовали движению нескольких автомобилей и такси.
Другая группа перекрыла соседний служебный въезд. Там задержали два грузовика. Ним видел, что один из них был молоковоз, а другой — открытый пикап, груженный огнетушителями. Оба водителя вышли из своих машин и протестовали против задержки.
Теперь появилось несколько городских полицейских. Они двигались среди демонстрантов, увещевая их. Последовал короткий спор между полицией и демонстрантами, к которому присоединился Бердсон. Затем крупный бородатый мужчина пожал плечами и начал отодвигать своих сторонников от обоих въездов, а полиция, поторапливая их, пропустила внутрь два грузовика, затем автомобили и такси.
— Можете представить себе такую безответственность? — Говоривший был тоже делегатом съезда. Он стоял рядом с Нимом, и его можно было отличить по значку НИЭ на лацкане. — Это тупое стадо хотело оставить отель без противопожарной защиты и молока. Боже, но зачем?
Ним кивнул:
— В этом нет большого смысла.
Вероятно, демонстранты также не видели в этом смысла, ибо начали расходиться.
Ним вернулся в отель и поднялся на лифте на антресольный этаж, где находилось правление съезда.
Съезд НИЭ собрал несколько сотен бизнесменов, инженеров и ученых, в задачи которых входило обсудить общие проблемы, обменяться достижениями, да и просто пообщаться. По теории каждый делегат после этого должен был лучше делать свою работу. Трудно было определить денежную ценность подобного мероприятия, хотя таковая и существовала.
Делегаты уже собирались в холле конференц-зала, чтобы в неформальной обстановке выпить кофе. С этого начинался каждый день. Ним присоединился к тем, кто пришел раньше. Среди них были представители других энергетических компаний, некоторых он знал, других — нет.
Разговоры в основном сводились к нефти. Сводка новостей накануне вечером подтвердила, что страны ОПЕК были тверды в своем намерении получать за будущие поставки нефти оплату золотом, а не бумажной валютой, которая, особенно доллар, обесценивалась почти ежедневно. Переговоры между Соединенными Штатами и странами ОПЕК прекратились, перспектива нового нефтяного эмбарго становилась угрожающе реальной.
Если бы это произошло, удар по энергокомпаниям, производящим электроэнергию, мог быть гибельным.
Через несколько минут участия в обсуждении проблем Ним почувствовал, что кто-то сжимает его руку. Повернувшись, он увидел Фестона Джоунза, своего друга из Денвера. Они тепло пожали руки друг другу. Фестон спросил:
— Что нового о “Тунипа”? Ним скорчил гримасу.
— Строительство пирамид шло быстрее.
— И фараоны не нуждались в разрешениях. Верно?
— Верно! Как Урсула?
— Прекрасно. — Фестон просиял. — У нас будет ребенок.
— Это замечательно. Поздравляю! Когда должен наступить этот большой день? — Ним просто заполнял словами время, стараясь собраться с мыслями. Он ясно помнил тот уик-энд в Денвере, когда Урсула пришла к нему в постель. Урсула призналась, что она и ее муж хотели детей, но не могли их иметь. Фестон подтвердил это: “Мы оба прошли медицинское обследование… Мой пистолет поднимается и стреляет, но я заряжаю его только холостыми патронами. У меня никогда не будет боевых патронов…”
— Доктор говорит, примерно в конце июня. Боже! Ниму не нужен был калькулятор, чтобы понять, что это его ребенок. Он был в смятении. Черт знает, что тут можно сказать!
Не дожидаясь очередного вопроса, Фестон обнял его и похлопал по плечу.
— Мы с Урсулой хотели бы только одного. Когда придет время, ты должен быть крестным.
Нужно было радостно заявить о своем согласии, но Ним не мог выдавить из себя ни слова. Вместо этого он снова крепко сжал руку Фестона и закивал в знак согласия. “У ребенка Джоунза, — поклялся про себя Ним, — будет самый лучший, самый добросовестный крестный из всех крестных”. Они договорились встретиться снова до окончания съезда.
Потом Ним разговаривал с другими энергетиками из “Нью-Йорк Кон Эдисон”. По мнению Нима, это было одно из самых благополучных предприятий Северной Америки, несмотря на его возросшую роль в качестве сборщика налогов Нью-Йорка и поток брани со стороны некоторых политиков. Потом были встречи с людьми из “Флорида пауэр энд лайт”, “Чикаго коммонуэлс Эдисон”, “Хьюстон лайтинг энд пауэр”, “Сазерн Калифорния Эдисон”, “Аризона паблик сервис” и другими.