Моя любимая половина ночи (ЛП) - Лорен Кристина. Страница 35

* * *

От: Рейд К.

Отправлено: 1:28, 7 апреля

Не могу описать, как сильно я улыбался от твоего последнего сообщения. Точнее, от его конца. То, что ты описывала, смешным не было, но ход твоих мыслей действительно освежает.

Я тоже одинок. Я знаю это чувство. Порой оно кажется непреодолимым. Серьёзно, бывает так тяжело… Хотя я не считаю, что плохо прошу о том, в чём нуждаюсь. Просто я нигде этого не нахожу. Но у тебя, похоже, хорошие друзья. У меня тоже. Так что ощущение, что ты нужен, важная часть связи с людьми. Уверен, если бы ты их попросила, они бы помогли. Они могут даже удивить тебя.

И мне жаль слышать о твоём папе. Я не знаю, что делал бы, если бы что-то случилось с моими родителями. Ты потеряла маму, теперь папа болеет… Конечно, ты не можешь сдержать эмоции (хотя я не прощу тебя за эмоциональную диарею»). Пиши в любое время.

Твое сообщение перевернуло всю мою ночь, и я не знаю, что делать. Но могу всё описать. Ты всегда была со мной честной, и я буду честным с тобой.

Я был на свидании с другой женщиной. Уверен, и ты общаешься со многими тут, так что я не думал, что нужно это объяснять. Но, надеюсь, ты понимаешь, что это было не лучшее время для просмотра сообщения из «IRL» (твоего). Эта женщина, назовем её Д.Д. (бесконечные шутки), ушла в туалет и задержалась там. Я не вытерпел, стал читать твоё сообщение. Перечитывая его, я понял, что она стоит рядом. Она ждала, когда я посмотрю на неё, чтобы сказать мне, что уходит.

Ясное дело, было неловко.

А потом я отправился к моей подруге. Её уже упоминал, она одна из моих близких друзей, но за последние пару месяцев мы стали ближе, чем просто друзья. Снова буду честен. У нас был секс этой ночью, но после этого я ощущал себя не круто, а ужасно. Думаю, мои чувства к ней глубже, чем у неё ко мне. Или, может, я надеюсь, что её станут чем-то большим, но мы оба знаем, что этого не будет. Она чудесная, и мы будто знаем друг друга вдоль и поперёк, но она что-нибудь говорит, и оказывается, что я её совсем не знаю. Когда я попытался спросить её, что у нас происходит, она ответила так, как и я боялся: мы просто занимаемся сексом.

Надеюсь, что не расстроил тебя. Или хотя бы немного расстроил. Тогда это будет означать, что у тебя ко мне есть чувства, какие, похоже, есть у меня к тебе. Я хотел бы зайти дальше с той подругой, я сдерживаюсь, потому как ещё остался шанс, что ты подходишь мне лучше. Я не знаю тебя лично, и проще было надеяться, что всё разовьётся с ней, ведь её-то я знаю. А если я встречусь с тобой, и мы повеселимся, но связь через переписку исчезнет в реальности…

В конце дня (в конце этого очень длинного дня) мне нужно знать. Я хотел бы встретиться, поужинать и просто поговорить, понять, есть ли смысл надеяться. Это не ультиматум или свидание, которое должно всё решить. Мне просто нужно знать. Может, с подругой не складывается, потому что я ещё не нашёл своего человека.

Позвонишь мне?

(805) 555-8213

Рейд

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Милли

Я пялилась на телефон, пока экран не потемнел. Моё отражение глядело на меня: сдвинутые брови, опущенные уголки губ, смесь ужаса, недоумения и боли. Письмо Рейда было как эмоциональная граната, что взорвалась прямо перед моим носом.

Сейчас только шесть утра. Кофе я ещё не выпила. Голова всё кружилась. Даже не знаю, с чего начать.

Рейд чувствовал себя ужасно после нашего секса? Разве это могло не расстраивать? Признаю, между нами была неловкость, но вчера я не успела и пяти минут дома побыть после того, как все выложила Эду и Алексу, как он оказался у моей двери. Я не успела ничего обдумать. Я не знала даже, прочёл ли он моё письмо.

Знала лишь, что он не был с ней.

