Король-поэт (ЛП) - Мьер Илана С.. Страница 51

В зале портретов Пророки и поэты Вассилиана ели за длинным столом, только там не было паутины. Юные поэты занимались уборкой, а они старались уходить от этого, когда могли. Многие часто говорили об уборке и еде в Академии, которые тогда не ценили.

Хвороста было мало, и они не могли греть много комнат, так что в зале портретов проводили и собрания. Архимастер Хендин не сразу смог уговорить коллег, что его информация о грядущем бое была правдой, насколько можно было верить в пророчество на звездах. Еще больше времени он потом убеждал Пророков присоединиться к нему. Джулиен сидела там и зевала. А потом стыдилась, потому что не она была в руках Белой королевы.

Она могла представить, как Дорн Аррин говорил ей, как глупо она себя вела. Что это не помогало.

Джулиен вспомнила утро, как постучала в дверь комнаты Дорна в гостинице. Страх в груди появился сразу, словно она уже знала. Они выломали дверь. Было понятно, что случилось. Дорн Аррин не ушел бы без лиры. Не по своей воле. Они увидели открытое окно, выглянули и заметили веревку.

Весь путь в Вассилиан она подавляла слезы и стыд. Стыд, что плакала как ребенок, что этим усложняла все для архимастера, который тоже горевал.

План архимастера Хендина для шести Пророков включал и Джулиен Имару. Она могла временно ослабить королеву, что бы это ни значило. Когда придет время на поле боя, Джулиен выпустит тайное имя. И тогда, если получится сделать брешь, Пророки нападут на королеву, когда она будет слабее всего.

Они не брали в расчет противника королевы, но это все, что они могли. Хендин отметил, что если опасность была в бое между двумя, может, было преимущество, если бой закончится победой одной стороны. Хотя кто мог знать?

Десять дней от Нового года. Они будут на предсказанном поле боя ждать мига. Джулиен не надеялась, но вариантов лучше не было.

Она спала в старой комнате Лин Амаристот, которую Хендин открыл ей ключом.

— Тут не спали с тех пор, как она тут жила, — сказал он, и Джулиен знала, что так он давал ей нечто. Оставшись в комнате детства Придворной поэтессы, Джулиен могла увидеть, с чего начинала та, кем она восхищалась.

Но комната вызывала печаль, не была удобной. В этом комната была как весь замок. Казалось, Амаристоты верили в богатство, но не в удобства. Всюду на стенах висело оружие, его было больше, чем картин и гобеленов. Кровать Лин была узкой, постель теплой, но из грубой ткани. Ее шкаф был полон платьев, многие были темными. Но некоторые были хорошим, из шелка и с ароматом. Джулиен могла закрыть глаза и представить Придворную поэтессу в одном из них, танцующую с мужчиной в зале портретов.

Комната была с одной роскошью — серебряное и большое зеркало на стене во весь рост. Джулиен не смотрела туда.

Эти предметы не говорили о том, какой была Лин Амаристот — первая женщина, ставшая Пророком и Придворным поэтом. Но там была полка книг, и с ними Джулиен обращалась с благоговением. Она словно нашла друзей в месте чужаков.

В некоторые ночи она сидела у окна с видом на сосновый темный лес и тихо плакала. Она ощущала себя глупо, но никто хотя бы не видел. Она пыталась вспомнить последние слова Дорну Аррину, но не могла. Может, это было «спокойной ночи».

Пока они были в Вассилиане, почти ничего не изменилось, но близилось время отбытия. Горные дороги были непроходимыми от снега, Пророки собирались перебраться в Кахиши магией. У поля боя было кольцо стоячих камней, оттуда они могли потянуть древнюю магию для перехода. Джулиен не понимала детали, и ей было все равно. Она была слишком занята, думая, где может быть Дорн, стараясь не думать об этом.

Ночами она и архимастер сидели в зале портретов и говорили о жизнях. Они ощущала теперь равенство между ними. Расстояние учителя и ученика пропало за эти дни.

Он рассказал ей, что был третьим сыном небольшого аристократа, как он рос, читая все, что мог, изучая лиру. У него был учитель, пока не пришло время отправлять его в Академию. И он шел по прямой без колебаний или сожалений.

