Демократия по чёрному (СИ) - Птица Алексей. Страница 41

— «Позвольте, позвольте, у меня все ходы записаны!», то есть «тут есть разночтения и обман!» И начал судорожно тыкать, давно хорошо не мытым пальцем, в немецкие бумаги.

Он так разволновался, что стал брызгать слюной и дышать вчерашним перегаром от выпитой не к месту банановой бражки.

«Эх ты, пропойца мой глазастый», — с теплотой подумал я о нём, и взяв прислонённое к стене копьё, направил на немца. Движение копья было неторопливым, и немец успел увернуться и отпрыгнуть от него. Отбежав к дальнему углу хижины, где происходили переговоры, он, сбиваясь на речитатив на своём лающем языке, стал возмущённо кричать и ругаться.

Оба на, а я рэпа на немецком, как-то, и не слышал, всё больше тяжёлый и лёгкий рок. Рамштайн там, Модерн Токинг, Скорпионс, Скутер, да Арабески всякие. А тут, поди ж ты, немец чистоганом рэп выдаёт, да складно-то так, собака, ругается. Чисто пёс лает!

Фриц Колль искренне возмущался подобным отношением и уверял, что у него всё по-честному. Ага, даст ист фантастиш, любезный. Расскажи кому-нибудь другому об этом. Знаем мы ваши концлагеря в будущем, где сидят честные и правдивые немцы, из тех, кто сбежать не успел.

Повозмущаясь ещё пару минут для порядка, немец резко успокоился, и, покопавшись в своём кожаном чемодане, извлёк из него ещё одну папку бумаг, которую и передал нам.

Там, в принципе, оказалась выкинута всего одна фраза из русской версии договора, а именно: " и не позволять захватывать его территорию третьим государствам».

«Вдруг, как в сказке скрипнула дверь, всё мне ясно стало теперь!»

Внимательно перечитав всё до буквы, я подписал все экземпляры договоров, проверенные досконально Муравьём, и до меня уже подписанные губернатором Камеруна, от лица кайзера Вильгельма II.

— Что поделать, нет у меня друзей, и товарищей нет! На выход друзей, на выход подруг, я сам себе отличный друг!

Подписав все бумаги и передав мне всё оружие, немец убыл восвояси, сопровождаемый небольшим вооружённым отрядом, состоявшим, как из белых, так и чёрных.

«Грохнуть его по дороге, что ли», — подумал я. Скажем, что Риббах, собака, лютует. Ладно, хай живе, может, польза от него какая в будущем будет. Эх, жизнь моя, эбеновая чурка!

Остальное все шло своим чередом, в том числе, и развитие письменности, сельского хозяйства, дорог и подготовки войск.

Ко мне, по-прежнему, прибывали мелкими группами русские авантюристы, которых приходилось принимать и пристраивать к делу. Большинство горели золотой лихорадкой, и открытые недавно небольшие залежи алмазов и золота, были как раз кстати.

Вместе с этим, нарисовалась и проблема, как найденное заставить сдавать, а не утаивать. Негры не понимали ценности найденных золотых самородков и крупинок золота, как и ценности найденных разноцветных камней, а вот авантюристы прекрасно были осведомлены об их истинной стоимости.

Кроме тщательных обысков, и «стукачества» негров на белых старателей, мне больше нечего было придумать. Закончилось это тем, что белых старателей в каждой из экспедиций было не больше одного. Одна пара глаз против десяти-пятнадцати, обеспечили нужный результат. И камни с золотом теперь снова обрели истинного хозяина.

Между моими городами, а также Угандой, по моему приказу, пробивались караванные тропы, и организовывались почтовые связи. С «диким» штатом, состоящим из страусовой фермы, для выращивания почтовых страусов, и находящейся при станции небольшой деревушке, в которой селились специально подобранные аборигены, отличавшиеся малым весом, или быстроногостью. Они назначались почтовыми курьерами и гонцами.

На всей территории, и возле каждого селения, строились склады из обожжённой глины. Производство кирпичей пока ещё не удавалось наладить. Местные не отличались любовью к работе, и знаниями, а пришлых белых было ещё очень мало.

