Вампиры: Когда ночь сменяет ночь Книга 2 (СИ) - Тигиева Ирина. Страница 80
— Нет, в таком виде ты им показаться не можешь. Подожди здесь.
Не успела Акеми исчезнуть, а я поставить на пол сосуд с освящённой землёй, который прихватила с собой, как Лодовико подлетел ко мне вихрем. Ладони устремились к моим плечам, но, сжав воздух, тут же бессильно опустились. На подвижном лице мелькнуло умоляющее выражение:
— Ради всего, что тебе дорого, piccolina! Откажись от задуманного, прошу тебя! Не вынуждай её вести тебя к ним!
— Лодовико, я…
— Она не вернётся и знает это! Посмотри сама, — он нервно дёрнул рукой вглубь комнаты. — Перевёрнутая ширма, белые хризантемы, палочки, воткнутые в пиалу с рисом, жемчуг[3]… Всё это знаки траура! Цветы сакуры — символ преждевременной смерти! Она погибнет!..
Вот что я не смогла определить, когда преступила порог: витавшие в комнате грусть и тоску, призрачные тени прощального привета…
— Она вернётся к тебе, — с уверенностью, которую совсем не испытывала, возразила я. — Обещаю.
Лодовико издал глухой стон и стиснул руки в кулаки. Но уже в следующее мгновение искажённое от ярости лицо итальянца приняло более мягкое выражение — в нескольких шагах от нас стояла Акеми.
— Примерь это, — она положила на спинку дивана длинное одеяние из белого атласа. Не говоря ни слова, я исчезла с ним за ширмой. Плотно облегавшее фигуру платье было скроено по принципу китайского ципао[4]: с маленьким стоячим воротничком и крупными обшитыми голубым атласом застёжками на груди. Рукава тесно обхватывали предплечья и, расширяясь от локтей, спускались чуть не до пола. Акеми одобрительно кивнула, когда я выступила из-за ширмы.
— Спасибо, оно очень красивое, — вежливо поблагодарила я.
— В любом случае, более подходящее, — Акеми скользнула глазами по моим рассыпавшимся по плечам волосам. — Волосы тоже не следует оставлять так.
Не обращая внимания на ненавидящий взгляд Лодовико, я подскочила к высокому зеркалу в глубине комнаты, быстро перебирая пальцами, заплела косу, и повернулась к Акеми. Та снова кивнула.
— Теперь ты готова. Осталось подготовиться мне.
Остановившись возле алтаря, она сделала один маленький поклон, затем два низких и, опустившись на колени, несколько секунд оставалась безмолвна и неподвижна. Потом грациозно поднялась на ноги, дважды хлопнула в ладоши[5], ещё раз низко поклонилась и мгновенно оказалась возле Лодовико. Тот вцепился в неё мёртвой хваткой и что-то горячо зашептал по-итальянски. Потупившись, я отступила к стене, где оставила сосуд с освящённой землёй. Но полная страстной нежности перепалка между Акеми и Лодовико продолжалась недолго. Спустя пару минут Акеми уже стояла рядом со мной, протягивая длинную шёлковую ленту.
— Нам пора.
Ухватившись за конец ленты, я покосилась на Лодовико. Отвернувшись, он до крови прикусил губу…
[1] Переносные домашние алтари камидана получили распространение в период Эдо. Обычно они устанавливались лишь на время каких-то церемоний. Керамические сосуды, обычно белого цвета, палочки, вертикально стоящие в пиале с рисом, ветки вечнозелёных растений обычно ставили перед алтарём в знак траура.
[2] Оби — тип японского пояса, носимого как мужчинами, так и женщинами поверх кимоно.
[3] Согласно японским обычаям, на женщине в трауре не должно быть никаких украшений, кроме жемчуга.
[4] Ципао — традиционно, широкое платье, полностью скрывавшее фигуру и оставлявшее видимыми только голову, ладони и носки обуви. В XX веке в Шанхае появилась новая форма ципао. Оно сильно облегало фигуру, а для того, чтобы позволить ногам двигаться свободно по бокам платья делались высокие разрезы.
[5] Ритуал моления перед камидана включает в себя поклоны и хлопки в ладоши для привлечения духов — ками.