Джулиен говорила о своей семье. Сначала немного. Она впервые пыталась говорить о себе после Сендары Диар. С другой девушкой всегда было ощущение натужного терпения, вежливости, когда Джулиен говорила о себе, она ощущала, что Сендара играет интерес. Архимастер был другим, хотя она говорила с ним сдержанно. Она хотела быть понятой, но начала понимать, что это невозможно. Вряд ли кто-то мог знать, почему она ощущала себя как в плену, когда ее жизнь казалась хорошей. И вряд ли кто-то знал, как ощущалось быть изгоем в Академии.

Когда архимастер Хендин говорил о юности, учителях, и как его обучение поддерживали, она не могла скрыть зависть. Для него это было естественным. Он и не думал об этом.

Он пытался понять.

— Есть много путей для обучения, — сказал он. Джулиен знала, что этот мужчина ухаживал за учениками так же внимательно, как за садом, и она была благодарна, хоть и не была до конца убеждена.

Она пыталась не думать о себе в том черно-серебряном платье, об уверенном отражении меж дверей. Спокойная, уверенная в своих силах. Это пропало. Она снова бегала по коридорам как ребенок.

Серые дни в Вассилиане проходили, и планы не были реальными для нее. Она знала, эти дни скоро кончатся, но они не говорили об опасности впереди. Но было сложно поверить.

До дня отбытия, когда она увидела архимастера Хендина в коридоре. Он выглядел так, как когда понял, что Дорна похитили. Хуже.

Она подбежала к нему.

— Что такое?

— Ничего, — он не смотрел ей в глаза.

— Скажите. Это… Это…

— Нет.

Джулиен не хотела признаваться, что была этому рада, когда он был так расстроен. Она сказала:

— Я знаю, что-то не так.

Он вдруг прислонился к стене.

— Мне придется открыть это совету. Я пытался днями дотянуться до Лин Амаристот и поведать ей о наших планах. И узнать, есть ли у нее новости.

— Хорошо, — сказала Джулиен. — Что она вам сказала?

Он смотрел мимо нее, словно его интересовала стена.

— Ничего, — сказал он. — Когда я дотянулся до нее, я ощутил то же, что в прошлом с остальными. Ошибки нет.

— Не понимаю, — хотя отчасти она поняла, руки дрожали. — Остальные?

Он смотрел вперед.

— Те, кто мертвы.

* * *

Как оружие Белой королевы, Дорн Аррин охранялся. Он слышал по ночам, как ее последователи танцевали и громко совокуплялись снаружи, но его держали в стороне. Он никогда не ходил без двух стражей, бессмертных, как она их звала.

Каждый день Этерелл Лир пытался вывести его из палатки — выпить, поесть у костра — и Дорн отказывался. Если его так используют, он сохранит достоинство. Он был рад только, что никто, кроме леди Теневого короля, не видел, как близко он был к тому, чтобы предать себя.

Он не стал бы спрашивать у королевы о том, что будет с ним после битвы. Он подозревал, что он все время будет ее, пока не найдет способ сбежать.

У него была одна надежда: Джулиен Имара знала имя королевы. Надежды было мало, но хоть что-то. Пока Белая королева не знала этого, шанс был.

Его мысли кипели от беспокойства и надежды.

В последнюю ночь перед боем Белая королева пришла к нему. Он сначала увидел ее свет в ночи, а потом она вошла в палатку. Она была довольной, как накормленная кошка.

— Завтра это начнется, — сказала она. — Ты будешь ключом. Слушай внимательно.

Она давала указания, и Дорн не мог говорить или отвести от нее взгляда. Она словно стала выше с их прошлой встречи, и он не мог забыть, как она ела сырое мясо на пиру у Теневого короля. Кровь мира питала ее, он был убежден. И она собиралась выпить все.

Он не мог ничего поделать, пока она давала указания. Было как раньше: она поцеловала его в лоб, и приказ проник в его кости. Имя короля делало его оружием, и этой ночью она использует его.

ГЛАВА 25

Хотя ночь укрывала поле, Джулиен Имара видела, как собираются армии. С вершины холма она и архимастер Хендин из-за стоячих камней смотрели на поле. С запада, из Эйвара пришли армии Белой королевы. Даже с высоты Джулиен слышала их вой. Вместе они были волной, которая постоянно вздымалась и опадала. Сторона королевы была хаосом. Порядок был только у вооруженных мужчин вокруг ее палатки. То, видимо, были Избранные.