119 дней до тебя (СИ) - Магарцева Юлия. Страница 45
— Он? — выгибает бровь Итан.
Нура устало вздыхает и хмурится:
— Я до сих пор не знаю, что на самом деле между вами произошло. Он не хочет рассказывать. И ты тоже.
— Я не «не хочу». Ты просто не спрашивала.
Мясо уложено в миску с приправами. На разделочной доске режутся овощи.
— У наших родителей было совместное дело. В основном заключённое в бумагах. — стал рассказывать он. — Акциями владели пятеро, трое из которых по итогу, когда наступил кризис, проголосовали за определённое изменение в договорах. В их числе был мой отец. Те, кто был против, в их числе отец Эвана — потеряли бизнес.
— И они поссорились.
— И мы поссорились тоже. — кивнул Итан. — Мне было плевать на то, что делает Ричард. Я не интересовался делами фирмы. А Эван наоборот, пытался помогать, вникал. Конечно, он был зол, я понимаю. Но…
Итан замолчал, покачал головой.
— Но ты был ни при чём. — закончила за него Нура. — Это нечестно и глупо. Он просто-напросто выместил на тебе всю свою злобу. Сделал виноватым. Теперь понятно. Он не рассказывает правду, потому что ему стыдно.
— Знаешь, — посмотрел на неё Итан. — Я попробую. Попробую поговорить с ним. Ведь я-то не злюсь. И ты права, мне важно твоё окружение. Если ты считаешь его своим другом… если хочешь, чтобы было так, то я попытаюсь вернуть, хотя бы часть былого отношения. Но дело не во мне, это ОН отдалился, САМ. Он оставил меня, а не я его, как ты думала изначально. И я до сих пор не понимаю, почему он так поступил, откуда столько взялось ненависти и злости, ведь он был мне хорошим другом. Очень-очень долгое время.
Вдруг стало душно. В любимых голубых глазах растерянное сокрушение.
— Да пошёл он тогда! — воскликнула девушка. — Извини, что я была такой идиоткой. Прости, прости. Просто всякий, каждого видит по-своему. Тогда я видела вас так: ты — плохой, он — хороший. А сейчас… сейчас пусть он делает этот шаг, или катится! Если хочет общаться с нами, пусть просит у тебя прощения.
— Не нужно мне его извинение. — перестаёт печалиться Итан. Его нежная милая Нура, в одночасье превращается в яростного защитника. Точь-в-точь, как тогда вечером у неё в комнате, когда он был подавлен и рассказывал о Ричарде. «Мой тамплиер».
— Давай-ка сменим тему.
«Сколько же в ней, такой юной, мужества».
— Как насчёт запеченного вяленого ягнёнка?
Девушка смеётся:
— Что?
— Не смейся. Оказывается, это очень вкусно. Когда я жил здесь тогда, и буквально не выходил никуда несколько дней… В холодильнике закончилась вся еда, кроме чёртового вяленого мяса. Понятия не имею, откуда оно вообще тут взялось. Оно было везде: на бутербродах, вместо бекона с яичницей. В итоге, я просто замариновал остатки и засунул в духовку. Оно в прямом смысле спасло мне жизнь.
Нура затихает, в горле пересохло. Представила его одного, здесь, в этой квартире, расстроенным из-за неё. Встречается с ним взглядом, смотрит задумчиво, а он вопросительно сводит брови:
— Ну, ты чего?
— Ничего, просто я… Я ненавижу то утро в буфете.
— А я тот полдень, в столовой. — кивает Итан. — Тот проклятый коридор. Прошу, прости… прекрасно знал, что обижаю. То, что я сказал тогда, не было правдой. Если бы ты не заинтересовала меня, я бы никогда не заговорил с тобой.
Нура крутит в руках всё ещё полный бокал. Наверное, ей важно было это услышать.
Где-то, в глубокой глубине души, она всегда лелеяла надежду и верила изо всех сил, что всё не просто так — эти взгляды, злость и боль. И она давно простила его, как только улыбнулся. Когда не прекратил попыток, когда рычал, пытался защитить, жалел и целовал.
Итан рад, что объяснился. Ставит мясо в духовку. Закидывает спаржу на сковородку, регулирует температуру на сенсорной панели. Допивает своё вино, хочет вновь наполнить бокалы, но девушка свой накрывает ладонью. Он наливает только себе и отставляет бутылку в сторону.
— Расскажи мне о своей семье. — наконец, садится он на стул.
