Муравечество - Кауфман Чарли. Страница 85

Я пытаюсь думать о том, о чем хочу думать в качестве Б., которым был раньше, но кажется, будто я на каких-то рельсах, как на аттракционе, — на рельсах постоянного стремления и нужды, пустого бездонного одиночества. Сказать по правде, очень похоже на Б., только словарный запас пожиже.

Во мне, Транке, ошибаются. Ошибаются. Меня неправильно поняли. Я хороший. Я самый умный. Я богатый. Я докажу, что все ошибаются. Меня полюбят. У меня есть враги. Врагов надо уничтожить, если только они не поймут, что ошибались, и не полюбят меня, и тогда я приму их с раскрытыми объятьями. Мир плохой, очень-очень плохой. Люди плохие. Я делаю, что должен. Где мои толпы фанатов? Если прикажу парню за рулем остановиться и выйду к жирному народу на улице, будут ли мне радоваться? Будут. Это мой народ. Эти бедные, несчастные жирные белые лузеры — мой народ. Но я хочу, чтобы меня любили и другие. Почему меня не любит кто-нибудь получше? Я богатый. Я такой умный. Гляньте, кто я. Я президент Соединенных Штатов, а никто не верил, что у меня получится. Я победил. Я свалился как снег на голову! Я сказал все, что хотел, и победил. Никто не думал, что получится. А получилось. Еще ни у кого не получалось. Еще никого без политического опыта не избирали президентом. Америка поняла, какой из меня будет великий президент. Прикиньте, как это круто. Вот вы президент Соединенных Штатов? Так я спрашиваю всех, кто со мной спорит. Им приходится говорить «нет». Я и так знаю ответ, когда спрашиваю. Думаете, смогли бы стать президентом Соединенных Штатов? Не смогли бы. А я смог и стал. Вот признак великого ума. Если подумать, я самый умный в мире, потому что догадался, как это сделать. Не унаследовал от отца. Это только мое. Сколько там было, еще сорок четыре за всю человеческую историю? И я единственный, кто обошелся без поддержки партии. А Джордж Вашингтон даже не считается, потому что мне говорили, что ему даже не пришлось вести кампанию. Его назначили! Никто этого не знает. Так что еще сорок три, за вычетом Вашингтона. Я Дональд Дж. Транк, и за это меня запомнят навсегда. Надо сказать водителю остановиться, чтобы выйти из машины и поздороваться, удивить толстячков. А они мне порадуются. Это «Диснейуорлд». Здесь-то мне будут радоваться. Это мой народ, хоть я их и ненавижу. Я нажимаю на кнопку интеркома. Знаете, у меня в машине интерком высшего класса, самый лучший интерком, вы просто не представляете, я вас уверяю. Совершенно особая технология.

— Слушайте, — говорю я. — Я хочу…

— Прибыли, господин президент, сэр, — раздается голос спереди.

— О’кей.

Я выглядываю в окно. Мы встали на какой-то закрытой парковке подальше от толпы. Видать, слишком долго думал, поприветствовать их или нет. Тогда, может, потом, если не устану после записи, пожму пару рук, как говорится. Люблю человеческий контакт с теми, кто мне радуется. Быть президентом — одиноко. Я заглядываю внутрь себя и ничего не вижу. Черным-черно. Кричу «эй», и эхо звенит вечно, будто я один в пещере.

— А еще, сэр, — говорит водитель из интеркома, — были и другие президенты, которых не избирали. Так что вы среди еще меньшего числа.

— Серьезно? — говорю я. — Так даже лучше. Знаешь, как их зовут?

— Например, Джеральд Форд.

— О, этого помню! Споткнувшийся Джеральд Форд^[116].

— Миллард Филлмор.

— Какое-то гейское имя. Миллард? Что за дебильное имя Миллард?

Мне открывает дверь один из тех, кто за мной присматривает, — не помню имя, Джимми или Джоуи, но из таких имен, хороших, гетеросексуальных имен. В моем персонале Миллардов нет.

— Потом дорасскажешь, водитель из интеркома, — говорю я.

— Да, господин президент.

Я выхожу. Когда ты знаменитость, перед тобой открывают все двери. Приятно. Не так уж важно, мелочь, но приятно. Всегда стараюсь им по-мужски кивнуть, как бы говоря «привет» или «спасибо». Так делают мужики, и я в этом хорош, когда не забываю. Иногда слишком тороплюсь на что-нибудь важное или даже в туалет и тогда просто прохожу мимо. Но раз я такой важный и к тому же президент, то когда киваешь даже иногда, два-три раза из десяти, — это все равно означает, что я очень хороший человек. Люблю свой персонал. Миллард! Педик Миллард Филмор. Я гуглю на телефоне. ХА! Вылитый Бездарный Алек Болдуин^[117]! Идеально. Мои негейские работники очень преданные, а преданность важнее всего. Я ее требую, и я за нее вознаграждаю. Теперь в мыслях, как призрачный ангел, пролетает Рой Кон^[118], мой учитель. Это он меня научил, что преданность важнее всего. Нужно доверять тем, кто на тебя работает, верить, что они не настучат. Кто-то ведет меня в звукозаписывающую студию. По дороге многие говорят: «Здравствуйте, господин президент». Я киваю и изображаю важный вид, как обычно, будто я о чем-то думаю, всегда о чем-то думаю. В основном губами — вытягиваешь, будто свистишь, но не свистишь. Такой трюк.

