Рождество с тобой (сборник) (ЛП) - Маклафлин Хайди. Страница 1

Над сборником работали:

Переводчики Анастасия Сушкова, Ирина Февралева, Диляра Ирзагитова, Анастасия Кошачкова, Алена Мазитова

Редакторы Эра, Анна Бродова, Татьяна Комар, Евгения Белозерова, Анна

Обложка: Настёна

Перевод выполнен в 2020 году специально для группы https://vk.com/beautiful_translation

Внимание!

Текст предназначен только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчиков и редакторов строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного чтения, запрещено.

Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Если вам понравился ознакомительный перевод, купите оригинал книги.

Этот замечательный праздник

ХАЙДИ МАКЛАФЛИН

Для Кэссиди

Ты самая храбрая девочка из всех, кого я знаю.

Вот тебе маленькое

Рождественское чудо.

Переводчик: Анастасия Сушкова

Редактор: Эра

Глава 1

Рори

В середине дня люди, бегающие за праздничными покупками, проходят мимо большого панорамного окна моего офиса.

Некоторые оборачиваются и смотрят на витрину, которую оформили мои коллеги, в то время как другие кутаются в свои теплые зимние пальто, чтобы защититься от резких порывов ветра.

Снег, тихо кружась, ложится на оконный выступ, словно воплощение картины Нормана Роквелла, придавая городу Френдшип традиционную атмосферу Новой Англии.

Как и в большинстве расположенных на первом этаже помещений в городе, в банке большие панорамные окна, которые выходят на городскую площадь.

Слишком часто в эти дни я ловлю себя на том, что провожу время, наблюдая за жизнью, протекающей за окном, в то время как я сижу за столом, забросив дела.

Мои мысли заняты семьей, или, скорее, ее отсутствием.

Моя жена хочет развода.

Она хочет покончить с нашим браком.

Расторгнуть наш союз.

Чтобы у нашей дочери Руби было два родителя-одиночки.

Неважно, в каких выражениях я это проговариваю — становится только хуже.

Я виноват.

Однако осознание ответственности не отменяет того факта, что я пропустил слишком много ужинов и важных школьных мероприятий, слишком много раз забывал забрать Руби, когда Гвен не могла. А для родителя это самое ужасное чувство на свете.

Каждый раз у меня было одно и то же оправдание — работа. Я должен был догадаться, что что-то не так. Странно, но из-за стресса порой не замечаешь того, что происходит прямо перед твоим носом. Безразличие, обрывочные ответы, планы, в которые меня не посвящали, ночи, когда моя жена ложилась спать, не дождавшись меня — я просто обязан был увидеть все эти знаки.

Наши тихие разговоры перешли в споры, в которых каждый из нас наговорил много того, чего не хотел. Я сказал ей, что она могла бы найти работу и перестать все время волонтерствовать в школе; что если бы она помогала, мне бы не пришлось одному оплачивать поездки за покупками в Бостон или все эти бесконечные внеклассные занятия. Я спросил ее, что бы она хотела, чтобы я сделал, как бы она хотела, чтобы я разобрался с ситуацией — с нами, нашей семьей. Я потребовал, чтобы она сказала мне, что делать.

Она сказала.

Прошло уже два месяца с тех пор, как она попросила меня спать на диване, а потом и уйти из дома. Этот дом должен был быть нашим навсегда — дом, где я пролил пот и кровь, и даже пару слез, пока доводил его до ее идеала. Дом, где мы должны были вырастить детей, проводить время с внуками, любуясь, как они гоняются друг за другом на террасе.

Получив повышение в банке, я нанял подрядчиков, чтобы закончить начатую мной работу. В этом был смысл. Подразумевалось, что я буду больше времени проводить с Гвен и Руби по выходным. Но даже эти дни поглотила работа, и я это допустил.

Семья должна быть на первом месте.

