Райский сад - Хемингуэй Эрнест Миллер. Страница 19

— Уберите это, — сказал он официанту, встал, перешел в бар, налил себе еще виски, положил в стакан лед и долил содовой. Во рту оставался привкус от вымоченной в вине и сдобренной специями рыбы, и он взял бутылку минеральной и сделал несколько глотков из горлышка.

Дэвид услышал их голоса, и вот они появились в дверях такие же оживленные и счастливые, как вчера. Кэтрин, светленькая, точно березка, с загорелым лицом, нежным и возбужденным. Вторая, темноволосая девушка с взъерошенными от ветра волосами и горящим взглядом, как только подошла ближе, неожиданно смущенно потупилась.

— Мы решили не заходить в кафе, когда увидели, что тебя там нет, — сказала Кэтрин.

— Я работал допоздна. Как дела, дьяволенок?

— Отлично. Про нее можешь даже не спрашивать.

— Вам хорошо работалось, Дэвид? — спросила девушка.

— Вот это жена! — сказала Кэтрин. — А я и забыла спросить.

— Что делали в Ницце?

— Можно, мы сначала выпьем, а потом расскажем?

Женщины стояли так близко от него, что он почти физически ощущал их близость.

— Вам хорошо работалось, Дэвид? — еще раз спросила девушка.

— Конечно, хорошо, — сказала Кэтрин. — Он иначе не умеет, глупышка.

— Правда, Дэвид?

— Да, — ответил он. — Спасибо.

— Дадут нам выпить? — спросила Кэтрин. — Мы, правда, не работали. Только купили кое-что, кое-что заказали, да еще поскандалили.

— Ну, разве это скандал.

— Не знаю, — сказала Кэтрин. — Какая разница?

— Что у вас случилось? — спросил Дэвид.

— Пустяки, — сказала девушка.

— Ерунда, — сказала Кэтрин. — Мне даже понравилось.

— В Ницце кто-то прошелся по поводу ее брюк.

— В этом нет ничего обидного, — сказал Дэвид. — Ницца — большой город. Этого следовало ожидать, раз поехали туда в таком виде.

— Скажи, я изменилась? — спросила Кэтрин. — Почему до сих пор здесь нет зеркала? Как, по-твоему, я хоть сколько-нибудь изменилась?

— Нет. — Дэвид посмотрел на нее. Она казалась очень белокурой, необыкновенно загорелой, и растрепанные волосы придавали ей дерзкий вид.

— Вот и хорошо, — сказала она. — Потому что я решилась.

— Да ни на что ты не решилась, — сказала девушка.

— Нет, решилась, мне понравилось, и я хочу еще выпить.

— Ничего не произошло, Дэвид, — сказала девушка.

— Утром я остановила машину на пустынном участке дороги и поцеловала ее, а она меня, потом на обратном пути из Ниццы еще раз и вот только что, когда мы выходили из машины. — Кэтрин смотрела на него, и во взгляде ее была одновременно и нежность, и непокорность. Потом добавила: — Это было забавно, и мне понравилось. Ты тоже поцелуй ее.

Дэвид повернулся к Марите, и она неожиданно прильнула к нему и поцеловала его. Он не собирался целовать ее и не ожидал, что так получится.

— Хватит, — сказала Кэтрин.

— А ты что скажешь? — спросил Дэвид. Девушка казалась смущенной и одновременно счастливой.

— Я счастлива, как ты и хотел, — сказала она.

— Ну вот, теперь все довольны, — сказала Кэтрин. — Разделили вину поровну.

Они великолепно пообедали и выпили холодного тавельского с hors d'oeuvres, 23 цыпленком, вареным мясом, салатом, фруктами и сыром. Они сильно проголодались, но держались непринужденно и за едой весело шутили.

— К ужину или даже раньше мы приготовили потрясающий сюрприз, — сказала Кэтрин. — Знаешь, она сорит деньгами, как подвыпивший индеец — хозяин нефтеносного участка.

— Индейцы симпатичные? — спросила Марита. — Или похожи на магарадж?

— Дэвид расскажет тебе про них. Он родом из Оклахомы.

— А я думала, он из Восточной Африки.

— Нет. Кое-кто из его предков удрал из Оклахомы и увез его еще мальчиком в Восточную Африку.

— Должно быть, это очень интересно?

— Он написал роман о том, как в детстве жил в Восточной Африке.

— Я знаю.

— Ты его читала? — спросил Дэвид.

