Зимняя сказка - Хелприн Марк. Страница 46

– И все-таки давай представим на минутку, что он вернется назад через пятьдесят лет.

– Хорошо. Но где он может пропадать все это время?

– В Перу.

– Почему именно в Перу?

За разговорами такого рода они нередко проводили большую часть ночи. Госпожа Геймли не умела ни читать, ни писать и потому использовала свою дочь в качестве писца и исследователя, занимавшегося поиском интересующих ее слов в энциклопедиях. Старая женщина отличалась крайней пытливостью. За полтора часа она могла обсудить с поражавшейся ее талантам Вирджинией полторы сотни самых разных тем.

Несмотря на свою неграмотность, госпожа Геймли прекрасно владела языком. Откуда она черпала слова, не знал никто. Вирджиния полагала, что людей, живших на северных берегах озера, учили и вдохновляли открывавшиеся им просторы и дали. Обитателям маленьких селений неведомы проблемы и условности больших городов, и потому язык их богат и красив. Словарь госпожи Геймли был поистине огромен. Она знала и использовала множество редких старинных слов, о которых люди не вспоминали веками. Вирджиния отыскивала их в Оксфордском словаре и убеждалась в том, что госпожа Геймли практически никогда не делает ошибок. К примеру, говоря о собаках, она могла назвать их левинерами. Земли в окрестностях Квебека она именовала не иначе как трясиной. Слова «диклесия», «палантин», «раппари», «каротель», «опунция», «фарисей», «пальмерин», «компрадор», «секотин» и «пинтулария» слетали с ее уст без запинки. Их словарь растрепался, поскольку Вирджинии приходилось заглядывать в него едва ли не ежеминутно. Когда же госпожа Геймли гневалась, ее речей не могли бы понять и полдюжины лингвистов, которые скончались бы на месте от приступа «гиперкардии».

– Мама, где ты выучилась всем этим словам? – изумлялась Вирджиния.

Госпожа Геймли недоуменно пожимала плечами.

– Мы с ними выросли.

К счастью, порой она неожиданно ограничивала себя производными англосаксонского языка, и тогда речи ее становились вполне внятными. Вирджиния испытывала необычайное облегчение, а петух радовался так, что, будь он курицей, он нес бы по три яйца в день. А вдруг он на самом деле был курицей? Кто знает. Кстати сказать, в глубине души он считал себя котом.

Ветер задул еще сильнее, разметая стога сена, круша сараи и выплескивая озерные воды на поля. Госпожа Геймли и Вирджиния услышали оглушительный звон тысяч сталкивающихся друг с другом льдин, который походил на прощальный стрекот всех насекомых, когда-либо живших на свете. Дом стонал и покачивался, но он мог выдержать и не такую непогоду, поскольку строивший его покойный Теодор Геймли хотел, чтобы его жене и дочке ничто не угрожало. За прошедшие с той поры годы его цветущая жена успела превратиться в старуху, дочери же было уже за тридцать. Вирджиния отлучалась из дома всего на три года, после чего вновь вернулась сюда с младенцем, отцом которого был канадец французского происхождения Буасси д'Англе.

– Тебе не кажется, что наш дом может рухнуть? – спросила с опаской госпожа Геймли.

– Нет, не кажется, – спокойно ответила Вирджиния.

– Ну и ветрище! Представляю, что зимой будет твориться! Ох и туго же нам придется!

– Зимой всегда трудно.

– От холода земля промерзнет сильнее, чем обычно. Животным придется не сладко. У сельчан кончится пища, и они начнут болеть.

Эти зловещие предсказания вполне соответствовали погоде. В тех случаях, когда госпожа Геймли вещала столь же торжественно, она, как правило, оказывалась права. Вне зависимости от того, насколько истинными были эти предсказания, ветер в ту ночь дул со скоростью около двухсот миль в час, а температура воздуха опустилась до минус двадцати градусов по Цельсию.

После одного из особенно сильных порывов госпожа Геймли поднялась на ноги и принялась расхаживать по комнате. От раскаленной печи веяло жаром. Она обошла вокруг кухонного стола, посматривая на потолок, по которому бродили красноватые всполохи, едва заметные на фоне стен и полов розоватого, кремового и желтоватого цвета. На крыше что-то загрохотало. Джек тут же по-кошачьи бросился на руки госпоже Геймли.

