Демократия по чёрному (СИ) - Птица Алексей. Страница 40

Американские негры, вооружённые винчестерами, постоянно вступали в конфликты с мамбовцами, и только вмешательство отца Пантелеймона, а также наличие семей, удерживало обе стороны от взаимного кровопролития.

Ни о каком расовом равенстве не могло быть и речи. Видя и ощущая своей шкурой постоянную сегрегацию со стороны белых, чернокожие американцы сразу же стали совершать подобные ошибки, не успев ступить на африканскую землю, по отношению к своим чернокожим диким «братьям».

Американцы считали себя цивилизованными людьми, стоявшими на ступеньку, а то и две, выше аборигенов. А то, что они все поголовно были неграмотными, и с трудом читали по буквам, это в расчет не бралось.

Да и с религиозной принадлежностью вновь прибывших, не всё было ясно. Половина из них были католиками и протестантами, кроме этого, были и баптисты, и не верующие, и ещё, каждой твари по паре. Тогда как все воины Мамбы были поголовно православными коптской церкви.

Не все выдержали тяготы длинного и изнурительного пути. Многие, особенно женщины и дети, погибли от укусов змей и ядовитых насекомых, а также заболели малярией, и ещё целым калейдоскопом тропических болезней, протекание которых только началось по их прибытии в Банги.

Пришлось мне разворачивать полевой госпиталь и вызывать сюда Сивиллу, с её сёстрами милосердия, и Самусеева, в качестве главного доктора. Я обеспечил их набором лекарственных средств, вроде укрепляющих и улучшающих иммунитет эликсиров, и запасом хинина, доставленного с караваном из Дуалы.

Караван свалился мне на голову, как цыганский табор. Кричащие и плачущие дети, страдающие от высокой температуры, искажённые яростью лица мужчин, считающих, что их обманули, испуганные лица женщин, не ожидавших таких тяжёлых условий, всё это изрядно напрягало меня.

Из почти двух тысяч человек, до Банги добралось тысяча восемьсот два. И было очень много больных, которых пришлось изолировать. Американские воины, набранные Луишем, тоже понесли потери, и теперь их было не пятьсот человек, а четыреста семьдесят пять. Но общее положение дел это не меняло.

Построив свои войска, я любовался их диким разнообразием, тринадцать тысяч угандцев, чуть больше пяти тысяч моих проверенных воинов, многие из которых были бывшими тиральерами, и почти пятьсот человек афроамериканцев. Три в одном!

Кого бояться больше, неизвестно. А тут ещё Колль этот… Фриц… немецкий, жаждет обговорить со мной все детали. «Решала», блин. Пора бы уже заключать союзный договор со всеми племенами, до которых я смогу дотянуться. Конфедерацию, так сказать, организовывать.

В итоге, я всё скинул на отца Пантелеймона и отца Кирилла, они духовная власть, пусть и разбираются. Явив афроамериканцам своё зверолюдное лицо, я заставил плакать детей, креститься женщин, и испуганно хмурить брови мужчин. Думаю, я всем понравился!

Момо нехотя слушал мой приказ о временном размещении всей вновь прибывшей кодлы на окраине города Банги, и, как бы ему не нравились мои новые подданные, а выполнять указания всё же пришлось. Работа закипела. Стали восстанавливаться старые хижины. Но, помимо неприятной работы, я решил озадачить Момо и любимым делом.

А именно, нападать и грабить. Правда, грабить там уже и нечего было, но, у его партизанских отрядов была ещё одна цель — препятствовать вывозу каучука и других ресурсов из Бельгийского Конго. Диверсионные отряды, маленькими группами по пятнадцать-двадцать человек, перебирались через реку и растворялись в густом кустарнике, на противоположном берегу.

Зная коварную и дикую природу негров, я популярно им объяснил, что никого насиловать не надо, в том числе и мужчин, убивать чужих негров тоже. Можно брать в плен, уводить к нам всех желающих, и забирать каучук и слоновую кость.

