Кукольная королева (СИ) - Сафонова Евгения. Страница 67
Маленькая Таша поднимает безмерно удивлённые серебристые глаза. Серебристые… интересно, дар судьбы или её насмешка — каждый день видеть перед собой его маленькую копию?
Порой Мариэль хочется, чтобы Таша была менее похожей на отца…
— Мам, как ты можешь так говорить?! — Таша рыдает шёпотом, чтобы не разбудить сестру: Лив сопит в колыбельке рядом. — Это ведь… это же папа умер, мой папа!
…своего настоящего отца.
Мариэль молча промокает рукавом слёзы на щеках дочери.
— Я просто пытаюсь объяснить тебе, что жизнь продолжается и без Альмона, — говорит она терпеливо. — И мне не нравится, когда мой малыш плачет. Будешь всё время плакать, у тебя будут красные глаза, а никто не любит девочек с красными глазами.
— Меня и так не больно-то любят, — бурчит Таша.
— Таша, тебя не должны интересовать пересуды какой-то деревенской ребятни. Ты наследница древних княжеских родов, а они…
— Мам, они хорошие! Ты ведь тоже наследница древних княжеских родов, но вышла замуж за крестьянина!
Мариэль долго смотрит на дочь.
Потом говорит так тихо, что сама едва слышит свой голос:
— Спокойной ночи, малыш.
Одно из достоинств Таши — она всегда понимает, когда можно спорить с мамой, а когда нет. Поэтому сейчас она просто откидывается на подушку и отворачивается к стенке, а Мариэль идёт в гостиную и подходит к окну, глядя на спящие в сумраке яблони.
Чувствуя, как жгут глаза бессильные злые слёзы.
Почему она вынуждена всё время лгать? Почему не может рассказать всё без утайки хотя бы собственной дочери?..
Узурпатор. Потерянная принцесса. Девочка, растущая в глуши, понятия не имеющая, что является законной наследницей престола. О, да… сколько легенд уже об этом написано? Чудесная сказка могла бы выйти. И в конце, конечно же, народ восстал бы против злого короля-колдуна и помог принцессе вернуться на престол.
Да только действительно оказаться на месте той самой принцессы — совсем не сладко.
Повести народ за собой не так просто, как кажется. Люди всё могут обратить в привычку. По сути, так ведь гораздо проще… когда случается что-то, чего ты не ждёшь, убеди себя и окружающих, что так всё и должно быть. Если не выходит пойти против узурпатора, подчинись и поверь, что тебя это устраивает. А Бьоркам и прочей «поганой знати» досталось по заслугам, не более.
Ведь что ты можешь сделать? И хочешь ли?
Сколько проживут они с Ташей, стоит Мариэль объявить о себе?..
Она подходит к каминной полке, берётся за край, напрягает пальцы — и та крышкой поднимается вверх.
Хорошо, что дань моде и традиции обязывала Её Высочество Ленмариэль таскать на шее по шесть-семь фамильных драгоценностей. Как она и рассчитывала, приданое послужило основной причиной того, что Тара, Гелберт и сам Альмон прикрыли глаза на всё смущающее в будущей жене и невестке. Впрочем, главного Мариэль им всё равно не сказала: никакое золото не заставило бы суеверных крестьян смириться с тем, что их невестка оборотень, а так… они даже скрыли «нечистоту» невесты — иначе бы добрые люди не дали жить ни им, ни их будущим наследникам. Альмон, правда, подозревал, что первый ребёнок не его, но доказать ничего не мог, а Тара решила, что внучка пошла в неё.
И что Таришей её назвали в честь бабушки.
Всё же Мариэль крупно повезло, что обе дочери родились ночью. И быстро. Не одного оборотня опознали по характерным золотистым отблескам, которыми на солнечном свету отливает их кровь.
Одна Пресветлая знает, каких усилий и какой осторожности им с Ташей стоит скрываться все эти годы.
Пальцы Мариэль тянутся к золотой цепочке, блестевшей в тёмной глубине тайника.
Украшения продавали потихоньку, в основном для того, чтобы улучшить производство. На выручку с сидра Фаргори давно могли купить себе дом в городе, построить фабрику по соседству и уехать из этой дыры, но скупость и страх перед неизвестностью удерживали их в деревне. Да и… их сидр ценился так высоко именно потому, что был штучной домашней продукцией. Зато теперь скопленных денег хватало, чтобы покупать Таше книги, наряды и породистого коня; пусть её дочь выросла среди простолюдинов, но Таша принцесса, и Мариэль хотела видеть её образованной и выглядящей соответственно. Хотя бы дома.
Впрочем, даже уличная одежда дочерей была куда лучше того рванья, в котором бегали остальные дети.
Мариэль задумчиво вертит в ладони кулон с корвольфом.
Она без сожаления продаст все свои драгоценности, кроме трёх. Кулона, маминого подарка на свадьбу, и перстней. Печать Бьорков и печать Морли…
Всё, что осталось у неё от прошлого.
Всё, что напоминало о том, что детство во дворце не было прекрасным сном.
Наверное, кулон она отдаст Таше в день рождения. Вдобавок к новой книжке и атласным туфлям. Надо же, скоро её девочке уже исполнится десять…
Наклонив ладонь, Мариэль позволяет подвеске соскользнуть обратно в тайник.
Что ж, может, смерть Альмона пойдёт Таше на пользу. Может, теперь она наконец поймёт, что жизнь — не сказка. А когда-нибудь…
Когда-нибудь она вырастет.
И тогда, быть может, Мариэль наконец сможет рассказать ей всё без утайки…
— Шло время, но я всё не могла понять, почему умер мой папа. Почему он, а не тот, без кого бы этот мир стал лучше.
Таша вспомнила и те мысли, и тринадцатилетнюю себя.
Сейчас вспоминать это было даже как-то забавно.
— В общем, мне тогда было тринадцать, и я продолжала периодически плакать из-за всего этого. А мама как-то раз зашла в комнату и увидела мои слёзы, и тогда… — Таша поправила плед, разгладив шерстяные складки. — Тогда она мне всё и рассказала.
— …прости. Я просто больше не могу видеть, как ты плачешь не по тому.
Мариэль по-прежнему смотрит в окно. Как всё то время, что она выплескивала слова, давно жаждавшие выплеснуться.
А Таша сидит, широко раскрытыми глазами глядя в пол.
— Ты должна знать. Но больше — никто. И никогда. Поняла?
Она молчит.
Всё, что она знала, всё, во что она верила, всё, что она любила — всё оказалось ложью. Сестра, которая не совсем сестра, папа, который совсем не папа… и мама, которая всю жизнь лгала.
Окружающим, мужу и родным дочерям.