Серебряные колесики(Сказка) - Яхнин Леонид Львович. Страница 6
«Интересно, — думал Бутон, перевязывая розы шелковой ленточкой, — сколько сегодня стоят густо-пунцовые розы?»
И в этот момент он увидел Тиму и Тики-Так.
— Куда вы спешите, дети? — спросил он в надежде на очередную похвалу.
— Ой, за нами гонятся! — сказала Тики-Так.
Издали показалась толпа стражников. Они подталкивали друг друга, ссорились на ходу и, словно гончие псы, поводили носами во все стороны.
— Спрячьте ее, а я постараюсь задержать их, — сказал Тима.
Бутон поднял правую бровь и растерянно поглядел на Тиму и Тики-Так.
— Ну, что же вы стоите?! — закричал Тима. — Скорей! Скорей!
— Я жду, — сказал Бутон, — слишком долго я жду ваших похвал.
Он потрогал свои щеки. На них вместо роз торчали редкие волоски, похожие на колючки.
— Ах так! — сказал Бутон, — я не слышу ни одной даже самой ничтожной похвалы? Вы меня не хвалите, значит, вы меня не интересуете.
Он презрительно взглянул на Тиму и отвернулся.
— Вы злой, нехороший человек, — сказала Тики-Так.
Тут розы в руке Бутона наклонили свои головки. Лепестки их растаяли, как мороженое. Через несколько секунд от пунцовых роз остались тоненькие черные прутики, которые очень напоминали пучок волос.
— Мои розы завяли от ее слов! — в ужасе закричал Бутон. — Эй, стража, вот они! Держите этих грубиянов!
Стражники уже были рядом. Они схватили Тиму.
— Беги, Тики-Так! — крикнул Тима. — Спасайся!
Но было поздно. Какой-то стражник подхватил Тики-Так, поднял ее над головой и понес…
Треугольник неба
— Где мы? — спросила Тики-Так. — Здесь так темно! Тима ощупал стены, пол.
— Как низко потолок! — удивился Тима.
Он провел руками над головой. Потолок напоминал растянутую гармошку.
— Странно, — сказал Тима, — как будто лестница вверх наизнанку.
— Ой, я, кажется, догадалась! — воскликнула Тики-Так. — Это Темная Ступенька под крышей. Меня часто сюда сажали, когда я забывала тики-тики-тики-такать.
Тики-Так забилась в угол и поджала ноги.
— Я боюсь, — прошептала она, — здесь живут пауки и мыши.
— Мыши? — сказал Тима. — Это хорошо! Просто замечательно!
— Ты любишь мышей? — поразилась Тики-Так.
— Тише! — Тима приложил палец к губам.
Сверху послышался шорох и поскребывание. Тики-Так затаила дыхание. Шур-шур — снова раздалось у них над головой. Может быть, мыши перешептывались между собой, а может, просто шуршали хвостами по крыше?
— Ага, вот они мыши, мышиные норки, мышиные щелки, — засмеялся Тима. Он придвинулся к Тики-Так и зашептал ей в самое ухо: — Мыши знают выход наружу. Следи, откуда они появятся.
Вдруг узкая полоска серого вечернего света проникла в щель. Но Тиме и Тики-Так в темноте она показалась ослепительной.
— Ой! — вскрикнула Тики-Так и закрыла глаза рукой.
Мыши в панике забегали по крыше. Раздался дробный стук их лапок, словно просыпалась горсть гороха. Тима бросился к щели.
— Тут прогнившая доска, — сказал он.
Тима нажал плечом на доску. Доска заскрипела на ржавых гвоздях и чуть-чуть подалась.
Вдруг кто-то приник к щели снаружи и закашлялся.
— Кхе-кхе! Кто здесь? — спросил чей-то тихий голос.
Тима отпрянул в темноту.
— Стражники! — прошептал он. — Эх, все пропало!
— Нет, не пропало! — крикнула Тики-Так. — Это дедушка! Я его узнала по голосу! Дедушка, помоги нам!