Место, куда перенесла меня Акеми, было одновременно завораживающим и внушающим трепет. Мы стояли на широком выступе скалы, подножие которой тонуло в тумане, настолько плотном, что, казалось, само Небытие клубится у наших ног. Вокруг возвышались горные вершины, покрытые хвойным лесом. Акеми остановилась перед грудой камней, в которой я со второго взгляда рассмотрела очертания полуфантастических существ. Грубо вытесанные лапы тигра обнимали огромную сову, хвост переплетался с извилистым хвостом твари, походившей то ли на гигантскую сороконожку, то ли на дракона. Тело твари обвилось вокруг человеческой фигуры, державшей в вытянутых руках плоскую каменную чашу. У подножия странной композиции густо разрослась трава, из которой выглядывали небесно-голубые, похожие на звёзды цветы.
— Где мы?
— Близко. Они существуют на границе миров — между существованием и небытием…
— А как же освящённая земля?.. Наш мир остаётся для меня закрытым, пока она на мне…
— Разве я говорила, что мы направляемся в наш мир? Ты меня не слышишь? Но, так или иначе, не слишком полагайся на защитную силу твоей святыни.
Опустившись на колени, Акеми сорвала звездоподобный цветок и собрала в его чашечку несколько капель росы.
— Ты обещала Лодовико моё безопасное возвращение, — она качнула головой, и цветки вишни в её причёске задрожали, словно от ветра. — Самонадеянность отличала тебя, и когда ты была человеком. Но всё же — спасибо, что попыталась его утешить и убедить в благополучном исходе. Мне это так и не удалось…
— Но он ведь позволил тебе уйти.
— А как бы он мог мне помешать?
— Ты прибегла к своей власти обратившей…
— …впервые за всё время его существования, — Акеми поднялась с колен. — Я не хотела его мучить, поэтому всё, что должна, скажу тебе здесь. Мы направляемся во владения очень древнего и очень могущественного клана — некоторые из его членов существовали ещё до начала истории Кореи, как государства. Смертные называли их "чхачхаун", то есть "шаман", за искусность в магии и ворожбе. Не знаю, кто из них обрёл бессмертие первым. Знаю лишь, что остальные были обращены не сразу, а в течение нескольких поколений. Став правящей династией в Силла[1], они подчинили себе соседние королевства, объединив весь корейский полуостров под своим господством. Однако со временем власть над суетными человеческими созданиями начала их тяготить, и они сложили с себя это бремя, уступив титул правителей смертным королям. Ещё несколько веков после этого они оставались в мире людей. Но жизнь вокруг изменялась слишком быстро. Династии и эпохи сменяли одна другую, королевства объединялись и распадались, войны за власть искажали лицо Кореи до неузнаваемости. И тогда древнейшие члены клана пошли на крайность. Желая сохранить свои традиции и устои, которые в переменчивом, непрочном мире смертных рассыпались прахом, они с помощью магии создали собственную реальность — на границе миров. Окружённая невидимым кольцом заклинаний, эта реальность уже несколько столетий служит убежищем трём поколениям царского рода, их жёнам, наложницамим, слугам, министрам, охране, придворным танцовщицам и прислужницам-кисэн[2]…
— Сколько же их всего?
— Думаешь, они предоставили мне список? Их мир — тайна, и делиться ею они не стремятся ни с кем.
— Ну а как они питаются? Выходят на охоту по очереди?
— Жизнь в их мире остановилась несколько столетий назад. Покидать его не позволено никому, за исключением немногих избранных — самых верных и испытанных. Эти избранные хорошо ориентируются в мире людей и даже ведут со смертными дела, благодаря чему клан, как и прежде, процветает. Они же заботятся о свежей крови для всех.
— Таскают туда смертных? Разве люди могут находиться в их мире?
— Почему нет? Этот мир — часть человеческой реальности, хотя и существует вне её. В нём так же растут деревья, порхают птицы и распускаются цветы, так же дует ветер, капает дождь и падает снег. Лишь никогда не бывает ни рассвета, ни заката — ночь всегда сменяет ночь.
— Мечта любого бессмертного, — улыбнулась я.
Акеми опустила цветок в каменную чашу. Капельки росы скатились с лепестков на шероховатую поверхность. В кукольных ручках Акеми сверкнула серебряная свирель, голос стал жёстким: