Закат Пятого Солнца (СИ) - Штаб Юрий. Страница 111

С этими словами Себастьян с видом знатока потыкал тушку собаки ножом, удовлетворенно кивнул, подхватил вертел и подал его другу. Тот сокрушенно махнул рукой, но тут же протянул ее за угощением.

Ели неторопливо. Фернан лишь сейчас начал представлять, с какими трудностями сопряжены подобные походы. Раньше ему казалось, что главное — это отвага и стойкость в бою. Теперь он осознал, что отряд может погибнуть по каким-то смешным, казалось бы, причинам. И это не голод и даже не битва, а просто-напросто истощение. Постоянное недосыпание, недоедание, усталость от ежедневных пеших переходов, мелкие ранения, холод. Еще неделя-другая такой жизни и солдаты слишком ослабнут, чтобы нормально сражаться. А путь до столицы ацтеков, удивительного Теночтитлана, еще так далек.

Даже маленькая Тлашкала оказалась суровым и неуступчивым краем. Стало понятно, почему могущественный Монтесума не в состоянии завоевать эту страну. Поневоле в голову приходили мысли о том, что в словах некоторых ветеранов о необходимости поддержки с Кубы была какая-то истина. И все же Гонсалес, подогреваемый упрямой гордостью, в жизни бы не признал этого вслух.

Хуан Веласкес в это же время грелся у костра. Вскоре он собирался заступать в караул. Конкистадоры и тотонаки разместились в хижинах покинутого селения. С ближайших гор дул пронизывающий ветер и дома едва ли могли защитить от холода. Все спали не раздеваясь, в хлопковых панцирях и с оружием наготове. Тлашкаланцы могли напасть в любой момент. Хуан получил ранение, но не слишком обращал на это внимание. Стрела с обсидиановым наконечником сумела пробить толстую стеганку и неглубоко вошла в плечо. Вытащить ее не представляло никакой сложности. Подобный доспех оказался действительно эффективным — после битвы в нем торчало не меньше десяти стрел, но лишь одна достала до тела.

Веласкес сидел и думал, что ему еще повезло. Мало кто из конкистадоров вышел из последних схваток без единой царапины. Все они бодрились и готовились продолжать поход, поскольку никакого другого выхода просто не было. Лишь несколько человек получили так много ранений, что с трудом могли ходить. Подошел хмурый Альварадо, который только что сменился из караула.

— Морон умер, — сообщил он.

Под Мороном в битве убили лошадь. Самого всадника, изрядно посеченного, испанцы с трудом отбили, но к ночи он скончался.

— Упокой, Господи, его душу, — ответил Веласкес. — Он был мужественным человеком и отличным наездником.

— У нас с десяток солдат, которые вряд ли сумеют идти дальше. Скажу честно, воевать в Европе было бы проще. Там хоть раненых можно усадить на телеги и отправить в ближайший дружественный город. А здесь… Телег нет, да и кто бы их тащил? Лошадей всего дюжина и они нужны для разведки и боев. Не оставишь же людей в пустом селении на верную смерть. Но и войско не может ждать, пока они выздоровеют. Припасов почти не осталось. В округе с этим тоже дело плохо обстоит.

— Думаю, день-другой генерал-капитан даст им на восстановление. Потом нужно двигаться дальше. В крайнем случае, сделаем носилки. Тотонаков почти вдвое больше, чем нас, а тащить им, из-за отсутствия еды, приходится только одни пушки. Сумеют нести раненых.

Слова Веласкеса об отдыхе оказались верны. Кортес и сам понимал, что силы его отряда на исходе. На следующий день небольшая часть войска отправилась на разведку. Захватив в одном из селений с десяток пленных, а также пополнив хоть немного припасы, они вернулись обратно в лагерь. Там генерал-капитан освободил пойманных тлашкаланцев, накормил, успокоил и долго втолковывал, что он желает лишь мира и заключения союза. Отпустив этих парламентеров, он принялся ждать ответа. Индейцы, на удивление, не подвели и вернулись утром.

— Господин, вести неутешительны. Самый молодой и решительный вождь Тлашкалы, отважный Шикотенкатль, грозит взять в плен белокожих иноземцев всех до одного. Он обещает, что ни один из вас не избегнет жертвенного камня, после чего тела ваши будут съедены на триумфальном пиру. Он говорит, что ждать этого осталось недолго.

— Вождь хоть и решительный, но глупый, — вмешался Альварадо, также слушавший послание. — Он бы еще точную дату назвал и указал количество своих солдат, чтобы мы уж наверняка подготовились. Что же, нам это только на руку.

