Аметист - Хейз Мэри-Роуз. Страница 35

— Он все еще спит здесь, — сообщила тетушка Камерон, — хотя она, разумеется, давно переехала.

Новая комната Виктории, выходящая окном на запад, такая же светлая и ухоженная, как и комната тетушки, ничего не говорила о своей хозяйке. Комната для транзитных пассажиров — не более. Гвиннет сразу же поняла, что в этой комнате не случалось ничего интересного, никаких сильных эмоций, никакой жизни.

— Я распорядилась, чтобы Кирсти приготовила тебе постель в этой комнате. Ты, конечно же, останешься на ночь.

Здесь тебе будет гораздо удобнее, чем в гостинице в Обане.

Кирсти накрыла стол для ужина в той же комнате, где проходило чаепитие.

Затем тетушка Камерон налила себе и Гвиннет великолепного мозельского вина, заметив, что винные погреба Скарсдейла вполне могли бы посоперничать с его библиотекой по количеству единиц хранения, несмотря на то что мальчик отправил в Лондон довольно значительную партию бутылок.

Когда поздним вечером они поднялись наверх, Гвиннет не смогла удержаться от вопроса:

— Тетушка Камерон, вы так и не сказали мне, откуда узнали, что надо приготовить чай на две персоны?

Старушка смотрела на Гвин из полумрака коридора.

— Откуда узнала? Ну, милая моя, тут нет никакой загадки. Телефонная связь в наших местах очень ненадежна; друзья-соседи могут явиться к вам на чай без предупреждения в любой день, как, например, доктор Макнаб, который имеет обыкновение заглядывать в Данлевен не меньше двух раз в неделю. — Увидев выражение лица Гвиннет, тетушка Камерон совсем по-детски рассмеялась. — Кирсти всегда ставит на поднос вторую чашку, тем самым избавляя себя от необходимости лишний раз покидать кухню.

Глава 5

— А ты не можешь развестись с ним? — спросил герцог Малмсбери, сосредоточенно вытянув вперед деревянный молоток с оранжевыми полосками, после чего он сильным, хорошо отработанным ударом послал оранжевый мячик вниз по лужайке.

Катриона вздохнула.

— Арчи! Ты поступаешь жестоко.

— Разумеется. Всем известно, что крокет — самая жестокая из игр. Крокет более жесток, чем даже любовь.

Арчибальд Хейли, превратившийся после смерти отца из маркиза в герцога Малмсбери, был одет во фланелевую пару, темно-красный свитер с надписью на груди «ГАРВАРД» и тапочки без носков. Пока Катриона искала свой мячик в густо посаженных на клумбе георгинах, он, напустив на себя грозный вид, вновь вернулся к интересующей его теме:

— Так как же?

— Разумеется, я не собираюсь разводиться с Джонатаном.

— Но это же глупо, — начал раздражаться герцог. — Ты немедленно должна развестись с ним и выйти замуж за меня.

Я многие годы мечтаю жениться на тебе. И ты прекрасно об этом знаешь. Твои дети уже ходят в школу. Переделка дома закончена. Чем ты дальше займешься? Ты же с ума сойдешь от скуки. Мне кажется, теперь тебе самое время заняться и моими владениями.

— Нет.

— Если ты не выйдешь за меня замуж, — мрачно продолжал Малмсбери, — я женюсь на Салли Поттер-Смит.

Должен же я на ком-нибудь жениться. Мне нужен наследник, и все такое.

Уехав в Гарвард зеленым юнцом, всего и всех боящимся, и в особенности своей громогласной матери, Арчибальд вернулся весьма уверенным в себе, приосанившимся молодым человеком, знающим себе цену и по-новому понимающим цели собственной жизни. После смерти отца Малмсбери, не теряя времени, развернул бурную деятельность по переделке дома и участка в предместье Лондона в рискованное, но доходное предприятие. Теперь по комнатам его большого дома, превращенного в музей, бродили толпы туристов, совершавших автобусные экскурсии по городу. Приезжие с удовольствием уплетали пирожные в винном погребе, превращенном в кафе, а их дети наслаждались катанием на карусели и качелями, установленными во дворе, и без устали шастали по живому лабиринту.

— У Салли Поттер-Смит есть деньги, но она напрочь лишена чутья.

— А у меня есть и то и другое? Благодарю, — грустно вздохнула Катриона. — Но я не, хотела бы, чтобы на мне женились из-за этого.

