Даша и Медведь (СИ) - Владимирова Анна. Страница 36
— Может, нет возможности?
— Может, нет желания? — Глеб промолчал. — Прости, я не хотела будить у тебя плохие воспоминания.
— Ты не будишь. У меня нет хороших воспоминаний.
— Но есть же плохие…
— Я уже говорил, что ничего не чувствую по этому поводу…
Только я вдруг поняла, что он чертовски не прав. Потому что вокруг него начали закручиваться знакомые завихрения, а у меня ускорился бег пульса. Сиренево-синие всполохи пульсировали, то ли уличая Медведя во лжи, то ли еще что-то… Лена просила меня ничего не трогать тогда, но то ли выпитое вино подстегнуло, притупив разум, то ли и правда какая-то уверенность. Я потянулась рукой к Глебу и коснулась пульсирующего цвета. Тот настороженно трепыхнулся… и медленно потек по моей руке. Это было похоже на то, как соединить лужицу и запертых в ней мальков с речкой. А я ничего особенного и не чувствовала — просто смотрела, как цветная муть отходит от Глеба, становится более прозрачной и светлой.
— Что ты делаешь? — прорычал вдруг он, и я одернула руку.
Завизжали тормоза, пространство взорвалось возмущенными сигналами других водителей, а Глеб выскочил со своего сиденья и дернул ручку моей двери. А потом я словно выпала из реальности. Проморгалась только, когда мы уже стояли у обочины на аварийке. Он держал меня в руках, больно сжимая затылок, и всматривался в лицо:
— Ты что делала?! — сдвинул брови на переносице.
— Ты врешь, — вяло мотнула головой. — Я… видела… и хотела помочь.
— Я просил?! — тряхнул он меня.
— Глеб… — нахмурилась я. Начинала болеть голова.
— Я тебя выпорю дома и в угол поставлю, чтобы не лезла, куда не просят, и не пользовалась своими возможностями, в которых ни черта не смыслишь!
— Хорошо, только дай сесть, мне плохо…
Он вернул меня в салон и склонился к лицу, всматриваясь:
— Поехали к ведам?
— Нет, — замотала головой. — Не надо. Со мной все в порядке. Лучше выпори и… потом чаю сделаешь?
Он усмехнулся:
— Не сразу. — Но взгляд остался тревожным. — Садись в машину, я позвоню Константину.
— Глеб, не надо! Я не хочу к ним ехать! Я хочу к тебе, в лес, в тишину… к медведю, в конце концов. Поехали, пожалуйста… Со мной все хорошо. Лена сказала, если я захочу помочь сама, со мной ничего не случится…
Он колебался, но все же кивнул, закрыл дверь с моей стороны и вернулся за руль.
— …Чувствую себя больной, с которой все носятся, — проворчала, устраиваясь удобнее так, чтобы ничего не мешало рассматривать прежнюю картинку.
— Что ты видела сейчас? — выкрутил он руль, и машина влилась в вечерний поток.
— Сложно объяснить, но я больше этого не испугалась. А тебе очень плохо, Глеб… Я это вижу точно.
61
— Странно, потому что я ничего не чувствую.
— Может, ты привык к боли. И тебе кажется, что ее нет… А она на самом деле есть. — Он задумался и не собирался продолжать разговор, но меня съедало любопытство. — А как ты понял, что я что-то с тобой делаю?
— Сложно сказать, но было чувство, будто ты из меня что-то тянешь. И ты странно при этом выглядела.
— Мда… Не повезло тебе, Глеб, — поежилась я. — Ты точно хочешь меня себе оставить?
— Замолчи уже, — оскалился он.
Домой мы вернулись, когда уже совсем стемнело. Я вылезла из машины и глубоко вздохнула. Стало хорошо, спокойно, губы сами поползли в улыбке.
— Как у тебя здесь хорошо, — вздохнула я и только тут сообразила, что мне чего-то не хватает. — А где моя машина?
— Ребята увезли, — Глеб вытащил с заднего сиденья пакеты и направился к крыльцу. — Ты идешь?
— А что они с ней будут делать?
— Продадут на разборку. А я куплю тебе новую машину.
В этом месте я споткнулась:
— В смысле? — Чтобы не упасть, пришлось рухнуть на колени. — Что я пила, Глеб? Не удается протрезветь.
Он бросил пакеты на веранде и сбежал за мной:
— Если бы ты пила, женщина, — подхватил меня на руки, и я схватилась за его шею. Он подкинул меня, устраивая удобнее, и медленно зашагал по ступенькам. — Как там новое белье?