— Мы и так всегда готовы, — пробормотал Фернан.

Отвечал ли он Альварадо или же пытался убедить самого себя? Гонсалес бы и сам не сказал. Еда, вода, да и простая выносливость были на исходе. Пожалуй, даже лучше, что индейцы рвались в бой, пока у конкистадоров оставались хоть какие-то силы для решительного сражения.

— Более того, — продолжали послы. — Вожди Тлашкалы посылают вам подарок. В ближайшем селении, совсем недалеко, вас будут ждать две сотни отборной и вкуснейшей домашней птицы. Не гневайся, господин, но мы должны передать сказанные вождями слова. Они надеются, что вы подкрепитесь и хоть немного отъедитесь, чтобы вами самими было приятнее обедать.

— Мы их сполна отблагодарим за гостеприимство, когда Тлашкала будет покорена, — пригрозил Альварадо.

Кортес же лишь наградил парламентеров и отпустил их.

14. Главное сражение с Тлашкалой

На следующий день Эрнан Кортес повел своих ослабевших, израненных солдат вперед, на поиски врага. Перед ними расстилалась долина столь широкая, что тлашкаланцы с легкостью могли окружить небольшой отряд испанцев и тотонаков со всех сторон. Зато здесь хватало простора для стремительной кавалерии. Видимо, вожди Тлашкалы отважились решить исход вторжения одной битвой. Навстречу конкистадорам катилось огромное войско. Двадцать тысяч? Тридцать? Испанцы не смогли бы сосчитать.

Больше всего удивляло то, что индейцы шли не просто толпой. Кортес, и сам опытный полководец, видел, что ему противостоит не народное ополчение, а настоящая армия. С таким он еще не сталкивался. Тлашкаланцы двигались вперед колоннами, в строгом порядке. Большие яркие жезлы из ткани и перьев реяли над морем людей. Грохот барабанов и вой труб, сделанных из огромных морских раковин, наполнял воздух. Это были сигналы, направлявшие каждый отряд. Над всем этим живописным воинством возвышался огромный стяг — расправившая крылья белоснежная цапля, символ государства Тлашкала.

Испанская пехота построилась квадратом. Кортес доверил командование молодому капитану Гонсало де Сандовалю, а сам возглавил немногочисленную кавалерию. Тотонаки расположились позади конкистадоров. Артиллеристы лихорадочно заряжали орудия. Фернан стоял в первом ряду, справа от него оказался Себастьян. Тот отдал свой арбалет другому солдату, слишком израненному, чтобы вступить в ближний бой.

Глупо было дожидаться, пока индейцы подойдут вплотную. Их огромное количество и большая скученность имела и положительные моменты — каждый выстрел находил свою цель. Загрохотали пушки, кося тлашкаланцев десятками. Потом дали залп аркебузы. Защелкали тетивы арбалетов. Болты били метко, но разве могли три десятка стрелков остановить такую толпу? Исход битвы должны были решить копья и мечи.

Индейские лучники в свою очередь ответили. Стрелы сотнями взмывали в небеса и, описав дугу, устремлялись вниз. Конкистадоры мгновенно построили настоящую стену щитов в два ряда высотой. Земля по обе стороны от их отряда оказалась усеяна бесчисленными стрелами, дротиками и камнями.

Тлашкаланцы ринулись вперед, спеша вступить в ближний бой. Фернан видел их решительные скуластые лица, разрисованные черной и красной краской. Над головами развевались пышные султаны перьев. Защищенные хлопковыми доспехами, в деревянных шлемах, сжимая в руках копья или мечи с обсидиановыми вставками, индейцы выглядели живописно и устрашающе. У каждого из них на локте висел круглый щит — разрисованный, украшенный по нижнему краю длинной бахромой из перьев. Кое у кого виднелись доспехи даже на руках и ногах — деревянные пластины, с медными, а то и золотыми накладками.

Торопясь сразиться с врагом, тлашкаланцы теряли стройность боевых шеренг. Переполненные азартом, они уже не обращали внимания на приказы, звучавшие в воздухе. Напрасно, призывая к дисциплине, стучали барабаны и пели трубы. Воины видели перед собой вполне ясную цель — крошечную группу неприятелей, сгрудившихся, как будто от испуга. Каждый из тлашкаланцев уже мысленно считал, сколько же пленников он приведет сегодня домой и тем умножит свою славу.