Райский сад - Хемингуэй Эрнест Миллер. Страница 21

Девушка посмотрела на Дэвида, закусив верхнюю губу, и по выражению ее глаз он все понял.

— В городе было скучно. Я пожалел, что пропустил купание, — сказал он.

— Ты сам не знаешь, что пропустил, — сказала Кэтрин. — Ты все пропустил. Я хотела этого всю жизнь, и это было чудесно.

Девушка, опустив голову, смотрела в свой стакан.

— Самое удивительное, что теперь я чувствую себя ужасно взрослой. Только внутри как-то пусто… Впрочем, я всего лишь новичок.

— Итак, нас просят сделать скидку на неопытность, — сказал Дэвид и, воспользовавшись моментом, добавил весело: — Разве нельзя поговорить о чем-нибудь другом? Аномалии надоели, да и вышли из моды.

— Я думаю, это интересно только в первый раз, — сказала Кэтрин.

— И только тому, кто интересуется, а для остальных — скука дремучая, — сказал Дэвид. — Ты согласна, наследница?

— Ты зовешь ее наследницей? — спросила Кэтрин. Какое чудное, забавное имя.

— Не называть же ее госпожой или вашим высочеством, — сказал Дэвид. — Так ты согласна, наследница? Про аномалии?

— Мне всегда это казалось глупым, — сказала она. — Развлечение для тех, кому больше нечем заняться.

— Первый раз все интересно, — сказала Кэтрин.

— Да, — сказал Дэвид. — Но неужели ты станешь без конца рассказывать о своем первом заезде на скачках или о том, как ты самостоятельно взлетела в самолете?

— Мне уже стыдно, — сказала Кэтрин. — Взгляни на меня — видишь, как мне стыдно?

Дэвид обнял ее.

— Не нужно стыдиться, — сказал он. — Просто подумай, хотелось бы тебе, чтобы наша верная наследница, стоя вот тут, стала вспоминать, как она взмыла в самолете, только она одна и ее самолет, и ничего между ней и землей. Представь себе землю с большой буквы, а вокруг ничего, только ее самолет, и они могут погибнуть, разбиться вдребезги, и она потеряет и деньги, и здоровье, и благоразумие, и даже жизнь, жизнь с большой буквы, и всех нас, стоит ей только потерпеть «неудачу» — возьмем слово «неудача» в кавычки. Ты когда-нибудь летала одна, наследница?

— Нет, — сказала девушка. — Не приходилось. Но я хочу еще выпить. Я люблю тебя, Дэвид.

— Поцелуй ее еще разок, как тогда, — сказала Кэтрин.

— В другой раз, — сказал Дэвид. — Я готовлю коктейль.

— Как хорошо, что мы снова друзья и все чудесно, сказала Кэтрин. Она очень оживилась, и голос ее звучал естественно, обычно и без напряжения.

— Я совсем забыла про сюрприз, который наследница купила утром. Сейчас принесу.

Когда Кэтрин ушла, девушка взяла Дэвида за руку, крепко сжала ее и поцеловала. Они молча смотрели друг на друга. Девушка рассеянно касалась пальцами его руки. Потом сжала ее и снова отпустила.

— Слова не нужны, — сказала она. — Ты ведь не хочешь, чтобы я произнесла здесь речь?

— Нет, — сказал он. — Но когда-нибудь нам придется поговорить.

— Хочешь, чтобы я уехала?

— Так было бы разумнее.

— Поцелуешь меня, чтобы я поняла, что остаюсь не зря?

Вернулась Кэтрин с молоденьким официантом, который принес поднос с тостами и большой банкой икры в чаше со льдом.

— Вот это был замечательный поцелуй, — сказала Кэтрин. — Все видели, так что теперь можно не бояться сцен и тому подобного. Сейчас подрежут яйцо и лук.

Икра была серовато-черная, крупная, и Кэтрин осторожно переложила ее на тонкие кусочки поджаренного хлеба.

— Наследница купила тебе ящик «Бюллингер-брют» 1915 года. Вот эта бутылка уже холодная. Как, по-твоему, подойдет?

— Конечно, — сказал Дэвид. — Выпьем за обедом.

— Правда, тебе повезло, что мы с наследницей богаты и тебе ни о чем не нужно беспокоиться? Уж мы о нем позаботимся, правда, наследница?

— Будем очень стараться, — сказала девушка. — Я как раз изучаю его запросы. Но на сегодня это все, что мне удалось выяснить.