— Эмм… ну, моя семья это дядя Ник и тетя Энни. Родные родители погибли, когда мне было лет пять, кажется, или около того.
Итан немного изумлён. Не знал, не ожидал.
— Я выросла на ферме… «бабочки и лошади». — улыбается она своей колкости в его сторону… он — смущён. — Но родилась я здесь, в Чикаго. — тут же весело добавляет гордо и продолжает. — Кстати, узнала я об этом совсем недавно. Мы жили здесь, пока родители не умерли и пока меня не удочерили и не увезли. Может быть, поэтому меня сюда притянуло, как магнитом. А может, просто судьба.
— Мне жаль.
— Нет, не нужно, это было давно. Я не скорблю. Я просто их не помню.
Он кивает и опускает взгляд. Ощущает в груди отголоски собственной жгучей боли по матери.
— Не помнишь их, совсем?
— Немного, только маму. И то, благодаря тому, наверное, что у меня есть её фотография. В свидетельстве о рождении почему-то нет имени отца.
Нура замолкает ненадолго, крутит на руке ореховый браслетик.
— Ник предположил, что они похоронены здесь. Хочу попробовать найти их, когда будет время.
— Мы постараемся, да. — кивает Итан. — Я помогу.
Он пытается её приободрить, тянется через стол и, играя, теребит её мизинец.
— Похоже, ты счастлива в своей новой семье.
— Да, они самые лучшие. Хорошие, добрые. Ник меня многому научил, он — мой отец. Они и есть моя единственная семья, другой я просто не знаю. И, уверена, ты бы им очень понравился.
Итан смеётся, шутит о том, что Ник, скорее всего, даже не пустил бы его на порог, узнав о том, кто он такой на самом деле. Перемешивая спаржу, признался, что чуть не вылетел на первом курсе, когда по дурости, с друзьями, пытаясь взломать компьютер ректора, обрушили весь сервер.
— Нас спасло то, что мы — идиоты всё-таки смогли восстановить часть данных. — ведёт рукой по волосам, качает головой. — Весело же тогда было. Сейчас всё иначе, но тогда…
Рассказывает ещё пару случаев, даже с Эваном, а из динамика плазмы доносится отстукивающая аккорды игривая музыка.
«Я никогда бы не пожертвовал своей любовью, даже ради тебя…» — волнующе начинает петь мужской голос. — «Ты же знаешь, я не рискую».[5]
Итан допивает свой второй бокал вина, раскладывает по тарелкам помидоры с зеленью.
«Но иногда приходится нарушать правила».
Косится на неё, взмахивает светлыми ресницами, больше не улыбается.
«Да, мы могли бы назвать это любовью, или могли бы ничем не назвать… Но у тебя есть то, что я хочу, так что милая, дай мне это».
Нуре снова нечем дышать, оттягивает ворот платья.
Итан сдерживает улыбку, поворачивается спиной, обжаривает ярко-жёлтый сладкий перец. Тонкая ткань его кофты обтягивает совершенное, самое прекрасное в мире тело, сильные руки.
«О, Боже…»
Где-то там, на ребре татуировка — письменная строчка. Нура так её и не прочла той ночью.
«Интересно, о чём она?»
«Какой же он, ммм…» — раздаётся шёлковый женский голос. — «Как же твой опасный вид может быть столь прекрасным?»
Нура выдыхает остатки кислорода и замирает… засматривается. Вспоминает медсанчасть и как он там смотрел на неё полуголый.
«Я влюбляюсь… балдею… Ты ещё не полностью мой, но я уже не могу представить, что потеряю тебя».
— Всё в порядке? — спрашивает Итан, неожиданно.
— Да! — приходит в себя девушка. А волшебный мотив продолжает окутывать возбуждающим звуком.
— Точно? — облокачивается он о столешницу.
«Позволь мне, позволь мне просто уложить тебя… бери же всё этой ночью…»
Его забавляют её покрасневшие щёчки.
— Устала?
— Ага. — кивает она околдовано но, тут же, вспыхивает, — То есть нет, конечно, нет. — и откидывает со лба влажную прядь волос. — Просто, кажется, здесь немного душно.
«Ах, Мия!»
— Душно? — переспрашивает Итан и обходит стойку.
— Да, жарко…
— Серьёзно? — останавливается у термостата на стене, приглядывается к цифрам. — Вроде, всё в норме. Включить кондиционер?