Воинство болот - Колд Рональд. Страница 35
Дикари, как огня боящиеся приближаться к особняку, все же прокрались к озеру и похитили находящегося в бессознательном состоянии Ворона. Последнее, что помнил избитый офицер, которого волокли в джунгли, — это улыбающееся лицо Каримбала в окне и безразличие в смеси со скукой на челе Фуалы, вышедшей на балюстраду.
Лемуты, стоящие под мачтой флагманской галеры, в испуге шарахнулись, когда командор застонал и заскрежетал зубами. Артив вновь был в джунглях на юге Д’Алви, в дикарском капище, где вокруг грохотали барабаны и пели костяные дудки, а его грудь кромсало лезвие обсидианового ножа.
Ворона Пограничья прижигали огнем, закапывали в землю, мазали медом и совали в дупло к диким пчелам. Всякий раз дикарские шаманы возвращали к жизни и новому кругу страданий истерзанную плоть.
Дни тянулись за днями, месяцы за месяцами. Один круг ада за другим.
На ночь дикари окуривали пленного наркотическими травами, делающими обычных людей беспомощными, как младенцы. Но Артив давно привык к этим травам. Приторный аромат в большей степени усыпил бдительных часовых, чем сделал Ворона мягким и податливым. В одну лунную ночь он голыми руками задушил троих охотников племени и бежал в леса.
Долго, очень долго бродил он по чащам и болотам, выл на берегу Лантика, пил из луж и ел сырое мясо. Постепенно раны его затянулись, кроме одной, оставленной Фуалой в душе. Когда безумие окончательно его покинуло, Артив прокрался в свой старый гарнизон и украл хоппера и оружие.
Вначале он поквитался с державшим его в плену племенем. По одному или группами покидали охотники свое селение, чтобы не вернуться назад.
Наконец пришла очередь шаманов. Артив привязал их лианами к стволам плотоядных деревьев и всю ночь смотрел, как уходит жизнь из его мучителей. Когда от последнего дикарского колдуна осталась лишь пустая оболочка, Ворон Пограничья двинулся в сторону особняка.
Здесь он застал лишь телохранителей недавно умершего Каримбала, которые присматривали за домом. Одного он собственноручно утопил в озере, второго замуровал в подвале.
В особняке изгой нашел изрядные запасы наркотических трав, и надолго задержался, то лежа в тупом оцепенении среди клубов дыма, то читая колдовские книги из книгохранилища ведьмы. Не дождавшись появления Фуалы, он двинулся в столицу.
Когда Артив ехал по улицам южных деревень, люди, завидев его шлем с крыльями летучей мыши и пустые глаза, спешили закрыть ставни и произнести заклятье, отгоняющее демонов и оживших покойников. Так и не обмолвившись ни одним словом с людьми, он въехал в столицу. Охраняющие ворота гвардейцы в ужасе шарахнулись в стороны, не решившись спросить пропуск у давно сгинувшего героя пограничья.
Фуалу он нашел в роскошном дворце, некогда принадлежавшем Каримбалу. Мраморные ступени лестницы, чудесный сад, полный экзотических растений, площадка между первым и вторым этажом — все было залито кровью, когда Артив достиг спальни ведьмы. При расследовании выяснилось, что он убил и искалечил двух сторожевых псов, пятерых охранников, повара и кухарку.
Фуала спала глубоким сном, навеянным многосуточным бдением над хрустальным шаром сродни тому, что имелся на корабле мастера С’лорна. Она не проснулась, когда беззвучно распахнулась массивная дверь, и к алькову метнулась темная тень с занесенным кинжалом.
Сын ведьмы и Каримбала в это время находился в подземной крепости Зеленого Круга и обучался премудростям черной магии.
Покинув дворец, Артив хотел явиться к принцессе, в последний раз увидеть милое лицо, признаться в совершенном преступлении и сдаться гвардейцам.
Лучар при виде воскресшего Ворона Пограничья не испугалась и не удивилась. Она лишь с презрением подняла брови и спросила:
— Как ты мог променять меня на эту стерву?
Артив словно ударился о крепостную стену. Он молча повернулся и пошел прочь. Когда о его преступлении стало известно, погоня была выслана по всем направлениям, но всадник на угольно-черном хоппере в крылатом шлеме как сквозь землю провалился.
Потом был отряд наемников, к которому прибился Артив. Встреча с одним из странствующих колдунов, первая кровавая работа на службе у Зеленого Круга.