Глава четырнадцатая

Он проспал почти два часа, пока солнечный свет не разбудил его. Он проснулся и посмотрел на Кэтрин. Во сне дыхание ее было легким, и она выглядела счастливой. Такой он и оставил ее: красивой, молодой и непорочной. В ванной он принял душ и, натянув шорты, босиком прошел через сад в комнату, где работал. После непогоды небо было вымыто до голубизны, и стояло свежее раннее утро нового дня на исходе лета.

Он опять принялся за трудный рассказ и поочередно брал приступом все, к чему годами не решался притронуться. Он работал до одиннадцати часов и, когда сделал намеченное, запер комнату и вышел в сад, где женщины играли за столиком в шахматы. Обе выглядели свежо и молодо и казались такими же привлекательными, как умытое дождем и ветром утреннее небо.

— Она опять выигрывает, — сказала Кэтрин. — Как ты, Дэвид?

Девушка улыбнулась ему застенчивой улыбкой. «А все-таки они необыкновенно хороши, — подумал Дэвид. — Интересно, что принесет новый день».

— Как вы? — спросил он.

— Отлично, — ответила девушка. — А тебе что-нибудь удалось?

— Пишется тяжело, но все получается, — сказал он.

— Ты еще не завтракал?

— Поздновато для завтрака, — сказал Дэвид.

— Глупости, — сказала Кэтрин. — Наследница, сегодня женой будешь ты. Заставь его позавтракать.

— Хочешь кофе и фрукты, Дэвид? — спросила девушка. — Тебе нужно съесть что-нибудь.

— Черный кофе, пожалуй, — сказал Дэвид.

— Я принесу, — сказала девушка и вошла в дом.

Дэвид сел за столик рядом с Кэтрин, она переставила доску с фигурами на стул, провела рукой по его волосам и спросила:

— Ты еще не забыл, что такой же серебристый, как я?

— Забыл, — сказал он.

— Волосы еще выгорят, и я буду все светлее и светлее, а тело — все более смуглым.

— Это будет чудесно.

— Да, и все мои трудности позади.

Хорошенькая темноволосая девушка шла к ним, держа в руках поднос, на котором были розетка с икрой, половинка лимона, ложка и два ломтика жареного хлеба. За ней молоденький официант нес ведерко со льдом и бутылкой шампанского и поднос с тремя стаканами.

— Это как раз для Дэвида, — сказала девушка. — А потом мы можем поплавать.

После купания, пляжа и обильного, затянувшегося обеда с бюллингерским Кэтрин сказала:

— Я очень устала и хочу спать.

— Ты много плавала, — сказал Дэвид. — Устроим сиесту.

— Нет, я правда засыпаю, — сказала Кэтрин.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — спросила девушка.

— Да. Только смертельно хочу спать.

— Мы уложим тебя в постель, — сказал Дэвид. — У тебя найдется термометр? — спросил он девушку.

— Нет у меня никакой температуры, — сказала Кэтрин. — Я просто хочу поспать подольше.

Когда Кэтрин легла, девушка принесла термометр, и Дэвид измерил Кэтрин температуру и посчитал пульс. Температура была нормальной, а пульс — сто пять.

— Пульс слишком частый, — сказал он. — Но я не знаю, какой он у тебя обычно.

— Я тоже не знаю, но думаю, слишком частый.

— По-моему, пульс при нормальной температуре не так важен, — сказал Дэвид. — Но если тебя знобит, я привезу доктора из Канн.

— Не нужен мне доктор, — сказала Кэтрин. — Я спать хочу, вот и все. Можно мне поспать?

— Да. Позови меня, если понадоблюсь.

Они постояли, дождались, пока она заснет, а потом тихонько вышли. Дэвид прошел по каменной террасе и заглянул в окно. Кэтрин спала, и дыхание ее было ровным. Он принес два стула и столик, и они сели в тени под окном Кэтрин так, чтобы меж сосен было видно синее море.

— Что скажешь? — спросил Дэвид.

— Не знаю. Сегодня утром она выглядела довольной.

— А сейчас?

— Возможно, это реакция на вчерашнее. Она такая непосредственная, Дэвид, и это так понятно.

— Вчера мне показалось, я люблю кого-то, кого уже нет, — сказал он. — Так нельзя.

Он встал, подошел к окну и заглянул в комнату. Кэтрин спала все в той же позе.

— Она крепко спит, — сказал он девушке. — Может, ты тоже вздремнешь?

— Пожалуй.

— Я пойду к себе в рабочую комнату, — сказал он. — Там есть дверь к тебе, которая запирается с двух сторон.