Невеста Моцарта (СИ) - Лабрус Елена. Страница 41

— А потом они поссорились? — предположила я. — Из-за Марго?

— Из-за Марго? — он засмеялся. Его обширный живот заходил ходуном, как у жабы, и подбородки на груди тоже затряслись. — Нет, Марго они никогда не делили. А вот город — да. Особенно когда Давыда переклинило на деньгах. Наркотики — это были большие деньги, а Лука сотрясал своим кодексом как священным писанием: не иметь ни жены, ни семьи, ни имущества. Давыд, в отличие от него, как инок жить не собирался. Но тогда я уже уехал, меня отправили по окончании института работать в другой регион. А когда вернулся, и они стали врагами, и я с ними уже стоял по разные стороны закона. Лука мне не то что руки бы уже не подал, головы в мою сторону не повернул.

Что-то смутило меня в его рассказе. Нет, не правдивость. В то, что это правда — я верила. Какая-то деталь, мелочь, вопрос мелькнул, но я отвлеклась, мысли ушли в другую сторону, и я забыла, что ещё хотела спросить про парк.

— Значит, с моим отцом вы сдружились уже позже?

— Да, мы хоть и учились в одной школе, в детстве не особо общались, а вот уже потом… Как-то прокуратура расследовала одно тухлое дельце, связанное с подделкой предметов искусства, и мы консультировались у твоей мамы. Можно сказать, это благодаря ей мы снова встретились с твоим отцом и тогда уже подружились.

— Жаль, что родители никогда не рассказывали мне эту историю, — снова бросила я несколько крошек в кружку с капучино, вздохнула и вскинула подбородок, чтобы снова посмотреть на него: — Ильдар Саламович, почему вы не помогли папе? Почему допустили, что он влип в эту аферу? Почему…

— Давай я тебе отвечу, милая, — прозвучал голос Моцарта у меня над ухом.

Он коснулся губами моей шеи. Скользнул рукой по талии.

Я умерла.

Потом воскресла.

И снова умерла: на Моцарте были кроссовки, рваные джинсы, белая майка, чёрная кожаная косуха.

А ещё он принёс цветы.

И как по мановению волшебной палочки передо мной поставили коктейль. Чёртову Маргариту. С солью по ободку. Долькой лайма. И двумя обрезанными трубочками.

Кофе, раскрошенный круассан, который к концу разговора с дядей Ильдаром был больше похож на корм для голубей, чем на выпечку, тоже исчезли как по щелчку.

И человек, который только что рассказывал мне, что Моцарт насильник и гад, каких поискать, как-то сильно обесценил свои собственные слова, когда вдруг резко покрылся потом от страха и стал суетливо оглядываться, словно надеясь сбежать.

— Прости, что испортил твоё свидание, — тихо, на ухо сказал мне Моцарт, конечно, с издёвкой. Но я с лёгкостью его простила.

Почему у меня было такое чувство, что он явился меня спасти?

— Твой благочестивый крёстный сам участвовал в этой афере, солнышко. Правда, Ильдар Саламович? — Моцарт что-то показал пальцами бармену и перед нами поставили тарелку с закусками и открыли две бутылки пива. — Я угощаю, — кивнул он дяде Ильдару. — Не стесняйтесь. Для храбрости.

— Сергей Анатольевич, — возмутился тот, — у вас нет никаких оснований обвинять меня…

— У-у-у! — с сожалением протянул Моцарт. Стукнул бутылкой по моему бокалу, чокаясь, и опрокинул её в рот, чтобы сделать пару больших глотков. — У меня как раз есть. И основания, и доказательства. Я бы и дальше оставил вас в счастливом неведении на этот счёт, если бы не устал слушать лапшу, что вы вешаете на уши моей невесте.

У меня сердце остановилось. И упёрлось в рёбра после его слов, не желая идти, как упрямый мул. Моя невеста. И, может, всему виной чёртова Маргарита, которую я всосала полным сечением двух широких трубочек, но мне уже было плевать о чём этот разговор, сейчас я хотела только одного — чтобы он никогда не заканчивался.

Потому что Моцарт поставил свой барный стул так, что я сидела боком между его ног, в кольцн его рук. И никогда в жизни не чувствовала себя такой защищённой.

Пожалуй, расстояние между его рук — были самые безопасные и самые уютные полметра на земле.