Убивать можно только карателей из Force Publique, и то, скорее по необходимости, чем специально. Ну и конечно, распространять моё влияние на племена банту в Конго. Формировать мой притягательный образ защитника и объединителя всех племён негров, и работать на мой имидж, справедливого и щедрого вождя, надеюсь они меня поняли.

То, что я уже стал, помимо князя и султана, королём, только добавляло притягательности в мой образ великого и ужасного. Разобравшись в менталитете негров, я уже вовсю эксплуатировал образ сильного и могущественного унгана.

Великий колдун, скандировали язычники во всех уголках Африки, до которых могла дотянуться моя тень. Великий объединитель православной веры и подвижник, проповедовали посреди хижин и площадок, больших и малых селений, коптские священники.

Колоритная личность и стихийный вождь, вынесенный на гребне волны тотальной колонизации Африки из глубин чёрного континента, судачили по обе стороны Атлантического океана. И только Азия и Индия безмолвствовали, не в силах разобраться со своими проблемами.

Фриц Колль терпеливо дожидался вождя в своей хижине. Кроме него, тут находился переводчик с его стороны, и переводчик со стороны вождя. С первой встречи чернокожий вождь внушал к себе почтение и иррациональный страх.

Да, он был негром и дикарём, но от этого знания становилось только хуже, и мистический страх липкой удушливой волной накатывал на Фрица. До этого он не раз сталкивался с унганами. Многие чернокожие туземцы работали как на администрацию, так и на плантациях, но они не внушали и толику того страха, который внушал Мамба.

Вблизи он оказался ещё страшнее и неприятнее, но работа — это основное правило для немца, а Фриц привык хорошо делать свою работу. Разобрав бумаги, он выложил их перед собой. Один экземпляр, напечатанный на русском, он положил перед Мамбой, а другой оставил у себя. Для губернатора Камеруна не было новостью, что вождь умел говорить, читать и писать по-русски.

Этим его знанием они и хотели воспользоваться, немного изменив текст договора, напечатанного на русском языке. Он немного отличался от текста договора на немецком. Но это немного имело просто кардинальное значение.

В «русском» договоре было написано: — «Германская империя, в лице губернатора Камеруна Йеско фон Путткамера, обязуется оказывать материальную помощь оружием, продовольствием и необходимым для ведения военных действий имуществом, по требованию Иоанна Тёмного, признавая нерушимость границ государства Банда и Буганда, под предводительством короля Иоанна Тёмного, по прозвищу Мамба, и не позволять захватывать его территорию третьим государствам».

«В свою очередь, Иоанн Тёмный согласен выполнять союзнические обязательства, с целью поддержки и защиты Германского Камеруна, а также Германской Восточной Африки, от внешних и внутренних врагов. Для чего он обязан оказывать вооружённое сопротивление общим врагам, как своим, так и врагам Германской империи».

В «немецком» же договоре было написано следующем образом: — «Германская империя, в лице губернатора Камеруна Йеско фон Путткамера, обязуется оказывать материальную помощь оружием, продовольствием и необходимым для ведения военных действий имуществом, по требованию Иоанна Тёмного, но по своему усмотрению, и тогда, когда считает это нужным, признавая нерушимость границ государства Банда и Буганда, под предводительством короля Иоанна Тёмного, по прозвищу Мамба».

Прочитав самолично союзнический договор, написанный на русском языке, я поморщился с досады, но на безрыбье и рак рыба. Лучше с немцами, чем с французами, и уж тем более, чем с англичанами.

Я, я, натюрлих (конечно), как-то правильнее звучит, чем факен зе щит, или шаромыжнические припевы марсельезы. Ну да, это на любителя. Емельян Муравей, внимательно читая оба договора, практически их нюхал, пытаясь найти подвох. Я по глупости… и не думая… подмахнул оба экземпляра на русском языке. И уже почти было решился расписаться в немецких экземплярах, как… Емельян что-то углядел, и громко закричал: