Могусюмка и Гурьяныч - Задорнов Николай Павлович. Страница 37

Урядник разгладил усы, перекрестил рот, крякнул, вытянул губы дудочкой и, захватив двумя пальцами стаканчик, мигом осушил его до дна.

— Покорно благодарю, ваше высокоблагородие...

— Иван Иваныч, где позволите стелить вам на ночь?

— На свежем воздухе, братец! Знаешь, предпочитаю сеновал или там что-нибудь в этом роде... Люблю запах сена, природу и все такое, так что ты мне, пожалуйста, прикажи стелить на свежем воздухе, а то я этих ваших изб не переношу.

Хозяин вышел распорядиться о ночлеге для Ивана Иваныча. Сходил в старую избу, поднял двух старух — служанок первой жены. Гюльнара сказала, что и где надо взять, чтобы устроить гостей. Служанки отправились на сеновал стелить постели.

Прогуливаясь по двору, Темирбулатов время от времени заглядывал в окно. Там при свете свечей исправник и Тимофеич сидели за столом и разговаривали.

Вернулся Афзал с Гулякбаем и Гильманом — родичами бая. Султан провел их на задний двор. Все четверо долго совещались, потом Гулякбай и Гильман вошли в избу, а Афзал отправился за ворота.

Султан залез на сеновал, посмотрел, как застланы постели. Ему хотелось угодить Иван Иванычу, и он велел одной из старух пойти к молодой жене Зейнап, попросить у нее одно из шелковых одеял.

Старуха вернулась сердитая и без одеяла. Султан понял, что молодая жена недовольна. Он уж не впервой замечал, что между его женами нет мира и что две старшие жены не любят свою молодую соперницу. Видно, Зейнап решила, что Султан послал за одеялом по совету старшей жены, и поэтому прогнала старуху.

— Ладно, ступай спать, — сказал ей бай.

Султан зашел к Зейнап, сказал ей несколько ласковых слов, погладил по голове.

Через некоторое время он возвратился на свою половину. Тимофеич допил водку и закусывал топленым маслом. Исправник писал, сидя за столом. Темирбулатов и Тимофеич отнесли его вещи на сеновал, а потом проводили туда исправника. Они помогли забраться наверх Иван Иванычу. Урядник стянул с него сапоги и сам устроился рядом.

Убедившись, что гости улеглись, Темирбулатов посадил Гильмана во дворе на всякий случай, чтобы знать, если они станут подглядывать. Гулякбай сел за перегородку рядом с той комнатой, где предстояло беседовать с Рахимом. Султан задернул вход туда занавесью. Афзал сидел на крыльце, поджидая гостя.

Глава 24

ИВАН ИВАНЫЧ

В полночь приехал Рахим. С ним прискакал Сахей-джигит со шрамом на щеке. Коней работники Султана быстро увели на задний двор.

После приветствий и поклонов Султан предложил гостю подушку.

— Садись.

— Рахмат!

Рахим разулся и в одних чулках присел на ковер.

Начали с незначащих разговоров.

— Издалека ли ехал?

— На Соленом Лосином логу посланного обратно дожидался. Ночь-то темная, в степи плохо дорогу знаю.

— Кумыс пей! — Темирбулатов зачерпнул половником в бочонке, налил чашечку, подал гостю. — У меня ночуют приезжие, русские... Исправник и с ним урядник. Мои знакомые.

Он держался запросто и сказал это как бы между прочим. Рахим удивленно посмотрел на хозяина и еще больше выкатил свои огромные глаза. В них явно выразилась тревога.

— Крепкий кумыс? — спросил его хозяин с чуть заметной насмешкой.

Рахим несколько растерялся, не зная, что ответить. Оба немного помолчали, приглядываясь друг к другу.

— Я ждал тебя с нетерпением и все время помнил о нашем общем святом деле, — сказал Султан. Он спросил про Могусюмку.

— А русские, которые у тебя ночуют, по-нашему понимают? — осведомился Рахим, поглядывая по сторонам и протягивая шею к занавеске, как бы желая заглянуть за нее.

— Да, один понимает, — безразлично ответил Султан.

Рахим взял себя в руки. Его лицо приняло восторженное выражение. Он поднял голову.

— Долго уламывал я Могусюма. Долго он колебался, но, наконец, согласился. Он, кажется, только дружбу свою с неверными потерять не хочет, однако мечтает стать пашой.

