Крыло Королевы (ЛП) - Торн Джессика. Страница 4

Не время об этом думать. Я лёгкая мишень. Надо выбираться.

Тело болит так сильно, что дважды мне кажется, что я вот-вот потеряю сознание. Но я заставляю себя выбраться из «Осы» и спрыгнуть на землю в лесу.

Мои гогглы потрескались, но разбитая «Оса» выглядит ещё хуже, когда я снимаю их и бросаю на землю. На них тоже следы крови. Не думать об этом. Не сейчас. Продолжать движение. Кровь стучит в висках изнутри и стекает липкими струйками снаружи…

«Комплект для выживания», — подсказывают мне годы тренировок, отвлекая от боли. Раны не имеют значения. Важно только одно. Выбраться отсюда живой.

А, и оружие. Да, точно, оружие тоже.

Оружие — это очень важно, когда кто-то пытается тебя убить.

Смех булькает у меня в горле, порождённый скорее страхом, чем весельем. Это от шока? Похоже на шок.

Я разворачиваюсь к разрыхлённой от падения «Осы» земле и забираюсь внутрь сломанной машины, пытаясь нащупать тонкую упаковку с припасами и свою рапиру. По крайней мере, пистолет у меня на боку полностью заряжен, но потом перезарядить его будет нечем.

Этого должно хватить. Это всё, что у меня есть.

Я слышу их до того, как успеваю увидеть. Пехотинцы — гравианские наземные войска — пробираются через лес к моей упавшей «Осе». Они носят тяжёлое снаряжение, в котором похожи на жуков, но под ним они сами бледные и мясистые. Я читала материалы, просматривала кадры, видела их мёртвыми. Я знаю слабые места в их вооружении, куда нужно бить, чтобы ранить или убить. Продвигаясь вперёд, они не предпринимают никаких мер, чтобы их не заметили, и не разведывают обстановку. Вероятно, они думают, что я мертва, или сильно ранена, или слишком глупа, чтобы выбраться, или может даже, что я вовсе им не угроза.

Тогда они меня совсем не знают. Я покажу им, какой угрозой могу быть.

Выхватив пистолет, я тщательно прицеливаюсь, большой палец на курке, указательный — на спусковом крючке. Я сосредоточена. Ни на что не отвлекаюсь, все мои мысли полностью зафиксированы на них. Если я взведу курок, они могут это услышать, но всё ещё можно будет выстрелить быстро. Я умею действовать быстро.

Если бы только у меня было плазморужьё. Одна из этих огромных, внушительных штуковин, которые носит с собой Шай. Или гранатомёт. Это было бы даже лучше. Я умею с ними обращаться, и они смогли бы нанести чертовски мощный урон. На тренировках с таким оружием я справлялась лучше, чем кто-либо другой.

Сколько их? С пистолетом я успею избавиться только от одного, прежде чем они атакуют меня. По логике вещей, это должно быть крайней мерой. Но если они заметят меня, схватят меня… О них ходят ужасные слухи, когда дело касается пленников. Тех, которых смогли найти.

Ни за что не дам себя схватить.

Кто-то бы посоветовал развернуть пистолет к своей голове, чтобы смерть была лёгкой, чтобы гордость не пострадала. Так ведь лучше? Нет.

Лучше умрёт один из них, чем одна только я.

Я знаю этот лес. Это мой дом. Я могу слиться с природой и подождать, пока они пройдут мимо. Торопиться некуда. Отсюда недалеко до Эльведена. Если я заберусь на дерево, то смогу, наверное, увидеть тонкие башни и красные крыши своего дома.

Но у меня болит голова, а кровь стекает прямо в глаза. Я боюсь, что могу упасть в обморок.

На лице ближайшего ко мне солдата блеснул металл, и у меня дыхание застряло в горле. Значит, здесь не только пехота, но и мехи. Это то, что они делают с пленниками или с теми, кто пал в бою, — превращают в людей-машин, у которых нет собственной воли. Только заложенная программа. Гибрид мёртвой плоти и механизма, который делает только то, что велено.

— Сообщение. Найдите мне что-нибудь.

Шипение лидера гравианцев бросает меня в дрожь. Это слабый, металлический звук, доносящийся из радио. Их лидер сейчас даже не со своими пехотинцами, а командует ими издалека. Он сбил «Осу». Он пытается убить меня.

— Где она? Мне нужна эта девчонка.

Пехотинцы перешёптываются между собой, но мехи ничего не говорят. Они — глаза и уши. Не знаю, могут ли они говорить. Может, их языки тоже вырывают? Могут ли мёртвые говорить, и если да, то что бы они сказали? Даже знать не хочу.

