Могусюмка и Гурьяныч - Задорнов Николай Павлович. Страница 35

Наутро Зверев дал Темирбулатову пять тысяч рублей без всякой расписки, но тот заметил, что ничего не обещает твердо, и добавил, что, может быть, вернет деньги. Простились дружески, назначили новую встречу в городе, куда, как сказал Султан, придется ему в скором времени приехать.

— Каков гусь! — заметил Зверев, когда подали экипажи. — Мне кажется, мы должны изменить наши методы, — добавил он по-английски.

— Our methods are not radically different from his own, — мрачно сострил Хэнтер и, склонив свою большую голову, полез в коляску.

— А ну, трогай! — приказал Зверев.

Кучер-татарин в черном полукафтане с красным кушаком подскочил на облучке и защелкал языком. Тройка захлюпала по глубокой юнусовской грязи.

— The last degree of lazy , — добавил Лесли Эдуардович, кивая на избы из кривых бревен с жалкими соломенными крышами.

Глава 23

НОЧЬ В ЮНУСОВЕ

Вечерело. В сумерках расходились из мечети прихожане. По избам зажигались огоньки.

Султан Мухамедьяныч после вечерней молитвы отправился домой. Переходя дорогу, заметил, что возле ворот его дома у коновязи стоит добрый рослый конь.

«Еще какой-то гость?» — подумал Темирбулатов, оглядывая седло с увязанным к нему чепаном. Конь был мокрый, дышал тяжело: по-видимому, всадник ехал издалека и спешил. Султан вошел в калитку. На заднем крыльце старого дома, стоявшего в середине двора, там, где первая жена Султана, уже немолодая, Гюльнара готовила себе на костре пищу, сидел рослый худой башкирин в темном бешмете и рыжей шапке, с ружьем. Гость встал с крыльца и почтительно поклонился хозяину. На лице у него был глубокий шрам.

— Ах, это ты! — Султан узнал приезжего. — Ну, пойдем в дом, гостем будешь, — пригласил он. — С какими вестями в нашей стороне? — спросил Темирбулатов по-татарски.

Среди богатых башкир умение владеть татарским языком считалось признаком образованности. Темирбулатов же, внук татарского купца, любил блеснуть перед неграмотными единоверцами — бедными охотниками и скотоводами — умением говорить по-татарски.

— Вести разные, есть до тебя большое дело.

Султан не подозревал приезжего в дурных помыслах, но на всякий случай надо быть осторожным. У него под рукой всегда были крепкие ребята — работники. Он кликнул одного из них. Вошли в избу. Слуга зажег свечу, предложил гостю табурет.

— Слава аллаху, благополучно добрался до тебя, Султан-ага, — сказал Сахей. Он снял с плеча ружье и поставил его в угол. — Как ты поживаешь? Все ли благополучно у тебя?

— Слава аллаху, живу трудами и молитвами!

Разговор вели на разных языках: хозяин говорил по-татарски, а гость по-башкирски.

— Откуда? — спросил Темирбулатов.

— Из Бурзянского урмана.

Темирбулатов пристально взглянул в лицо собеседника.

— Когда ты расстался с ним?

— Сегодня утром.

— Где же он?

— Близко, — низко поклонившись, сказал гость торжественно. — Рахим велел спросить, можно ли к тебе приехать? Он на Соленом Лосином логу ответа ждет... Сам я тебе ничего не могу сказать.

— Это понятно, — сказал Темирбулатов.

— Рахим новости тебе сам расскажет.

— Он один приедет?

— Со мной.

Султан снял нагар со свечи, вытер пальцы о полу кафтана, усмехнулся.

— Так поезжай, скажи, можно. Да не держитесь так, словно мы делаем какое-то незаконное дело. Ко мне можно всегда приехать, в любое время. Я не стыжусь знакомых. Совсем не надо ждать, когда наступит ночь. Меня все знают, и вы с Рахимом можете не бояться.

Сахей смутился и что-то хотел сказать но Султан перебил его:

— Будьте здесь нынче ночью. До лога недалеко, скачи туда, и пусть Рахим сейчас же приезжает. Я ему буду рад.

— Ярыр, ярыр, — тоже хвастнул на прощанье татарским словцом гонец и, довольный, что выполнил поручение, стал прощаться.