Я не думала, а потянула его в коридор. Я могла лишь чувствовать. Ощущать, как это правильно — быть вместе с ним, радоваться, что он сейчас рядом, и желать, чтобы он остался. И вдруг вопрос: «Что мы делаем, Миллс?». Я словно вернулась на защиту диссертации, и у меня не было ответа. Я запаниковала, и он ушёл. Даже Эмоциональный мутант Милли понимала, что это была моя вина.

«Ты совсем не умеешь делиться личными проблемами. Знаешь, да?».

«Зачем быть такой скрытной?».

«Ладно тебе, Миллс. Мы все знаем, что ты держишь всё в себе».

Они не ошибались. Я никогда не умела откровенничать.

Мне исполнилось одиннадцать, когда мама усадила меня и Элли за мороженым и сказала, что была больна. После этого на быстро слегла. Казалось, в один день она осторожно объясняла нам, что означало слово «рак», а в другой её подключили к всевозможным трубкам и проводам. Резкий запах больницы и антисептика заменил аромат духов «Elizabeth Arden Sunflowers», которыми она брызгалась каждое утро.

Ближе к её концу папа держал нас в стороне.

— Не беспокойте маму, — говорил он нам. — Не мешайте ей.

И мы не мешали. Мы говорили, что в школе всё хорошо. Что мы счастливы, что мы любили её и ни в чём не нуждались. И я скрывала всё, что хотела ей поведать, до того времени, когда ей станет лучше. Я не беспокоила её ссорой с моей подругой Кирстен, или что мистер Донохью был самым гадким учителем в школе. Я хотела рассказать ей позже.

Но она умерла, и мне было некому это рассказывать. Было невыносимо больно от тоски по ней. Однако я знала, что жизнь продолжалась. Моя тихая правда не вырывалась наружу, меня устраивало хранить её в себе.

И стало привычным отступать и слушать. Я научилась быть прекрасным слушателем. В колледже я где-то вычитала, что, если дать кому-то долго говорить о себе, это запускало в нервной системе говорящего те же сигналы радости, как еда или деньги. И с тех пор я ненамеренно использовала эти знания.

Все, кто хотел от меня большего, сдались. Те, кто остался, смирились, что я отступала, когда разговоры становились глубокими. Зато я стала экспертом в том, когда сменить тему или пошутить.

Как удобно, наверное, это было для Дастина. Я была непринуждённой девушкой, потому что я не хотела ничего анализировать. Мы редко ссорились, потому что не были заинтересованы. Он был счастлив сохранить статус-кво, поэтому не просил меня покинуть свою зону комфорта.

Рейд, напротив, всегда был сосредоточен на мне, чем напоминал мою сестру. И настоящее свидетельство моего эмоционального уродства в том, что я могла утомить даже лучших людей.

Я перечитала его сообщение для Кэт, и стало больнее, чем должно было. Для него Кэтрин — другая женщина, не Милли. Он обсуждал это с кем-то, не со мной. У меня не было никаких обид на Рейда. Я не имела права расстраиваться, когда он решил, что ему лучше подойдёт кто-то другой. Но почему такое чувство, будто ковер выдернули из-под моих ног? Он рассказал незнакомке, что совсем меня не знал.

Могла ли я его винить?

Я вспомнила любимую улыбку у него — терпеливую, когда он был недоволен, но очарован — все равно любил меня. Я сравнила её с выражением лица прошлой ночью, когда он уходил. Утомлённые взгляд, разочарование в чертах лица… Его хмурые глаза, которые темнели и темнели, пока не огрубели и не стали незнакомыми.

Теперь он хотел встретиться с ней, и я не знала, как быть.

Я в конкретной заднице.

* * *

Район, где жил Эд, состоял из рядов маленьких коричневых домиков, каждый был копией соседнего. Парковки для велосипедов стояли на каждом углу, в каждом дворе были одинаковые кусты. Мне казалось, что это было задумано для услады глаз, но это оставалось копией кошмаром. Если я подпевала радио, не обращая внимания на дома, то оказывалась не на той улице, не понимая, нужно было повернуть у высокого дерева или у того, что стояло до него.

Как сейчас. Я объездила квартал дважды, а потом остановилась у его дома, где в тишине тикал двигатель моего автомобиля. Поездка сюда почти не успокоила меня. Я сидела в машине и желала, чтобы у меня был маховик времени, чтобы я могла сказать прошлой Милли не тупить.