— Да, Боже ты мой, Кэт, неужели ты не понимаешь, что я шучу? Я люблю тебя. И ты это знаешь. Что же тебе еще нужно? Что я должен сделать? Что еще должен говорить?

Послушай, мы будем великолепной парой. Только представь себе, сколько всего мы могли бы сделать вместе.

— До чего же великодушно с твоей стороны! Но прости, Арчи. — Голос Катрионы смягчился. — Ты прав, говоря, что нам было бы хорошо. Но… я не люблю тебя.

Катриона смиренно стояла на краю площадки и наблюдала, как ее дочь, скорее по везению, нежели по умению, пропихнула свой мячик через очередные воротца и оказалась очень близко от герцога, который, повернувшись лицом к Кэролайн, нарочно злодейским голосом пригрозил ей:

— Чуть ближе, детка, и я разнесу тебя в щепки.

Катриона услышала, как взорвались смехом дочь и присоединившийся к сестре Джулиан, и от всего сердца пожелала себе все-таки полюбить Арчи.

Но Катриона не могла. К тому же сейчас у нее есть все, что нужно… Ну почти все.

«Двое здоровых, прекрасных детей, — принялась перечислять про себя Катриона. — Чудесный дом. Куча денег и несколько по-настоящему хороших друзей».

Над головой простиралось безоблачное июльское небо; пчелы лениво гудели в зарослях лаванды; Глэдис выкатила на террасу столик с чайным сервизом.

«Мне повезло, — убеждала себя Катриона. — В конце концов, мало кому достается так много, к тому же я еще и любима».

Она поднялась по ступенькам и села во главе стола.

Глэдис принесла поднос с крошечными бутербродами из черного хлеба и тонко нарезанных ломтиков огурцов.

В доме зазвонил телефон. Почти сразу же в дверях появилась запыхавшаяся мисс Клоуд:

— Леди Кэт, звонит ваша мать. Ваш отец заболел. Она так потрясена, что не может говорить…

И тут начался кошмар.

«Дорогая Гвин!

Пишу это письмо и для Джесс тоже, перескажи ей, пожалуйста, то, что прочтешь. У меня просто нет сил писать о происшедшем дважды.

Папа умер. У него был инфаркт, и он скончался в течение нескольких минут. До сих пор не могу в это поверить.

Но самое страшное еще впереди. Я чувствую себя ужасно виноватой. Во всем виновата только я, понимаешь…»

— Наш Эрни был бы сейчас жив, если бы не ваши обожаемые ванные комнаты, и бассейны, и королевские наряды, и азартные игры в Лондоне. — Охваченная горем миссис Скорсби гневно высказывала свои горькие обвинения в адрес Джонатана:

— А вы, девушка, — обратилась миссис Скорсби к дочери, — вы продали себя за смазливое лицо и титул, и вот к чему это привело. Осиротевший дом и прорва долгов.

Вашему отцу не пришлось выбрасываться из окна только потому, что внезапная смерть настигла его. Он умер в отчаянии и позоре.

«Оказалось, что папа годами брал у компании деньги, прокручивал их, подделывал векселя и счета — и все ради меня, — а теперь это открылось. Если бы отец был жив, его, очевидно, посадили бы в тюрьму.

Итак, мы банкроты. И я чувствую, что мы заслужили такую участь.

О Боже, что за сумасшедший дом! Какая горькая судьба!»

В уплату личных долгов отца должен был уйти не только Скорсби-Холл, но открылось также и то, что Джонатан повторно заложил Барнхем-Парк, ничего не сказав об этом Катрионе, тем самым он лишил ее подстраховки, которую она всегда держала на крайний случай.

Теперь Катриона, Джесс и Гвиннет сидели за круглым столом в преображенной столовой, не пахнувшей больше гнилью и собачьей шерстью, но благоухающей ароматом цветов. На столе стоял хрустальный графин с коньяком. Перевалило далеко за полночь.

— Слава Богу, что вы приехали, — вздохнула Катриона. — Вы и представить себе не можете, до чего же я вам благодарна.

Джесс была более чем рада своему приезду, позволившему ей отвлечься от собственных проблем и заняться решением чужих.

— Ума не приложу, что же мне теперь делать? — Катриона разлила коньяк по бокалам, решив про себя, что может позволить себе еще три порции. — Что, черт возьми, мне предпринять?