Война (СИ) - Дильдина Светлана. Страница 34

И ведь, паленый демон, добилась… если бы не изгнание.

Теперь молилась о том, чтобы светлейший господин Кэраи Таэна сдох поскорее. Но ведь скорее всего ничего ему не будет — он в безопасности, пока старший брат возглавляет армию Хинаи. Удобно устроился…

— Еще говорят, пока черный ветер не одолеешь, не совладать с чужим войском… А как его одолеть? Поднялся, и нет его…

**

По узкой, в рытвинах, улочке и в сухую погоду было непросто идти, а после дождя она становилась еще и скользкой. Здесь, в предместьях Осорэи, крупные улицы еще содержали в порядке, а на окраинах обустраивались, как придется. Шими спешил домой, опасаясь оставить без присмотра свою подопечную.

Шагнуть на крыльцо — с тех пор, как заболела нога, оно словно бы выросло, потянуть дверную створку, ощутить дымно-горький запах, вызывающий желание кашлять. Никак не привыкнет к этим травам, но раз сказано — надо, так и будет жечь понемногу.

Еще не успев заглянуть внутрь, услышал нежное пение. Женщина, скинув одеяло, сидела в углу, качала два чурбачка, словно куклы, порой спрашивая их, не знают ли, где сейчас их старший братик, ее первенец. Шими был глуховат и не особо вслушивался в ее бред, но даже обладай идеальным слухом и узнай что угодно невероятное, он бы сделал вид, что глух и нем. Ему не просто хорошо заплатили — того, кто это сделал, Шими обожал безмерно и столь же безмерно боялся.

Когда женщину привезли сюда, тот был чем-то сильно озабочен и, пожалуй, расстроен. Шими предположил, что здоровьем больной, хотя особой приязни к ней от гостя не исходило.

— Она мне нужна живой, — сказал он. Нет, приказал. — Я не могу обратиться к обычным врачам, но ты должен постараться.

Отец Шими хорошо умел лечить, как и брат, но они оба умерли, не сумев помочь себе. А Шими, сквозь пальцы спустив все наследство, стал в итоге лишь мусорщиком — и считался немножечко колдуном, немножечко не от мира сего. Лечил животных и бродяг, и те выживали.

Он не знал, кто его подопечная. Должен был лишь передать письмо, если женщина поправится. Болезнь затянулась: жар то спадал, то вновь поднимался, но хуже всего было с рассудком больной. Его пошатнуло какое-то сильное потрясение, и Шими не был уверен, что она придет в себя.

А жаль.

Она была еще довольно молода и даже сейчас довольно красива. Ему годилась, пожалуй, в дочери… или в очень младшие сестры.

Она пришла в себя однажды вечером, когда Шими уже собирался лечь спать — в той же комнате, привычно уже на матрасе подле двери.

Села, поджала колени, натянула одеяло на плечи, двигаясь не так, как прежде: осознанно. Так не женщины смотрят — больные голодные рыси, яростно и бессильно.

— Где мои девочки? — скорее по губам понял, чем услыхал; более того, почти увидел слова, тяжелые, медленно падающие.

Вместо ответа он протянул письмо. Спохватившись, поднес и свечу поближе, чтобы могла прочитать.

Дрожащими от слабости руками она развернула бумагу, вчиталась, и вдруг рассмеялась сухо, лающе. Этот смех Шими очень хорошо расслышал и рад был бы тут же позабыть.

**

«В шестой день Месяца Угря-Шаанэ войска захватчика Мэнго сокрушили горные заставы и спустились на равнину Трех Дочерей, где его поджидали войска командующего Ируваты. Здесь удача изменила Мэнго: он не смог продвинуться вглубь долины и стал в предгорьях. Если Заступница будет милостива к Хинаи, то скоро подмога придет из Северной крепости Ожерелья и враг будет разбит. Но командир Северной пока медлит, опасаясь удара из земель рухэй. По этой же причине медлит и командир Черностенной. Таких сил еще не собиралось у Ожерелья, помоги Небо нам всем».

Так десятого числа месяца Угря записал на сшитой в книгу бумаге хэйта секретарь командира Сосновой Яари Эйра. Увлеченный древними летописями, он уже несколько лет по собственному желанию записывал все, что казалось важным. А война была событием наиважнейшим.