— Так удача?

— Удача!

— Слава аллаху! — заметил Темирбулатов. — А где же сам Могусюмка?

— Он в Бурзянских лесах...

Темирбулатов спросил, понравился ли ему Могусюмка, каков он. Сам Султан ни разу не видел башлыка.

— Наивен! В лесах рос. Колебался, долго спорил со мной. У него друзья есть русские, — многозначительно повторил Рахим. — Он тревожился за их будущую судьбу. Много мне пришлось повозиться с Могусюмкой.

— Что же он?

— Все время упирался и колебался, но, наконец, во всем со мной согласился. Он в нашей власти. Ему мешает дружба с русскими. Я отвлекал его от этого. Через некоторое время мы с ним опять встретимся. Я собрал мешок денег. Для нашего дела все охотно жертвуют.

— Разве этих денег хватит! — с презрением сказал Султан.

— Собираю деньги для того, чтобы люди думали, что на их средства все сделано. А, конечно, это гроши. Но люди будут гордиться, когда придут войска с Востока и начнется война. Подумают, что все это на их деньги.

Султан улыбнулся.

— А как Акинфий тебя принял?

— Очень хорошо, — ответил Рахим. — Это хороший человек.

— Очень хороший! — многозначительно согласился Темирбулатов.

Ломовцев, как оказалось, ни в какие подробности с Рахимом не входил, но сказал ему твердо, что в случае беды тот всегда может скрыться у него и что в Низовке его сам черт не сыщет. У низовских мужиков в окрестных лесах были заимки и охотничьи балаганы, которых никто, кроме хозяев, не знал. Сами низовцы не могли добраться друг к другу в такие места без проводников.

— А исправник сам к тебе приехал? Он только ночует или надолго останется? Он знакомый твой?

По тому, что Рахим задал сразу три вопроса, заметно было, что он тревожится.

— До города отсюда двести верст. Неужели ты думаешь, что после того как вечером побывал у меня твой гонец, я успел послать в Оренбург и оттуда приехал исправник? И птица слетать не успела бы.

В больших глазах Рахима на миг выразилась обида и неприязнь. Он был пылок. Его упрекали в трусости, он желал быть лишь благоразумным.

— Исправник приехал по своим делам и остановился у меня ночевать, — пояснил Султан, видя вспышку на лице гостя. — Хорошо, если он увидит тебя, и все узнают, что ты ночевал здесь в ту же ночь, что и он. Тебя никто ни в чем не заподозрит. Утром я познакомлю тебя с исправником.

Выразительные глаза Рахима совсем потухли и размеренно забегали вправо и влево, как маятник у часов. Он опасался, что попал в ловушку. Темирбулатов всегда считал, что такие красивые острые лица бывают только у людей трусливых.

— Как же ты людям говоришь, что восстание поднимать надо? Что надо жертвовать собой во имя аллаха, а сам боишься встречи с русскими под моей крышей, где тебе никто не угрожает? — грубо сказал он.

Султан знал, что Рахим пришел не только, чтобы мутить народ. Он желал узнать настроения мусульман, за кого они в душе, можно ли на них положиться. Он делал ставку на веру. Хотел разжечь вражду мусульман к русским.

Султан старался показать, что будет делать так, как сам хочет.

— Ты познакомишься с исправником, — сказал Султан, сверкнув глазами. — Он хороший человек. Ты ему понравишься. Русские в моем доме, и мы с тобой не должны их бояться. Когда надо будет, у них же оружие достанем... Разве ты не знаешь, почему в Хиве у меня друзья? Ведь я отправляю в степь караваны с товаром и оружием. Где я достаю? Ведь у вас в Хиве не делают тульских ружей?

— Теперь я хочу походить по здешним селам, поговорить с народом, — сказал Рахим, показывая, что совсем не тревожится, пренебрегает личными обидами и напоминает Султану о его долге.

— Этого нельзя делать, — ответил Султан. «Ему хорошо, — подумал он, — пришел и ушел. А мы-то тут всегда живем...» — Тебя мгновенно схватят.

— Кто?

— Кто? Верующие!

— Правоверные? — вспыхнул Рахим.

— Ты много говорил с ними на севере?

— Нет, только с некоторыми.

— А как же собирал деньги?