Пересечь сплошную (СИ) - Литт Ксюша. Страница 90

Что дальше?

Я лихорадочно перебирала мысли. Пешком до общественного транспорта — этот вариант отпадал сразу. Не успевала. Родители уехали. Соседи? Да я их толком и не знала никого, хоть и жила здесь уже не первый год. Такси? Самое оптимальное на нем. Но срок ожидания в наш район, если заранее не закажешь, от сорока минут и более… Можно выйти на дорогу и попытаться остановить кого-нибудь. В это время немало народа спешило попасть из нашего поселка в город. Наверняка нашелся бы кто-то сердобольный. Захватил бы… Однако садиться непонятно к кому в машину не очень хорошая идея. Шансы нарваться на маньяков или просто придурков вряд ли большой, но тем не менее имелся. В детстве родители учили не садиться к чужим в машину и эта заповедь до сих пор сидела в голове. Но если не рискнуть, тогда я просто-напросто не успевала и теряла последний шанс увидеться со Стасом.

Решившись, я открыла калитку и сразу же уперлась глазами в припаркованный у самых ворот отцовский внедорожник.

«Нет. Не смогу. Страшно», - сердце испуганно замерло, но именно оно же своим нестерпимым желанием побыстрее добраться до любимого и подтолкнуло меня на безумный поступок.

Ключи от «Лексуса» лежали там, где и всегда…

Последний раз я садилась за руль зимой. В полушоковом состоянии прокатилась на «Калине» по полупустым ночным проспектам под чутким руководством Назарова. Тогда он смог вселить в меня уверенность и разогнать страх. И я смогла - у меня получилось.

Теперь я тоже, кровь из носа, должна была смочь. Через не могу, отыскав в себе все резервы хладнокровия и решительности.

Одна в салоне, среди плотного потока машин, умудряющихся тем не менее вести себя хаотично, я чувствовала себя неуютно. Но я вклинилась в это движение и, значит, назад дороги не было. Хотя бы потому что все равно на тот момент не смогла бы развернуться. Так что мне не оставалось ничего другого, как не меняя полосы движения крейсерским ходом двигаться в центр города. Автоматическая коробка передач вселяла в меня оптимизм (заглохнуть с ней невозможно), а внушительные размеры транспорта прибавляли смелости. Теснить меня никто не пытался. Машинки поменьше чаще слегка сторонились, а некоторые даже уступали.

То что я все-таки доберусь до места сомнений больше не возникало, проблема осталась в том — где остановиться. В каком месте находятся парковочные места у военкомата и как до них добраться я даже примерно не представляла. Поэтому бросила машину прямо на проспекте, у обочины чуть не доезжая до остановки. Эта оплошность наверняка грозила мне штрафом, а если быть точнее, то отцу (он же собственник автомобиля и ему будет выслан протокол с фотографией припаркованного Лексуса в неположенном месте, да еще так вопиюще криво), но на тот момент меня это мало волновало. Все мое внимание мгновенно унеслось в скопление людей, в ожидании топчущихся у призывного пункта.

Провожать мальчишек собралось много народа. В основном пришли родственники, а некоторых мальчишек сопровождали, размазывая слезы и сопли, любимые девчонки.

Стаса я заметила еще издалека. Его группа поддержки выглядела вполне внушительно: из взрослых — родители, старшая сестра и еще какая-то женщина; из друзей присутствовал только Кирилл, а еще… Яна.

Я, так спешившая и боявшаяся не успеть, резко притормозила и застыла на месте.

Стаса провожала Яна. МалышЬ.

Янка. Его. Провожала. В связи с этим, мое присутствие, естественно, сразу же получалось здесь абсурдным.

Подходить, конечно же, я не стала, еще и слегка попятилась, чтобы остаться незамеченной. Вообще-то надо было бы проявить гордость и уйти сразу. Заявление Назарова не ждать его — это оказалось не блажь и не капризы. Это продуманное решение. Зря я не спала всю ночь и наивно надеялась, что он скучал, страдал. Похоже, он даже и не любил никогда, а просто врал. Да, мне надо было уйти и как можно скорее выбросить все, что случилось между нами из головы. Ну или не выбросить, а хотя бы проще отнестись — так сказать, по философски: «Да развлеклись. Бывает… Было весело и приятно...».

Однако не побежала я прочь сломя голову. Нет. И не залилась слезами, а лишь спряталась за спинами людей и с наслаждением мазохиста украдкой наблюдала с расстояния.