В эти дни многие в разных частях провинции видели белое облако, схожее с крылатой лесной собакой. Разным людям оно показалось сходящим Ахэрээну. Растерянность вызвал знак — Опора, символ любви и заботы никак уж не символ войны. Другие начали говорить — ошиблись, то, верно, был белый дракон, явившийся укрепить дух жителей Хинаи.

Третьи толковали иначе — облако не коснулось земли, развеялось, и знак это самый плохой. Власть Ахэрээну не простирается более над провинцией, грядут темные времена.

По деревням со списками ездили порученцы, уточняя количество мужчин, которых призовут в войско. Некоторых забирали уже сейчас. Приграничному региону, Хинаи разрешалось держать свою постоянную армию, но, если не хватит сил, оружие придется взять каждому, кто сможет его удержать.

Тагари выступил к Трем Дочерям, забрав большую часть войска Срединной. Командирам ее и Сосновой поручено было в срочном порядке подготовить еще новобранцев.

Там, где дома примыкают к дороге, и в городках и селах стоят люди, смотрят на проходящее войско. Женщины стоят, старики, калеки и дети. Нет молодых мужчин — опасаются, что заберут, хотя не станут воины из отрядов хватать людей на обочине.

Не поднимается пыль от тысяч шагов, зато снег превратился в кашу; вскоре замерзнет опять, и долго еще по дорогам тяжко будет идти и ехать.

Зеленые с желтым знамена Хинаи, а рядом малиновые — Дома Таэна. А знак одинаковый — рысь, хоть и по-разному изображена. Подобравшаяся для прыжка — правящего семейства, и уже прыгнувшая — самой провинции. Будет ли удачным ее приземление…

Глава 12

Свеча в лампе погасла, за ней вторая, погружая комнату в полумрак, но Рииши этого не заметил, лишь приблизил к глазам донесение, которое читал. Так много надо было успеть — отец, почувствовав себя лучше, дал согласие на его отъезд к войску. Рииши уже выбрал, кому передать дела. Ближайший помощник захотел отправиться с ним, его было не отговорить; приказывать не хотелось, и пришлось думать о новой кандидатуре. Но теперь все в порядке. Вот только письма доразобрать, от тех, кто еще не знает об его отъезде.

И послание из Сосновой…

Распечатывая последний свиток, заметил наконец, что совсем стемнело. Огляделся. Вероятно, эту комнату не увидит больше, а так привык; для помещений городской стражи она довольно большая, но простая совсем, не слишком уютная — а теперь расставаться жаль. Сюда полгода назад приходила Лайэнэ, яркий садовый цветок. А у него на столе — сухой букетик бессмертников, с лета стоят, с тех пор, как, краснея, подарила невеста одного из сослуживцев, когда повысили того в звании… Встретил случайно обоих на улице, она протянула букетик…

Поймал себя на том, что улыбается.

Так вот в Сосновую и отправился этот бывший его сослуживец. Нара-старший помог, теперь парень один из младших офицеров крепости и Дому Нара предан всей душой. Сейчас, когда поговаривают о заговорах и предательстве, чем больше своих людей, тем лучше.

Всё.

Зажег напоследок лампу, поднял — многорукие тени побежали по стенам. Придирчиво оглядел стол — лишнее убрано, сундучок с оставшимися бумагами прихватит его слуга.

Коня брать не стал — любил пешком доходить до дома. Вышел на улицу, постоял за воротами, вдыхая морозный пока еще воздух. Больше получаса занимала дорога, и часть ее пролегала мимо узкого пруда, мимо каменных стен, летом увитых плющом. Провел рукой по шершавой кладке, вздрогнул, осознав жест — будто прощается. Нет уж. Если кто там пытается накаркать беду — обойдется.

Невдалеке от собственных ворот заметил носилки с малиновой рысью на занавеске. Значит, когда придет, у них уже будет гость. В другие дни обрадовался бы такому визиту, но сейчас сердце сдавило. Наверняка ведь не ограничится простыми любезностями, а отцу бы сейчас не надо лишних волнений. Сдержался, не ускорил шаг — не мешать же им, в самом деле…

Рииши напрасно думал, что его не заметили — но молодой человек так явственно приостановился, даже подался назад, что окликать его Кэраи показалось неуместным. Он продолжил путь, глядя по сторонам через приоткрытую занавеску.