Отблеск безумной звезды - Тронина Татьяна Михайловна. Страница 2
— Увы, мой друг, — наши желания не всегда зависят от нас.
В разговоре снова возникла небольшая пауза.
— Однажды мне приснился сон, — признался мужчина, — что Дезире здорова. И что она — не Дезире, а зовут ее Катя, Света, или там Лена… И мы говорим о чем-то и не можем наговориться. Смеемся, целуем друг друга. Потом идем куда-то. Едем в путешествие. И все смеемся, смеемся, и такая радость переполняет меня! А потом я проснулся. И вспомнил, что ни разу не слышал ее смеха. Ни смеха, ни плача, — он сбился. — Знаете, это моя мечта — чтобы она добровольно решила остаться со мной, когда придет в себя.
В этот момент их разговор прервался — откуда-то из бокового коридора выплыла толпа студентов в белых халатах. Они шумно обсуждали что-то.
— Это деменция!
— Какая деменция, когда налицо типичное кататоническое расстройство!
— Иди к черту! Тоже мне, доктор Лектер…
— А ты алкоголик! — сердился кто-то в толпе.
— Тише, тише…
— А видели, как к Семеновой тот товарищ из десятой палаты привязался? Животики можно надорвать…
— И ничего смешного!..
— А я вам говорю, что это деменция…
Шумная толпа прошла дальше. Юные голоса эхом отзывались в широких коридорах старинного здания.
Женщина у колонн шевельнулась и стала медленно спускаться по лестнице. Складки белой одежды играли у ее ног, и были видны изящные светлые ботиночки на высоких каблуках.
Ее лицо было по-прежнему спокойно и равнодушно.
Остановилась перед своим спутником.
— Я хочу уйти отсюда, — негромко произнесла она, глядя куда-то в сторону. — Мне здесь не нравится.
— Но, милая… — терпеливо начал мужчина, взяв ее за руку.
— Я хочу уйти, — повторила она. Осторожно убрала руку и пошла к выходу.
— Голубчик, так что же мы решили? — спросил профессор, с интересом наблюдая за всей этой сценой.
— Вы же видите — она не хочет! — прошептал в ответ мужчина. — Она иногда бывает такой упрямой! Но ничего, я попытаюсь ее переубедить…
— Ну-ну… — без всякого энтузиазма пробормотал тот.
— Нет, я ее уговорю, и мы к вам вернемся. Завтра же, я думаю…
Но ни завтра, ни послезавтра, ни в другой день в стенах этого старинного здания с мраморными колоннами Дезире, равно как и ее спутник, больше не появлялась.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Ровно в половине седьмого зашуршала приборная панель на музыкальном центре, и комнату заполнили звуки «Венского вальса».
— Только этого не хватало!.. — сонно пробормотала Оля и ощупью нашарила на прикроватной тумбочке пульт дистанционного управления. Нажала на верхнюю кнопку, и музыка мгновенно затихла.
Вчера вечером Оля забыла отключить функцию будильника и теперь расплачивалась за свою рассеянность.
Она попыталась было снова задремать, но, как часто бывает, сон не захотел возвращаться.
Было тихо — воскресенье, и лишь изредка сквозь полураскрытую форточку доносилось шуршание проезжавших мимо машин. Комната была погружена в серый сумрак — день еще не спешил сменить ночь.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть… — принялась Оля считать вслух. — Ну да, шесть дней. Через шесть дней я ему все скажу. Всего-то ничего осталось!
Она повернулась на другой бок, свернулась калачиком и засмеялась, обхватив плечи руками.
Еще никогда она не чувствовала подобной эйфории. Это было как… нет, пожалуй, даже таких слов не было, с помощью которых Оля могла бы объяснить творившееся с ней.
Во-первых, в следующую субботу ее жениху, Викентию Локоткову, исполнялось тридцать пять лет. Круглая дата!
