Кнут (СИ) - Демин Игорь. Страница 24

Комендант покрутил пальцем у виска.

— Они там перепились все?

Больше всего инженеру хотелось дослушать этот разговор, но Сыраев продолжал стоять за спиной и слишком долго маскировать безделье бы не получилось. Не дай бог сейчас вызвать дополнительные подозрения. Да и спертый воздух набитого людьми маленького помещения подстегивал головную боль.

Седой вышел из караулки и спустился на третий этаж, к лабораториям. В медицинском, карантинном блоках и помещении стационара, слава богу, свет не горел, а вот помещения, где работали ученые светились огромными, во всю стену, двухметровыми овальными проемами. Понадобится секретность? Стекла тут же превратятся в идеальное зеркало. Психологическая релаксация? Окна превратятся мониторы, и на выбор куча картинок: леса, поля, тропические пляжи. Говорят, такие можно поставить и домой, но обойдется в стоимость квартиры. На бункер денег не жалели. Особенно на ученых.

В лабораториях кипела работа. Белые халаты мелькали как заведенные, сыпали загадочными терминами, всплескивали руками, надолго застывали над микроскопами и пробирками.

Седой осторожно, в любой момент ожидая окрика, открыл дверь одной из лабораторий и подошел к столу, за которым священнодействовал его старый товарищ.

— Роман, не знаю, какие у вас тут порядки. Можешь отвлечься? Пойдем, по кофе жахнем?

— А?! — вскинулся друг, и тут же улыбнулся, — А, Седой. Привет. Ты тоже тут? Хотя, конечно, как иначе. Чего тебе?

— Пошли, говорю, кофе попьем.

Седой впервые видел друга за работой. Раньше в лабораториях бункера рядовые ученые не появлялись, а приходить в институт на его рабочее место не было ни повода, ни возможности.

Роман почесал лоб.

— Погоди. Погоди. А, все равно тут работы на месяц, пошли!

И сразу за дверьми увлеченно затараторил:

— Ты не представляешь, насколько это потрясающая штука. На вид — обычные споры. Размеры в диапазоне нескольких десятых долей микрона. Маленькие, легкие, моментально перемешиваются с воздухом и распространяются вместе с его потоком. Одноклеточные. Одноядерные. То есть, самые простые. В организм попадают через легкие и тут же проникают в кровь.

— Какие споры? Причем тут споры-то?

Ученый широко взмахнул руками.

— При всем! Они везде. В воздухе. На всех поверхностях. В воде. Внутри нас.

Роман точно швырнул пустой стаканчик в мусорное ведро, хлопнул в ладоши от удовольствия и потащил друга в лабораторию. Там он без слов схватил Седого за руку, ткнул в палец чем-то острым, выдавил кровь на предметное стекло микроскопа и победно воскликнул:

— Смотри!

Пялиться в окуляр не пришлось — изображение выводилось на компьютерный монитор. По экрану бежали обычные в таком случае ручейки эритроцитов.

— И?

— Погоди, — отмахнулся Роман, ни капли не сомневавшийся в успехе эксперимента, — Сейчас. Сейчас. Вот они.

В потоке красных кровяных телец появились новые частицы. Немного меньшего размера, они двигались как ледоколы, свободно проходя сквозь любые скопления.

— А это не лейкоциты?

В наличие в собственной крови новых жителей верить не хотелось, тем более, вели они себя довольно нагло.

— Смеешься? Во-первых, лейкоциты намного больше. И выглядят по-другому. А во-вторых, ты считаешь, я мог перепутать?

— Да нет, ты что… — Седой не хотел задеть товарища, но смириться с новым знанием было не просто, — А что они там делают?

Роман не услышал вопроса.

— Елисей Сергеевич! Можно вас на минуту?

Из-за стола в дальнем конце лаборатории поднялся руководитель научных лабораторий, а по сути властитель всего третьего этажа доктор наук Елисей Алтынов. Высокий худой блондин с заостренными чертами лица и хрипловатым голосом, он словно сошел с кадра постаппокалиптического аниме. Такие холодные блеклые глаза никогда главному герою ничего хорошего не предвещали.

Роман и Елисей Сергеевич были единственными людьми на третьем этаже, с которыми Седой был знаком. И если Роман как раз и посоветовал направить резюме в фирму, обслуживающую бункер, то с его начальником познакомиться довелось уже здесь, на рабочем месте.