Темирбулатов еще раз строго сказал ему, что не надо прятаться и что напрасно задержались, нужно было приехать днем, но уж раз так получилось, то не ждать же утра. Пусть Рахим приезжает ночью, только не стучит громко: двери на крыльце будут открыты и работник станет ждать.

Через некоторое время слышно было, как захлопнулась калитка, как под окнами забрякали кованые копыта, сначала медленно, потом чаще и чаще, и, наконец, дробный стук их стал стихать и замер вдалеке.

***

Весной этого года, вот так же вечером, под окнами Темирбулатова дома появился всадник. Лошаденка у него была на вид плохонькая, но, как сразу определил взглянувший в окно Султан, выносливая. Всадник в оборванной одежде. Когда он вошел, Султан рассмотрел его лицо и понял, что это один из южных степняков, выходцев с великих рек Востока, из оазисов, из древних государств, расположенных далеко за сыпучими песками. У него был крупный горбатый нос и блестящие черные глаза, резко очерченные губы, острое лицо и почти черная от загара кожа, со светлыми бороздками в глубоких морщинах. Он чем-то походил на старшую жену Султана, уже постаревшую Гюльнару, которую бай когда-то купил далеко за степью, в тех краях.

Рахим привез ему письмо от знакомых купцов из киргиз-кайсацкой степи. Они просили оказать Рахиму всемерное содействие в том деле, с которым он обратится. Трудно было придумать что-нибудь более неприятное для Султана. Речь шла не о торговле. Дело было опасное. Султан понял, что это шпион, посланный под видом странника. Рахим говорил по-татарски и по-башкирски, а сам из Хивы, как он уверял, потомок башкир.

Но у Султана дружба с русскими! Он на отличном счету у начальства, сам губернатор жал ему руку на выставке. На миг Султан озаботился. Потом улыбнулся ласково. Он сказал Рахиму, что был бы очень рад помочь ему.

Темирбулатов был связан знакомством со многими людьми на Востоке, славился как правоверный. Он понял, что нельзя отвергнуть просьб, изложенных в письме.

Султан был из тех людей, которых огорчение и забота через некоторое время делают еще сильней. Он умел извлечь выгоду из всякой рушившейся на его голову неприятности. Он провел вечер в разговорах с Рахимом, в расспросах о Востоке, о том, какие взгляды там на политические события. Рахим уверял, что положение России очень плохое, что все страны против неё, что Англия и Турция заодно, что теперь, после поражения России в прошлой войне, весь мусульманский мир воспрянул духом. Султан спросил, что делается в Турции и Хиве, что там говорят, какие на что цены.

Султан — человек дела. И как торговец и промышленник, он желал выяснить, каковы силы у тех, кто хочет войны против России.

На другой день, поутру, Султан обдумал все, сидя в одиночестве. Очень может быть, что Англия и Турция будут воевать. В степи волнения. Об этом он слыхал. Отказать Рахиму в помощи прямо нельзя. Может случиться, что Россия потерпит поражение, хотя в это плохо верится. Нечего гневить аллаха, и при русских живется хорошо, даже, может быть, посвободнее, чем под ханами за степью, где никакой законности и где купцам нелегко.

Но тут же явились и другие соображения. Приезд вестника с Востока и то уважение, которое выказано, тон привезенного письма — все это глубоко его тронуло. На Востоке была память о нем, надеялись на него. Время тревожное. Дерзкое завоевание русскими Бухары, видно, возбудило весь мир.

«Но все же глуп этот Рахим! Они глупы там, на Востоке! Глаз у них нет! Ничего они не понимают».

«Я только сделать вид могу, что их поддерживаю, чтобы не терять кредита на востоке. Вот что значит иметь дело с иностранцами — тюркского племени. Они России не знают. Но они богаты и за свое богатство требуют, чтобы я следовал им. Не тут-то было! Султан верный российский подданный!»

«А что, если в самом деле произошли бы перемены? — на миг подумал Султан. Мысль эта была отравляюще приятна. — Я не был бы простым купцом...»

«Все богатства огромной страны, которые захватывают сейчас промышленники, стали бы моими». Теперь он знал, чем богата эта земля и как добывают золото, железо, медь и другие руды.