Начали открываться церковно-приходские школы, где в роли учителей выступали коптские священнослужители. И, наконец, мне был представлен проект письменности африканского народа каракеше.

Его мне сделал попавший ко мне со второй экспедицией, и так и оставшийся пока у меня, лингвист и филолог Дмитрий Николаевич Кудрявский, бывший член «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Созданный им словарь я назвал мамбицей, а сам язык афрорусуа. Угандцы разговаривали на суахили, другие народы, входящие в моё государство, на языках группы банту, и других, самых разнообразных, вплоть до арабского.

Поэтому, за основу были взяты редкие слова народа банда и суахили, а также элементы русского и коптского языков. На русском были озвучены военные команды, ругательства, а также, основные действия и названия предметов, вроде хлеб, дом, вперёд, мама, папа, сын, дочь, алмаз, золото, ну и так далее.

Я же сидел в Банги, и готовил войну на три фронта. Полученные от немцев, четыре батареи были превосходными, вот только снарядов было совсем немного. Намёк был более, чем прозрачен. С таким запасом снарядов много не навоюешь.

Напоследок, после заключения договора, Фриц Колль потребовал от меня, руководствуясь полученными от Путткамера инструкциями, напасть на территорию Французского Конго, и захватить её, включая и территорию Габона.

Про Бельгийское Конго он ничего не сказал. Не требовал, но и не запрещал. Всё обдумав, я затеял захват противоположного берега реки Убанги, и отправил туда все семьи американских негров. Сопротивления никакого не было.

Какое сопротивление, когда отряды Момо там всё прошерстили, а почти все жители уже сбежали ко мне. Афроамериканцам достались пустующие хижины, и не засаженные ничем поля. И только банановые заросли радовали незрелыми бананами.

Восторгов не было, но каждый сам кузнец своего счастья. На первое время продукты были, вооружённая охрана из почти пятисот «индейцев» тоже была, а в округе пустота.

Бельгийское Конго, Бельгийское Конго, это Конго моё, но вы пока об этом ещё не знаете. Войска усиленно тренировались и готовились к войне, а я, глядя на них, не очень-то и верил, что мы выиграем. Слишком территория была большая, и во второй раз старый трюк бы не удался. Но, в настоящее время, у меня не было другого выхода, и мне не отсидеться здесь никак.

Надеялся я на лучшее, а готовился к худшему. Алула Куби стоял с десятитысячным войском на границе с Суданом, и докладывал мне, что войско хорошо обучено, и он располагает запасом оружия, полученного от русских, и даже имеет батареи старых крепостных мортир.

С этой стороны я был надёжно прикрыт. Наместник Уганды докладывал об армии в пятнадцать тысяч копий и тысячу ружей, и заверял меня в своей преданности, на что я надеялся, но не был уверен до конца. Здесь и сейчас у меня было четырнадцать тысяч воинов, кроме них, был ещё Момо, и его пять тысяч. Но я отказался брать их с собой, оставив в качестве резерва, и защиты от нападения с территории Конго и Риббаха.

Воины, уходящие со мной на войну, имели, в основном, однозарядные винтовки, а магазинные итальянские имели только четыре тысячи моих бойцов. С собой мы взяли три французские горные пушки и Ашиновскую мортиру, а также три пулемёта.

Ещё три пулемёта были у Алулы. Два у Момо, и два оставались в резерве. Почему я не взял горные немецкие орудия и все пулемёты? Потому что, я не дурак, хоть и негр. Я иду не в последний бой, а, по сути, совершаю набег, последствия которого не однозначны.

Что меня там ждало впереди, неизвестно. А этот Габон мне в пень не сдался! Его время ещё не пришло. Мне бы с бельгийцами разобраться, да с Риббахом, да ещё тылы свои укрепить.

Голова пухла от планов. Может, кому-то кажется, что всё это легко было сделать. Хотелось двигать науку вперёд, придумывать лекарства, создавать ядерные ракеты. Но, оглянувшись вокруг, я впадал в уныние, какие лаборатории, какие ракеты? Те эликсиры, которые я смог создать, и так, практически, были чудом. Я записывал на папирусную бумагу все рецепты и описания лекарственных трав и растений, которые смог выудить из голов местных унганов и знахарок, надеясь использовать их в будущем.