— Я тоже заперт рядом за стенкой, — сказал старый Часовщик. — Попробуем вместе выломать эту доску. Она, по-моему, ведет на чердак.
Тима и Тики-Так налегли на гнилую доску с одной стороны, Часовщик — с другой. Раздался пронзительный долгий скрип, доска отлетела, и они увидели в просвете треугольник фиолетового вечернего неба и кусок громоздкой кирпичной трубы.
Вертолет в кармане
Из чердачного окна нелепо торчал, упираясь прямо в темное небо, кусок лестницы. Четыре ступеньки, похожие на язык, высунувшийся из пасти чердака.
— Это сто третья лестница, что не уместилась во дворце, — догадался Тима. — Повезло нам. Скорей на крышу!
Он протянул руку Тики-Так. Вслед за ними на крышу, кряхтя, выбрался старый Часовщик.
— Как высоко! — испугалась Тики-Так.
— Держись за трубу! — сказал Тима.
— Не смотри вниз, — сказал Часовщик, — голова закружится.
Но Тики-Так уже приподнялась на цыпочки и заглянула через парапет на улицу. Стражник, который, задрав голову, считал звезды, увидел ее.
— Стой! — раздался его визгливый пронзительный голосок.
И тут же басом его поддержал другой стражник.
— Сто-ой-ой! — разнеслось по дворцу.
Начался переполох. Заскрипели, завизжали, задребезжали, застонали ступеньки. В чердачное окно протиснулись сразу несколько голов. Они раскачивались на вытянутых шеях, будто целый пучок овощей. Корявые, как картошка. Красные, как редиска. Лысые, как луковица.
Первой подала голос голова-репа:
— Пустите меня! Я их поймаю! Я раньше всех прибежал!
— Как! Раньше короля? — завопила голова-картошка.
— Ой, мне ногу отдавили! — пищала лысая голова-луковица.
— Я застрял! Хватайте их! — орала голова-редиска.
Старый Часовщик подтолкнул Тиму и Тики-Так вперед.
— Спасайтесь! — сказал он. — Я их задержу.
— Нет! — крикнул Тима. — Я вас не оставлю.
В густых сумерках труба, чердачные выступы, какие-то башенки на крыше расплывались, сливаясь в одно темно-синее пятно.
— Ой, совсем темно! — сказала Тики-Так. — Я боюсь упасть!
— Ничего, — успокоил ее Тима, — у меня где-то есть кусок бечевки — змея вчера запускал. Я привяжу тебя к своему поясу.
Тима на ходу пошарил в кармане курточки. Вместо бечевки он вдруг вынул из кармана какой-то гладкий бумажный квадратик.
— Марка, — сказал Тима удивленно. — Вертолет на марке. Ух ты! Он движется!
Вертолет плавно скользнул по нарисованному на марке небу и, увеличиваясь, загудел над самой крышей. Летчик открыл дверцу и сбросил веревочную лестницу.
— Прошу в кабину! — сказал он.
Из чердачного окна, расталкивая всех локтями, выкарабкался, наконец, король Кляссер Второй. За ним на четвереньках выполз Главный Советчик.
— Держите их! Ловите их! — кричал Главный Советчик.
— Попробуйте поймать! — засмеялась Тики-Так, высунувшись из кабины вертолета.
— Время! Наше время! Тики-Так! — завопил Кляссер Второй.
— Ваше время прошло! — сказал Тима и захлопнул дверцу кабины.
Вертолет стремительно понесся вверх. Королевский дворец с множеством лестниц, с Главным Советчиком, обнявшим дымовую трубу, с Королевским Угодником, застрявшим в чердачном окне, с Кляссером Вторым в его коротких штанишках, с Придворным Сочинителем, растерявшим все свои строчки, стал уменьшаться, уменьшаться. И вот уж все это не больше квадратика затертой марки, прилепленной к странице старого пыльного альбома.
