Кукольная королева (СИ) - Сафонова Евгения. Страница 139

Таша судорожно вздохнула.

— А этот спектакль на поляне? Если бы я его не устроила, может…

— Не надо, Таша. Они оба мертвы. Ты живёшь дальше. Твои сожаления, твои домыслы ничего не изменят.

Её рука слабо опустилась на столешницу.

— Знаешь… он бы маме понравился. Возможно, когда-нибудь я бы и не лгала, называя его отцом…

Забавно представить, как они пьют чай все вместе. Алексас и Джеми, Таша и Лив, мама и Арон. Счастливая семья.

Счастливое будущее, которого никогда не могло быть.

Когда Таша закрыла лицо дрожащими руками, ложка упала на пол.

— Тише, тише. — Алексас опустился на скамью рядом с ней и обнял, заставив ткнуться лбом в его плечо. — Не вини себя.

Она не плакала: просто высшая степень отчаяния бросила её в жар, заставив жмуриться и трястись, как в ознобе.

— Таша, при встрече с тобой Арон фактически уже был мёртв, только ещё ходил. Его смерть оставалась вопросом времени. — Алексас тихо гладил её по волосам. — Воин не остановился бы. И обязательно выиграл бы, потому что по определению сильнее.

— Он сказал Арону, что не ограничится чем-то незамысловатым, — голос её звучал глухо, — сказал, что оставит ему только ненависть… и просто убил. Почему?

Алексас помолчал.

— Не знаю, — просто ответил он потом. — Может, решил, что всего этого достаточно… — вдруг отстранился, взял её за руки и потянул за собой. — Идём.

— Куда?

— Думаю, ты позволишь мне преклонить колени перед могилой Её Высочества Ленмариэль?

Таша посмотрела на него. Отвлекает? Хороши же у него методы…

Потом, безразлично кивнув, повела его прочь из кухни.

Интересно, успела ли могила чем-нибудь порасти, отстранённо думала Таша, спускаясь в сад.

— На заднем дворе?

— Да, — Таша завернула за угол.

Ещё шаг она сделала по инерции.

Потом застыла: не дойдя до разрытой могилы, подле которой чёрным шрамом зияло пепелище костра.

— Кто… — она не находила слов, — кто…

— Кто-то из деревенских?

— Откуда мне знать!

— В таком случае, думаю, нам стоит убраться отсюда. И поскорее.

— Но…

Странное ощущение в затылке. Прыгнувшие в глаза лиловые круги.

Поздно, успела подумать Таша — прежде чем темнота радушно распахнула ей свои объятия.

***

— Очнись.

Жар. Боль.

Солёный привкус, стынущий на губах.

Таша открыла глаза, чтобы увидеть мыски лаковых туфель, попиравших грязный дощатый пол; и эти туфли она узнала бы, даже не видя падавшей на них тяжёлой парчовой юбки.

Таша повернулась на спину, и скованные за спиной руки вдавились в пыль.

— Приветствую, святой отец, — выплюнула она, снизу вверх глядя на своего пастыря. — Так вы ещё и маг, оказывается?

Отец Дармиори отступил на шаг.

— Сколько верёвочке не виться… — смахивающее на варёную картошку лицо исказила улыбка. — Перекидываться не советую. По крайней мере, если хочешь встретить конец со всеми конечностями.

Каламбур, однако, отстранённо подумала Таша. Как смешно.

Цвергово серебро, значит. То-то ей наручники показались горячими. Впрочем, вначале подумала, что кровь застоялась: ещё бы, поверх к тому же верёвкой обмотали для надёжности.

— С чего вы взяли…

— Отродья оборотня наследуют проклятье суки, их породившей, — дэй нагнулся. — К тому же…

Когда он протянул руку к её лицу, Таша зашипела — но он почти ничего не сделал.

Всего лишь мазнул пальцем по её залитым кровью губам.

— Столько лет скрываться под моим носом… — дэй задумчиво разглядывал свой палец: в лучах света, просачивавшихся сквозь крышу, алая кровь отчётливо отливала золотом. — Дрянь.

— Такие слова да от вас. — Таша не без усилия скривила губы в усмешке. — А как же справедливый суд и всё такое?

— Над такими, как вы, суда быть не может. Вы — ошибка творения. Ошибки следует исправлять.

И, как это ни было жутко, Таша знала: он сделает с ней всё, что захочет. И ещё пятьдесят лет назад имел бы на это полное право, а даже когда право пастырей и деревенских старост на самосуд официально упразднили, из людских умов оно не ушло. Придя к власти, Шейлиреар всеми силами принялся искоренять тихие расправы над преступниками и нечистью, прижившиеся в маленьких деревнях; но это в больших городах и крупных поселениях надёжно властвовал закон и стража, а деревенские обычно делали всё, чтобы слухи об убийстве не вышли за пределы деревни.

Их вполне устраивало, что их жизнями и смертями распоряжается не какой-то там посторонний стражник или судья, а свой, родной служитель Пресветлой.

— Полагаю, мне положено знать, в чём меня обвиняют.

Он явно горел желанием рассказать, как открыл правду и поймал её. Иначе он бы здесь не стоял.

Таша всегда считала отца Дармиори живой иллюстрацией злых колдунов из легенд; и, как бы там ни было, одна общая черта со злодеями у него точно была.

— Когда никто из вас не пришёл на сенокос, я явился в ваш дом. Мне не открыли. Я велел выломать дверь, мы обошли все комнаты и увидели кровь в детской. А потом кто-то углядел могилу на заднем дворе. И, — его зрачки сузились, — крест…

— Да, это я сделала, — подтвердила Таша, оглядывая окружающее пространство.

Прохудившаяся крыша, сквозь которую сочился солнечный свет, серые бревенчатые стены, полусгнившая койка, полки с пыльными банками…

Изба ведьмы-отшельницы.

— Недолго твоё святотатство продержалось, — в ухмылке дэя читалось злорадство. — Мы разрыли могилу. Домыслить, что произошло, труда не составило.

— И что же произошло?

— Вы с сестрой убили мать и сбежали.

Таша даже привстала от изумления.

— Вы спятили? Мы… оох…

— Лежать, — произнёс дэй, всадив мысок туфли ей в живот, наблюдая, как она крючится на полу. — Впрочем, ты права, не все смогли в это поверить. Гаст в том числе. Он сбежал в тот же день. Оставил записку, что поехал в Нордвуд за магом, который помог бы тебя отыскать. Домой он не вернулся.