Я развернула букет на стойке, чтобы видеть нежнейшего розового оттенка розы. И снова засунула в рот обе трубочки. Если напьюсь и упаду — я знаю чью руки меня поймают.

— Дорогая, напомни, как называлась строительная компания, что кинула твоего отца?

— Строй-Резерв? — с опаской спросила я.

— Её ведь даже не проверили, правда, Ильдар Саламович? В вашем раскормленном Госстройнадзоре так устали от миллионов, что им несли, и несли, и несли на взятки, что даже не заглянули в реестр, хотя, скажу честно, если бы и заглянули — не подкопались, но они и не полезли. Даже не уточнили кто заказчик, хотя в документы чёрным по белому было вписано: И.В. Мелецкий. Господин Тоцкий, лениво ковыряясь в зубах после сытного обеда спросил своего помощника: «Что у них есть ещё?» И тот с готовностью отрапортовал: «Большой госзаказ». «Так замораживайте его к херам собачьим, чего вы ждёте? Пусть платят, если хотят работать!» — Моцарт выразительно посмотрел на смертельно побледневшего дядю Ильдара. — Я рассказываю Евгении Игоревне, не вам. Вы-то как раз были на том обеде и слышали всё своими ушами. Да, Ильдар Саламович? Как Тоцкий скривился: «Спокойно поесть не дадут. Ничего сами сделать не могут». Как вы дружно с господином Ружниковым заржали. «Ну чего тебе ещё?» — лениво, по-барски развернулся Тоцкий. — Моцарт словно показывал спектакль, озвучивая его в лицах. — «А сумму какую?» — проблеял помощник. «Ну скажи пятьдесят миллионов», — бросил тот и отмахнулся. Так? Я ничего не перепутал?

— Дядя Ильдар? — я не собиралась спрашивать правда ли это. Я знала — правда от первого до последнего слова. И, может, виновата Маргарита во мне, но сейчас я даже немножко гордилась тем, что господин Сагитов узнал про «Строй-Резерв» не от меня. А ещё я точно знала, что ни за что не услышала бы тот телефонный разговор, если бы Моцарт этого не хотел. Я только выводы сделала неправильные. Я думала Моцарт хотел подставить отца, а он метил куда выше — в зам прокурора.

— Дядя, Ильдар, «Строй-Резерв» заплатил папины деньги Госстройнадзору? Господин Тоцкий их получил?

Он долго молчал, глядя на салфетку в руках, а потом сдержанно кивнул.

— И всё? — возмутился Моцарт. — Куда же делось ваше красноречие, Ильдар Саламович? Вы так подробно рассказывали крестнице о недобросовестных строителях, о мошенниках, что кинули её отца. Уверен, и про два мешка цемента и охапку досок, что от них остались, не забыли упомянуть. И об ответственности за дачу взятки, что грозила её отцу, не смогли умолчать. Вот только про ответственность за получение взятки должностным лицом в особо крупном размере забыли упомянуть. И про то, что пятая часть этих денег шла лично вам. И как жиденько вы обкакались, когда ваш друг господин Мелецкий пришёл писать заявление, а оказалось, что «Строй-Резерва» и не существовало никогда. Этот запах, уверен, ударил вам не просто в ноздри, он до сих пор стоит у вас поперёк горла. Даже после спешной отставки Тоцкого. Даже после того, как вы громко заявили своему, простите, другу, что не сойти вам с этого места, но вы достанете мошенников из-под земли, неужели вы всерьёз думали, что сможете выставить виноватым меня? Неужели не поняли, что это не доктора исторических наук, члена РАН и сенатора верхней палаты парламента господина Мелецкого, это вас, господин будущий прокурор города, подставили? Неужели всерьёз думали, что у вас получится выйти сухим из воды? Хотя… с изобретательностью у вас, честно говоря, не очень.

Моцарт снова махнул бармену, глянув на мой пустой бокал.

— Если я выпью второй, меня придётся нести, — ткнулась я в его плечо.

— Не волнуйся, детка, я донесу. Как всегда, — улыбнулся он мне, погладив по спине, и повернулся к дяде Ильдару. — Использовать Женьку как шпионку — это ведь была ваша идея, правда, Ильдар Саламович? И рыбку съесть и на хуй сесть — таков был план?

— Будьте добры не выражаться, Сергей Анатольевич, — покосился он на меня. — С нами всё же дама.

Моцарт заржал так, что на нас стали оборачиваться посетители.