В моем понимании это значило работать больше и дольше, чтобы обеспечить свою семью. Конечно, это также значило, что я бы пропускал родительские собрания Руби, ежегодные школьные карнавалы, книжные ярмарки и утренники в честь окончания учебного года, но две самые важные женщины в моей жизни имели бы все самое лучшее.

Я ошибался.

Звонит телефон, отвлекая меня от мыслей. Я бросаю быстрый взгляд на определитель номера и тяжело вздыхаю.

— Рори Саттон, — говорю я в трубку, не отрывая взгляда от того, что происходит снаружи.

— Как там мои инвестиции?

Все внутри меня холодеет, когда грубый голос Джерри Гэнса лает мне в ухо, не оставляя выбора, кроме как вернуться к работе. Я быстро нажимаю на несколько клавиш на клавиатуре, чтобы открыть его счет. Джерри — мой клиент номер один, мой кормилец, так сказать, и, возможно, катализатор моего развода.

— В полном порядке, Джерри.

Он звонит каждый день с одним и тем же вопросом и, чаще всего, получает один и тот же ответ.

— Где мои деньги?

— Вложены в компанию «Али-баба». Это азиатская версия «Амазон». Их активы высоко котируются, и я уверен, что ваш портфель акций увеличится в кратчайшие сроки. Конечно, вы также инвестируете в другие фонды, ценные бумаги и аннуитеты.

Такой же разговор мы вели вчера и позавчера, и, скорее всего, будем говорить об этом и в понедельник.

— Идеально.

Я мысленно представляю себе, как он сидит в красном кожаном кресле с высокой спинкой, в черном шелковом халате, и потирает руки, как будто он организатор какого-то хитроумного заговора с целью захвата мира.

— Моя супруга интересуется, увидим ли мы вас с женой на нашей ежегодной рождественской вечеринке.

Вздохнув, я отворачиваюсь к окну, каждый раз надеясь увидеть Гвен, выходящую из магазина, паркующую машину или просто идущую по улице.

Я не видел ее с тех пор, как съехал. Это не мое решение, и я не согласен с ним, но, по мнению Гвен, будет лучше если моя мать будет посредником в общении с Руби. Я это ненавижу. Я пытался бороться, но мне не нравится, когда Гвен плачет, поэтому я согласился.

— Конечно.

Немного невинной лжи, по большому счету, не причинит Джерри никакого вреда. Очень сомневаюсь, что Гвен пойдет со мной. Тем не менее, я планирую ее спросить. Мне совсем не хочется получить отказ, впрочем, как и появляться там одному. Чем меньше Джерри знает о моей жизни, тем лучше для меня.

Джерри болтает о других акциях, на которые я должен взглянуть, но я сосредоточен на том, что происходит снаружи. Какой-то бездомный пытается перейти через дорогу вопреки потоку туристов, игнорирующих тот факт, что в нашем городе принято строго соблюдать правила, по которым пешеходы имеют преимущество.

Пожилой мужчина спотыкается, едва успевая опереться на одну из припаркованных вдоль тротуара машин.

— Я тебе перезвоню, Джерри.

Не потрудившись повесить трубку, не надев зимней куртки и галош, я выбегаю на улицу, и грязь, перемешанная с солью, попадает мне на брюки.

— Позвольте вам помочь.

Не колеблясь, я беру его за предплечья и помогаю встать.

— Моя сумка, — бормочет он, указывая на землю.

— Взял, — отзываюсь я, поддерживая его одной рукой, пока наклоняюсь, чтобы поднять его вещи.

Я делаю все возможное, чтобы не задохнуться от окружающего его зловония или не прокомментировать, насколько легка его сумка. Интересно, когда он в последний раз принимал душ или имел возможность постирать одежду? Все в нем грязное — лицо, поношенная одежда, черная вязаная шапочка, которую он носит поверх темных волос.

Я помогаю ему дойти до скамейки в парке недалеко от моего офиса. Когда мы добираемся до нее, я стряхиваю снег, прежде чем он опускается с тяжелым вздохом. В его глазах печаль, но на лице улыбка.