Стас выглядел потерянным, растерянным и жалким, что аж сердце сжималось. Он явно не хотел уходить ни в какую армию. С легким выражением досады на лице кажется уже в сотый раз он выслушивал прицепившуюся к нему маму. Янка, не желая им мешать, стояла чуть в стороне и со скучающим видом в недоумении поглядывала на неподалеку захлебывающуюся слезами девочку. Та уткнулась в грудь своему парню, он ей что-то шептал на ухо, а она в буквальном смысле рыдала. Сцена прощания вызывала у Янки усмешку, а я как никогда эту истерично подвывающую дуреху понимала. Год разлуки с любимым — это ведь действительно невыносимо. Нет в этом ничего смешного.

Я вздохнула. Вздохнула и Янка. Бестолковое топтание на месте ей явно надоело. Вздохнул Стас, кивая в который раз в такт родительским напутствиям. Его пустой взгляд блуждал в основном под ногами, а потом вкупе с еще одним вздохом пробежался вокруг. Быстро и нетерпеливо. Скользнул по скучающему Малышу, переместился на уткнувшегося в телефон Кирилла, сестру и женщину (вероятно Янкину маму) не удостоил и секунды, зато на мажущей сопли о грудь парня девчонке задержался ненадолго. А потом пошел панорамно по округе: по зданию в которое всех будущих солдатиков вот-вот заведут, по проспекту и пролетающим по нему машинам, по кустам, деревьям, скамейкам, людям на них, возле них, за ними... По всей окружающей его толпе и по мне в том числе. Пролетел, как по фону. Не заметил. А потом замер и осознанно вернулся. Моргнул, словно пытаясь стряхнуть наваждение. Оно не уходило. Куда я денусь, если тоже стояла и смотрела как завороженная. А потом он наплевал, что еще не все, наверняка, ценные указания ему перечислили и до конца вдолбили в его неразумную голову, и, не разбирая ничего перед собой, рванул ко мне.

У нас оставались считанные минуты. Нам нужно было сказать все недосказаное. Определиться, разобраться, выяснить и все-таки в конце концов пообещать друг другу что-то. А я теряя драгоценное время, повиснув на шее Назарова, безутешно, с чувством непоправимой утраты, всхлипывала и заливалась слезами не в силах что-либо произнести.

Он крепко-крепко меня обнимал, прижимался губами к виску и тяжело дышал возле уха:

- Ну ты что? Не плачь. Перестань, - успокаивал он меня, - я же вернусь.

- Ты же не хочешь, - ныла я ему в ответ. - Почему ты мне не позвонил? - упрекала и снова ныла: - Я вчера ждала. Я сегодня… Почему? Почему не хочешь?

Локально возникшая еще одна истерика мало кого удивляла. Мало разве нас тут было таких влюбленных неуравновешенных дурочек, провожавших своих мальчишек в армию.

- Я хочу, - прошептал мне мой. Мой мальчишка. Заглянул в глаза, вытер пальцами катившиеся ручьем слезы и снова сильно прижал к себе. - Прости. Я дурак. Я очень хочу. Ты же дождешься?

- Да, - я тут же поспешно кивнула, пока он не передумал. - Я дождусь. Честно. Ты же веришь? Стас. Дождусь.

- Конечно, - губы коснулись моих губ.

- Веришь?

- Верю.

- Я дождусь.

- Я знаю…

- А ты позвонишь?

- Обязательно. Обязательно позвоню. Каждый день буду звонить.

- Каждый день не получится, - измученно улыбнулась я, все еще шмыгая.

- Получится, - заверил Стас. - Вот увидишь. Еще надоем…

- Не надоешь!

- Я люблю тебя…

Минуты неумолимо бежали все ближе и ближе придвигая нас к расставанию. А мы, все никак не желая отлипать друг от друга, спешили снова и снова повторять слова клятвы и любви, скрепляя их торопливыми прощальными поцелуями. И нам было абсолютно все равно что творилось вокруг. Увлекшись собой мы не замечали ничего. Ни усмешек Крайнова, ни недовольно поджатых Янкиных губ, ни внезапно шокированных родителей.

Все это не имело никакого значения. Ничего, кроме нас двоих и нашей веры в себя, в нас, в наше совместное будущее. И пусть больше никто не верил. Пусть кто-то смеялся, кто-то осуждал, а кто-то возможно вообще был категорически против. Неважно. Вопреки всем, минуя насмешки, протесты и запреты, я и Стас в который раз (и теперь хотелось надеяться, что окончательно) сворачивали со своих накатанных магистралей, стремительно несущих нас в никуда, и, пересекая сплошную, на свой страх и риск мы уходили на свою, пусть пока второстепенную и казалось бы такую неказистую дорогу, полную ухабов и кочек, но это была наша дорога. Наш путь. И мы собирались пройти его вместе.