При решении любых связанных с коммуникациями вопросов голос Алтынова значил намного больше, чем мнение коменданта, а уж в подбор оборудования для третьего этажа вообще кроме него никто не лез. Елисей Сергеевич говорил мало и коротко, никогда не встревал в вопросы, в которых не разбирался, но уж если зацикливался на чем-то, то пёр до конца. Однажды, говорили, сцепился с комендантом по вопросу модернизации вентиляции и едва не продавил снятие подполковника с должности. Увольнение, может, и случилось бы, но при очередном визите ученого в бункер, Сыраев бесцеремонно затолкал доктора наук в одну из лабораторий, заблокировал ее изнутри, зазеркалил окна, и через добрый час они вышли оттуда вполне примирившиеся и даже слегка пьяные. Вентиляцию, правда, все равно переделали так, как требовал Алтынов.

— Елисей Сергеевич, смотрите.

Доктор наук мельком взглянул на монитор Романа и тут же кивнул на Седого:

— Он?

— Да.

Следующий часы превратились в сплошную череду расспросов, тестов и измерений. В руках Алтынова моментально оказалась медицинская карточка Крошкина, но его все равно спрашивали обо всех болезнях и травмах, которые он пережил с первого года жизни. Параллельно белые халаты взяли такое количество крови и других биологических материалов, что, казалось, они с удовольствием бы разобрали его на части и использовали каждую клеточку для микроскопов и колбочек. Над ним колдовали сразу несколько человек, ставя инъекции, делая надрезы, засовывая палочки и тампоны по все имеющиеся на теле отверстия.

Хорошо, хоть Роман, перед этим проверив уровень допуска инженера к секретной информации, начал понемногу комментировать происходящее.

— Смотри. Это твоя кровь, — ученый вывел на ближайший к лежащему на кушетке инженеру монитор три фотографии, — А это типичная кровь всех остальных. Увидев различие, мы собрали пробы со всех в бункере, но ты так и остался уникальным.

Количество тел, которые ученые называли спорами, в крови Седого было в десятки раз меньшим, чем у остальных. Разница была настолько очевидной, что сразу бросалась в глаза.

— Я бы сказал, что у тебя иммунитет, но это не было бы верным. Пока мы используем термин «условный иммунитет», потому что именно иммунных реакций на споры не проявляется ни у тебя, ни у нас.

— А что проявляется?

— Пока непонятно. Но в твоем организме споры проявляют гораздо меньшую активность. Смотри.

Ученый уткнулся в монитор, свернул фотоснимки крови и начал копаться в многочисленных папках.

— Сейчас. Сейчас. Погоди. Вот.

На экране появилось снимки клеточных структур. Роман начал водить по ним указкой.

— Это нормальные клетки. Мембрана, цитоплазма, ядро. А это зараженные. Вплотную к ядру примыкает спора. Внутри клетки! Они проникают внутрь, прилепляются к ядру, прорастают внутрь него, выпускают жгутики наружу и соединяются ими с такими же отростками изнутри других зараженных клеток. В итоге мы имеем грибницу внутри организма, которая проходит буквально через каждую клеточку.

Молодой ученый искренне восторгался возможностями спор, а вотСедой совсем не разделял его восхищение.

— А у меня что? В чем выражается иммунитет?

— В твоем организме спора проникает в клетку, прилепляется к ядру, выпускает жгутики наружу, но контроль над ядром не получает. В итоге развитие гриба останавливается, хотя сеть внутри организма, наверное, ее можно назвать мицелием, уже полностью сформирована.

— И?! Что это значит?

Седой терял терпение. Слушать, когда о твоем теле говорят как о препарированной лягушке, то еще удовольствие. Хотя и приятно чувствовать, что организм справляется с заразой лучше остальных.

— Понятияне имею. Удивительно, что мы хотя бы это успели рассмотреть. Исключительно благодаря интуиции Алтынова. Мы называем тебя «условно иммунным», но как это отразится на твоём или наших организмах пока не знаем. Пока мы знаем только, что грибница внутри нас уже есть. И с ней придется жить, плохо ли, хорошо — в ближайшее время узнаем. Очевидны сейчас четыре факта, — Роман начал загибать пальцы, наблюдая за забором у товарища очередной порции крови, — Первое. Грибница существенно повышает обмен веществ. Второе. Невероятно увеличивает регенерацию. Третье. Как следствие, наступает сильный голод. Ну и четвертое — самое грустное. Сколько пищи не потребляй, общее состояние организма все равно ухудшается. И сколько нам удастся протянуть до полного истощения и обмороков, пока непонятно.