— Не знаю, — моргнула я.
— Надо проверить…
— Ты обещал чаю.
— Я обещал пороть…
От этого его обещания стало невыносимо жарко. Я понимала, что пороть он меня не будет, но, странное дело, перспектива возбуждала. Хотя Глебу не нужно пороть, чтобы заставить меня сожалеть о смелости и кричать. Он умудрился открыть двери одной рукой, так и не выпустив меня из рук, прошел темную гостиную и направился в спальню.
— У меня голова болит, — заерзала я. То, что он собирался сделать — сгущало воздух до состояния меда, дышать становилось все тяжелее, но сегодняшние удачи в переговорах давали надежду, что и здесь я смогу щелкнуть ему по носу. Но я, похоже, ошибалась. Он уложил меня на кровать и потянул платье. — Глеб…
— Ты была такая смелая там, в примерочной, — он отбросил платье, развернув меня, как подарок, и принялся любоваться. Чертово кружево почти не ощущалось на теле, заставляя чувствовать себя голой. — Вот так гораздо лучше.
Я дышала все тяжелее с каждым вздохом и его движением. Хищник на охоте, не иначе — острый взгляд, уверенность, что все будет по его правилам, ни одного лишнего движения и суеты.
Когда он медленно провел рукой по животу и коснулся тонкого кружева, я прикрыла глаза, сдаваясь. Не смогу сказать ему «нет». Не знаю, почему… Может, это не имело смысла, и я тоже этого хотела? Нет, я хотела притормозить, продолжить теплый вечер у камина с чаем, а не вот так вот сразу в спальне…
— Глеб, я не хочу.
— Хочешь, я чувствую запах твоего возбуждения…
— Я не хочу так сразу, — открыла я глаза.
Он медленно втянул воздух, мрачнея:
— Даша, ты слишком быстро забываешь, с кем имеешь дело, — заговорил каким-то незнакомым голосом. — И, с одной стороны, это хорошо. Тебе, к счастью, не с кем сравнить, но мало кто из нас ставит перед собой целью остаться для избранной человеком. Мы играем в людей, но не можем делать это круглые сутки. Все мы ждем, что нас примут такими, какие мы есть. Я тоже жду. Но иногда, чтобы была надежда дождаться, мне нужно выпустить желание наружу. Я не сделаю больно… Я просто дико тебя хочу. И не могу ждать.
Каждое слово будто вгоняло гвоздь под кожу. Смысл сказанного, такой страшный… и будоражащий одновременно, вызывал дикую дрожь. Я и правда забыла, каким Глеб может быть. Он медленно поднялся, не спуская с меня взгляда, и, подцепив концы футболки, потянул ее через голову, обнажая тело, от вида которого дыхание сперло. Ну что я в самом деле? От такого парня любая бы сошла с ума от счастья, а я все… трясусь.
— А как ты объяснял царапины на заднице своим любовницам? — растянула губы в усмешке.
Мужчина одобрительно искривил уголки губ:
— Царапины на заднице — эксклюзивная привилегия, Даша. С тобой можно оторваться…
— А женщин, подобных тебе, разве нет?
— Есть… Но мне они неинтересны, — и он кинул джинсы на тумбу.
62
— Какой привередливый…
На самом деле с ним всегда страшно. Мне невыносимо хотелось дать деру от его приближения. Но я продолжала смотреть, как он нависает сверху, и дрожать.
— Трусишка, — огладил он бедро и вдруг потянул меня на себя, улегся на спину и усадил сверху. — Давай сама, если так боишься.
Я растерянно выпрямилась и сжала ноги, но Глеб не спешил мне помогать — новый вид его полностью устраивал. Глаза мужчины порочно блестели, взгляд почти осязаемо оглаживал чувствительную кожу, воспаляя каждый нерв под ней. В груди уже набух стон — только тронь, и я с позором спущу его с паузы. Что в таком состоянии можно сделать?
— Глеб, — голос порочно охрип. — Я… не знаю, что делать…
— Я — твой мужчина на ближайший месяц, — обрисовывал границы он, — не только я могу хотеть, ты тоже имеешь право… Ты испытываешь удовольствие. Получи его. Не думай о том, как выглядишь — ты выглядишь так, что сдохнуть хочется от счастья быть под тобой. Думай о том, как получить желаемое. — А он умел вдохновлять. — И эта хищница внутри — поверь, любит быть сверху.