В студии красивая девушка дает мне сценарий. Я знаю, что за мной следят из-за всех этих материалов «Фейк-Ньюс» про секс, так что даже не говорю ей, что она красивая, а жаль, потому что она как раз из тех, кому это нравится слышать. Прикиньте ее восторг, если б ее оценил сам президент Соединенных Штатов. Я знаю, ей хочется. Вижу. Но мы живем в ужасные времена, так что мне не получается сказать, а ей не получится услышать. Оба в проигрыше, спасибо политкорректности. Беру сценарий, даже не глядя на нее. Даже не говорю «спасибо». Тебе ничего не сделают, если на них даже не смотреть. Одно маленькое удовольствие не стоит проблем. Из-за таких вещей кажется даже, что не стоит быть президентом Соединенных Штатов, но в таких случаях я себе говорю: можешь поверить? Ты президент Соединенных Штатов. Причем избранный, не то что Миллард Алек Болдуин Геймор. Я смотрю на сценарий. Бред какой-то. Мне пишут всякую херню. Совсем не похоже на меня. Там нет ничего из того, за что меня избрали. Не этого хотят люди. Я знаю, чего они хотят. Меня избрали президентом Соединенных Штатов за то, что я сказал то, что сказал. Кого-нибудь еще в этой комнате избрали президентом Соединенных Штатов?

— Я скажу сам, — говорю я.

— Господин президент, — говорит генерал Келли.

— По-моему, мы написали очень по-президентски, — говорит кто-то из «Диснея».

Не знаю, кто это. Хоть сам Уолт Дисней, мне вообще насрать. Правда, он-то, кажись, умер. Читал, что его голову заморозили и где-то хранят, так что, наверное, умер. Но не хочется попасть впросак, как тогда с Фредериком Дугласом^[119]. Всем неймется подколоть Транка.

— Знаете, что по-президентски? — говорю я. — То, что говорю я. А знаете почему?

— Потому что вы президент, — отвечает кто-то высокий в костюме. Но ниже меня. И костлявый.

— Вот именно, Скелет, — говорю я. — Пожуй сэндвич. Какой-то ты тощий.

С мужиками так можно, потому что мужики не начинают истерить каждый раз, как что-нибудь скажешь.

— Итак, вот как все пройдет. Я скажу свое «Вернем Америке былое величие» и все такое. А потом еду в Мар-а-Лаго^[120].

— Очень хорошо, сэр, — говорит еще какой-то жиробас.

— Где микрофон? Давайте! Погнали! Я президент! Не заставляйте меня ждать!

Вокруг тут же забегали. Это я люблю. Перепуганных. Перепуганных, потому что они в обществе президента Соединенных Штатов. Какая-то девушка ведет меня к столу с микрофоном. Я на нее не смотрю. По запаху чую, что мне хотелось бы ее поцеловать. От девушек так классно пахнет, что так и хочется их целовать. Кто-то за окном, клоп с бабочкой, дает отмашку, и я начинаю говорить:

— Собратья-американцы, присутствующие в Зале президентов. Посмотрите, сколько сегодня пришло людей. Много народу. Говорят, больше, чем когда-либо в истории Зала президентов. Если честно, сюда никто и не ходил. Это все знают. Надо сказать, это считалось дурацким аттракционом для лузеров. Лучше уж на американские горки сходить или еще куда. На штуку, которая крутится. Всем было плевать на Зал президентов. А теперь сами посмотрите. «Фейк-Ньюс» вам наговорят, что сегодня народу мало, но они «Фейк-Ньюс», и хотят уничтожить меня, и вернуть в болото элиту, Голливуд и^[121]… Но вы сами посмотрите, как здорово. Я вас всех люблю! Да? Всех вас люблю. И мы Вернем Америке Былое Величие, да? Я прав? А то. Потому что Китай — и мексиканцы, которые шлют нам свою голытьбу — да? MS-13^[122]. Об этом никто не хочет говорить. Но это правда, и я положу этому конец. У нас будет большая прекрасная стена. И уголь. Американцам нужна работа. Уголь. Так и будет. Уж лучше поверьте. Уголь, и мы… у нас будет много производства. Попомните мои слова. Мне все компании говорят: господин президент, мы хотим вернуться в страну, но не можем. А мы… Короче, слушайте, я богатый. Очень богатый. Невероятно богатый. А значит, мне не нужны деньги. Я этим занимаюсь не ради денег. Я жертвую свою зарплату. Не беру взятки у корпораций. Я стал вашим президентом себе в ущерб. Так что задумайтесь… Перед началом шоу ко мне подошел маленький мальчик и сказал: «Господин президент, пожалуйста, вы можете, помочь моей семье? Мы очень бедные и черные». Милый маленький афроамериканский мальчик. А я ответил: выходи на сцену во время шоу. Хочу, чтобы все видели, какой ты милый афроамериканский мальчик… просит помочь своей семье. И я помогу. Это была великая страна. Выходи, маленький афроамериканский паренек…