Мой палец зудит от желания выстрелить. Желания увидеть хотя бы одного из них падающим на землю в предсмертных муках. Но если я это сделаю, то все остальные сразу меня заметят. Я должна ждать, тихо и неподвижно. Оружие — крайняя мера.

Они обыскивают мою «Осу», выгребая наружу оборудование и обсуждая его так, будто это всего лишь груда хлама.

Жгучая злость вспыхивает в моей груди.

Лёгкое дуновение скользит по моей щеке, руки обхватывают меня, одна накрывает рот, а другая опускается к моему оружию. Я начинаю отбиваться, втягиваю глоток воздуха, но не для того, чтобы закричать. Пинаю назад, бью локтем, целясь в живот.

Мой захватчик слегка отклоняется, уворачиваясь от моих ударов без каких-либо на то усилий. Только один человек так двигается, да и вообще может подобраться так незаметно. Он научил меня почти всему, что я знаю о рукопашном бое и стратегии. Ему нет равных в умении скрываться.

Я расслабляюсь в его объятиях, мысленно благодаря предков. Я пойду и поставлю свечки каждому из них, даже если на это уйдёт неделя.

Шай не говорит ни слова, но отпускает меня, как только понимает, что я не стану кричать или убегать. Как могла бы. Он показывает жестом себе за плечо и сигнализирует, что надо уходить. Мы движемся как лесные коты, как призраки среди деревьев.

Другие вейрианские воины появляются из подлеска, по большей части пехота и артиллерия, плюс пара разведчиков, которые ведут впереди. На меня обрушивается внезапное облегчение, оттого что я больше не одна. Мне было нехорошо, голова кружилась, слегка подташнивало, но в то же время я не могла нарадоваться. Шай пришёл за мной. Моё предательское сердце забилось чуть быстрее.

Когда гравианцев с их мехами уже не видно, Шай останавливает меня и осматривает с головы до пят, доверяя своим глазам больше, чем тому, что я могла бы ему сейчас сказать. Потому что я бы ответила, что со мной полный порядок, что нет ничего такого, что бы я не могла вынести, что я могла бы без колебаний вернуться туда прямо сейчас и самой расправиться с ними всеми. Всё это враньё, конечно же, но он-то об этом не знает. И никогда не узнает.

— Цела? — в конечном счёте говорит он. Его голос звучит резче, чем обычно. Глаза изучают моё лицо. Я вижу в них своё отражение. Я дрожу, по лицу стекает кровь. Выгляжу просто отстойно.

— Да, капитан, — отвечаю я и не могу скрыть лукавую улыбку, отчего его выражение становится ещё жёстче. — Ты думал, я сама не справлюсь?

Рассудок помутился от счастья быть спасённой, язва.

Так бы он ответил мне раньше. Раньше он не колебался. Я знаю Шая с пяти лет. Сирота, взятый моей семьёй под опеку. Он рос с нами, пока не поступил в академию. Он бывает дома, только когда в отпуске, а потом вновь возвращается на поле боя, то одно, то другое — куда бы ни послала Империя. Отважный, дисциплинированный, смертельно опасный — идеальный вейрианский солдат. Второго такого во всём мире не найти. В то время как мои братья подшучивали, подкидывая лягушек мне на волосы, и колотили в каждой игровой тренировке, пока я не повзрослела и не показала, как могут резко поменяться роли, заодно, возможно, сломав пару пальцев на правой руке Зендена (что так и не было доказано), — Шай же всегда был на моей стороне. Он не шутил и сейчас. Более чем серьёзен. Это ужасает.

— Нет времени на игры, леди Беленгария. Обстоятельства изменились.

Леди Беленгария? Я моргаю, пытаясь осмыслить эти слова. Шай никогда не использует мой титул в разговорах, а тем более полное имя. Мы договорились об этом много лет назад. Бел и Шай. Вот так просто. Экономит кучу времени.

— Что случилось?

Шай берёт меня под локоть и ведёт вперёд, его отряд всё ещё вокруг нас, некоторые разведывают дорогу. Они все в состоянии повышенной боевой готовности, пока мы осторожно удаляемся от места аварии. Всё это время он говорит таким тихим голосом, что даже мне, идущей прямо рядом с ним, приходится наклоняться ближе, чтобы расслышать. Он как будто не хочет произносить это вслух. Не хочет, чтобы другие слышали. Но по тому, как все напряжены, я понимаю, что они уже знают.