— Да, — сказала Марита. — Хочешь расскажу?

— Нет, — сказал он. — Мне знакомо содержание.

— Очень грустный роман, — сказала она. — Это ты об отце писал?

— Отчасти.

— Должно быть, ты очень любил его.

— Да.

— Ты мне о нем никогда не рассказывал, — сказала Кэтрин.

— Ты не спрашивала.

— А ты бы рассказал?

— Нет, — ответил он.

— Мне очень понравилась книга.

— Не переигрывай, — сказала Кэтрин.

— Я и не думала.

— А когда ты целовала его…

— Это была твоя идея.

— Не перебивай меня, — сказала Кэтрин. — Я хотела спросить, когда ты целовала его, ты думала о нем как о писателе или тебе было просто приятно?

Дэвид налил себе вина и сделал глоток.

— Не знаю, — сказала девушка. — Я не задумывалась.

— И то хорошо, — сказала Кэтрин. — А то уж я испугалась, что все дело в вырезках.

Девушка удивленно посмотрела на них, и Кэтрин пояснила:

— Вырезки из газет о его второй книге. Он ведь уже две написал.

— Я читала только «Порог».

— Вторая книга о летчиках на войне. Лучше его никто не написал о летчиках.

— Чушь, — сказал Дэвид.

— Прочтешь, сама увидишь, — сказала Кэтрин. — Что бы написать такую книгу, надо было самому полностью выложиться или погибнуть. Не думай, что я ничего не смыслю в книгах Дэвида, потому что целую его не как писателя.

— По-моему, самое время для сиесты, — сказал Дэвид. — Тебе нужно вздремнуть, дьяволенок. Ты устала.

— Я заболталась, — сказала Кэтрин. — Спасибо за прекрасный обед, и извините, если я наговорила лишнего и расхвасталась.

— Мне так понравилось, что ты говорила о книгах, — сказала девушка. — Ты просто прелесть.

— Я так не думаю. Я устала, — сказала Кэтрин. — У тебя есть что почитать, Марита?

— Осталась еще пара книг.

— Можно заглянуть к тебе попозже?

— Если хочешь, — сказала девушка.

Дэвид старался не смотреть на девушку, а она — на него.

— Я тебе не помешаю? — спросила Кэтрин.

— Да я ничем особо важным не занята, — сказала Марита.

Когда, Кэтрин и Дэвид остались вдвоем, ветер за окном почти совсем стих, и сиеста мало напоминала их обычный полуденный отдых.

— Могу я теперь рассказать тебе?

— Не трудись.

— Нет, лучше я расскажу. Утром, сев за руль, я испытывала какой-то страх и пустоту и старалась ехать особенно осторожно. Потом впереди на горе показались Канны, и дорога вдоль моря была совершенно пуста, и, когда я обернулась, позади тоже никого не было, и тогда я свернула с дороги в заросли. В том месте они напоминают полынь. Я поцеловала ее, и она ответила, и ощущение было такое необычное. Мы посидели в машине, а потом поехали в Ниццу, и я не знаю, что думали окружающие. Мне уже было все равно, и мы всюду ходили вместе и покупали все, что захочется. Ей нравится покупать. Кто-то грубо пошутил, но это пустяки. По дороге домой мы снова остановились, и она предложила, чтобы я теперь была ее подружкой, а я ответила, что мне безразлично, все равно я ощущала себя женщиной и не знала, что нужно делать. Никогда не чувствовала себя такой растерянной. Но она была очень мила и, по-моему, хотела помочь мне. Не знаю. В общем, она была очень мила, и я вела машину, а она сидела рядом, хорошенькая и счастливая, и была такой ласковой, как бываем мы с тобой или я с тобой, и я сказала, что не смогу вести машину и нам лучше остановиться. Я только поцеловала ее, но было так хорошо. Ну, и мы посидели немного, а потом я сразу поехала домой. Возле самого дома я еще раз поцеловала ее, и мне снова понравилось, и мы были счастливы, и я ни о чем не жалею.

— Ну, теперь, когда ты наконец попробовала, — сказал Дэвид, тщательно подбирая слова, — надеюсь, с этим покончено?

— Вовсе нет. Мне понравилось, и я не собираюсь от этого отказываться.

— Нет?

— Нет. Наоборот, я не остановлюсь, пока мне не надоест. Или я научусь владеть собой.

— Кто это сказал, что ты научишься владеть собой?