Во сне мелькали горящие деревни, восковые лица мертвецов, валяющихся в канавах, воронье над полями сражений, тонущие корабли, разоренные крепости. И надо всем этим — образ Лучар. Он доставлял командору страдания, словно встарь, будто и не было Фуалы, дикарей, кровавых походов, наркотического забвения, опустошения побед и дикого веселья скорых военных пирушек…
Артив поднялся со своего неудобного ложа как обычно, за несколько мгновений до того, как сигнальная труба объявила утреннюю побудку. Он с трудом доплелся до бочки с пресной водой и ополоснул опухшее лицо.
«Нет ничего в этом мире страшнее снов, — подумал он, морщась от пронзительного визга боцманских дудок, призывающих его дремлющий на воде флот к новому кровавому дню. — Сны могут выпить жизнь без остатка. Раньше мне снились кошмары, как простым смертным, и это было еще терпимо. Но вот череда воспоминаний, когда неведомая сила заставляет тебя повторно переживать самые неприятные мгновения жизни!.. Правы лысые колдуны: смерть и покой предпочтительней, чем суетное существование.»
Некоторое время командор раздумывал, не вернуться ли ему к своей старой привычке. Перед глазами встала глиняная курительница, почерневшая с годами от дыма и копоти, лежащая на самом дне походной сумки. К ней он не притрагивался уже два года.
«Нет, с этим надо кончать. Как говорил один знакомый пьянчужка из Нианского кабака, будем погружаться в безумие жизни трезвыми. Это путь немногих, путь сильных. Так страшнее.»
Первые лучи восходящего солнца коснулись верхушек деревьев на северном берегу, когда наемники, ночевавшие на берегу, стали готовиться к наступлению. Они с некоей ленцой развернулись вдоль воды и двинулись по травяному полю с чувством бесконечного превосходства над ополченцами Хозяина Бухты, выстроившимися вдали.
«И все же при чем тут Лучар? Как давно я не вспоминал эту надменную девчонку, с острого языка которой и начались мои злоключения. К чему бы это? Я слышал, что ублюдок Фуалы и Каримбала разнес Д’Алви в пух и прах. Если верно то, что говорят про Амибала, то принцесса, равно как и ее отец, давно гниют где-нибудь в сыром подвале или в могиле.»
Тряхнув головой, словно она трещала от сильнейшего похмелья, командор постарался раствориться в реальности нового дня войны и утопить остатки сна на дне души. Как говаривал один командир наемников с берега Внутреннего Моря, в отряде которого Артив начал свою карьеру на службе у С’лорна: «Что все твое богословие, сны и любовь по сравнению с размышлением о диспозиции?» Привычные мысли военачальника Нечистого закружились, стирая последние остатки ночных видений.
Артив воспользовался своим талантом к дальновидению, чтобы рассмотреть, готовы ли к атаке воины Нечистого, зашедшие горожанам в тыл.
Ревуны рассаживались на воющих от возбуждения Псов Скорби в относительном порядке, словно ими командовал не бездумный кровожадный бабуин, а покойный мастер Шагр.
— Великолепно, — пробормотал Артив и попытался определить, где же скрываются его Люди-Крысы, выдвинувшиеся во фланг флоридянам. Этот маневр не имел большого смысла, ибо Ревунов и наемников должно было хватить на обескровленное вчерашним штурмом ополчение сполна, но Артив опасался, что часть колонистов сбежит в крупный лесной массив, где Псам Скорби будет нелегко за ними угнаться.
Где именно скрытно наступают серые лемуты, он определить не смог.
— Наверное, это хорошо. Уж подавно, об их местопребывании не в курсе этот наглый мальчишка, Хозяин Бухты.
Сделав это умозаключение, Артив облокотился на борт галеры, и приготовился созерцать короткое сражение и полную капитуляцию флоридян.
Построившись густой фалангой и ощетинившись копьями, мужчины Бухты Спрутов под развернутыми знаменами шли на сближение с наемниками.
— Нет, но какова самоуверенность этого мальчишки! — возмутился Артив. Будь против него не жалкое мужичье, а регулярная армия, командор бы действовал немного иначе. Он позволил бы врагу отбросить десант и ударил бы с кораблей катапультами и стрелометами. После этого он ввел бы в бой резерв из числа глитов, и лишь затем обрушил бы на фланги и тыл Людей-Крыс и Ревунов. Но ополчение не представлялось ему сколько-нибудь значительным противником. В глубине души он считал, что молодой градоправитель всего лишь желает обозначить геройское сопротивление, чтобы потом поддаться просьбам своих сторонников и капитулировать, а для себя выторговать почетные условия сдачи.