– Мама, неужели это снег? – спросила Вирджиния так, словно она все еще была ребенком.

– В такую погоду снега не бывает, – ответила госпожа Геймли.

Подбросив в печь несколько поленьев, она пошла к углу, с тем чтобы взять двуствольный дробовик. При этом она заметила, что в такие холодные ночи лопаются оковы, открываются тюрьмы, сходят с ума лунатики и впадают в неистовство звери. Чудища, живущие в глубинах озера, могут попытаться забраться в их дом.

Они просидели так всю ночь. Хотя с Рождества прошло уже несколько недель, им казалось, что наступил сочельник. Вирджиния слегка покачивалась, баюкая ребенка и вспоминая свою жизнь. Дров в их доме хватило бы на две зимы, кладовая была забита копченым мясом, птицей и сырами, вяленой бараниной и овощами, мешками с рисом, мукой и картошкой, консервами, местным вином и всевозможными пряностями и приправами, необходимыми для готовки и выпечки. На полке стояло множество книг, трудных для чтения, которые бередили и волновали душу. На кроватях лежали толстые пуховые одеяла, легкие, словно взбитые сливки. Вирджинии довелось пережить немало тяжелых минут, она прекрасно понимала, что и дальнейшая ее жизнь не будет безоблачной и легкой, но сейчас она находилась у себя дома, и потому на душе у нее было покойно и тихо.

Канада – слово это было таким же протяженным и холодным, как занесенные снегом равнины этой страны. На то, чтобы добраться на санях до реки Святого Лаврентия, у Вирджинии и Буасси д'Англе ушло два дня. Ей вспомнился полный диск луны, видневшийся между верхушками согнувшихся под тяжестью снежного покрова деревьев. О своей жизни в Канаде она не помнила практически ничего, это же путешествие врезалось ей в память на всю оставшуюся жизнь.

Они отправились в путь ясным погожим днем, когда все вокруг было залито золотистым светом стоявшего низко над горизонтом солнца. В лучах этого удивительного мягкого света снег казался теплее воздуха. Его вид вызывал в памяти белую кирпичную стену, освещенную лучами заходящего светила. Две лошадки – одна гнедая, другая рыжая – без устали скакали легким ровным галопом далеко на север. День сменился ночью, а они все продолжали свой бег по снежной равнине, освещенной светом луны.

Лошадкам нравилось скакать по свежему снегу. Буасси д'Англе и молодая женщина, которую он едва ли не выкрал из ее дома, молчали. Их лица горели огнем, глаза блестели. Минута сменялась минутой, далекие тени оборачивались горами или лесами, изукрашенными инеем и снегом. По сторонам дороги появлялись и исчезали озера и бурные потоки. Дорога шла то вверх, то вниз, им казалось, что они плывут по волнам бескрайнего океана, над которым ви^ел полный диск луны. Кони были так счастливы, что могли бы доскакать до Канады без единой остановки.

И все-таки им пришлось остановиться, когда они достигли берегов озера, лежавшего между горными кряжами.

– Не знаю, как лучше поступить. Мы можем заночевать здесь и продолжить путь с наступлением утра. Позади осталось двести миль.

– Ты сможешь уснуть? – спросила Вирджиния. – А кони, думаешь, уснут?

– Нет, – согласно кивнул он, натягивая поводья и выводя упряжку на лед озера.

Они оставляли позади реки и дороги, они проезжали мимо помигивающих огоньками поселков и поскрипывающих мельниц, освещая себе дорогу фонарями в те минуты, когда луна скрывалась за лесом. И теперь Вирджиния не понимала, где она, – несется на санях сквозь морозный лес и вспоминает о тепле родного дома или же сидит дома у огня и вспоминает, как ее когда-то заворожил приглушенный топот копыт по снежному насту.

К утру госпожа Геймли и Вирджиния почувствовали себя совершенно разбитыми. Госпожа Геймли распахнула входную дверь и выглянула наружу. В комнату устремились потоки холодного свежего воздуха.

– Ни одна снежинка за всю ночь не упала. Беда, да и только. Зря только дрова жгли.

– А что с озером?