О подарке Оля стала задумываться еще осенью, в конце ноября. Новая модель электробритвы? Свитер, связанный собственноручно? Чернильный прибор из мрамора с фигуркой резвящегося Купидона?.. Полный бред. В бритвах Оля не разбиралась, вязаных свитеров Викентий терпеть не мог — у него была аллергия на шерсть, а чернильный прибор ему даром был не нужен. Зачем чернила, когда есть компьютер с лазерным принтером, способным за несколько секунд распечатать любой текст?!. И вообще прибор этот в сувенирном отделе ближайшего универмага стоил полторы Олиных зарплаты — всем известно, какие деньги получает нынче рядовой врач-физиотерапевт, работающий в районной поликлинике…
Оля мучилась-мучилась сомнениями, а потом поняла, что она подарит Кеше.
В том, что подарок понравится Кеше, Оля не сомневалась, ее беспокоило только одно: может быть, подарок следовало приурочить ко дню их свадьбы?..
Свадьба, кстати, была намечена на третье марта (это во-вторых и в главных), и до нее оставалось тоже всего ничего, каких-то две недели.
Она, бодрая, счастливая, выпрыгнула из постели и сразу же одной рукой схватилась за расческу, а другой — воткнула электрощипцы в сеть. Это были особые щипцы, и предназначались они не для завивки кудрей, а, наоборот, для их выпрямления. Дело в том, что у Оли были светло-русые длинные волосы, безбожно вьющиеся. С ними она сильно смахивала на пуделя — так ей казалось, да и Эмма Петровна, Кешина мама, не раз на это намекала. Поэтому Оля решительно боролась со своими кудрями.
Пока щипцы грелись, Оля расчесывала волосы. Так и есть — за ночь они успели предательски съежиться, свернуться в аккуратные спиральки…
«Интересно, а что будет потом? — вдруг подумала она, глядя в зеркало. — Как бы мне хотелось, чтобы Кеша оставался со мной в выходные! Нет, мы, наверное, будем вместе навещать Эмму Петровну…»
Эмма Петровна была неплохой женщиной. Современной, ухоженной, интересующейся искусством, с собственными оригинальными суждениями… Правда, резковата иногда… Наверное, просто еще не успела привыкнуть к Оле.
Викентий обожал мать. Он был хорошим сыном и потому все свободное время старался посвятить Эмме Петровне…
Потом Оля валялась на диване и смотрела утренние передачи по телевизору. Как надо правильно готовить индейку, какие небывалые ощущения приносят занятия дайвингом у берегов Кубы, сколь удачно сделал перепланировку в своей квартире известный артист…
Оля смотрела, но на самом деле мысли ее были где-то далеко.
Она видела совсем другое. Лето, цветущий луг. Как говорит тетя Агния — разнотравье. Гудят пчелы. Солнце. Очень много солнца!
И по траве, неуверенно ступая, идет крошечная толстенькая девочка в белой панамке, из-под которой выбиваются легчайшие, словно пух, светлые кудри.
«Дуня-Дуня-Дунечка! — зовет ее Оля. — Иди ко мне! Ну, скорей, иди к маме…»
Дуня радостно взвизгивает и ковыляет ей навстречу. Потом падает и ревет от испуга и досады. Оля тут же ее подхватывает, целует, прижимает к себе. «Моя девочка, моя самая сладкая девочка!» Сколько солнца, сколько цветов…
«Может, будет мальчик, — подумала Оля, встряхнувшись. — Вообще мне все равно, кто будет. Только пусть будет! Хотя, конечно, лучше бы Дунечка…»
И это был ее подарок жениху. Три месяца, три долгих месяца с начала зимы она терпела, для того чтобы сделать ему столь потрясающий подарок! Для того чтобы сказать коронную фразу: «Мой милый, ты скоро станешь отцом!»
«Ребенок родится в конце этого лета. Где-нибудь в конце августа, начале сентября. А через год, ровно к следующему лету — пойдет. Ножками… Мы отправимся с Кешей и Эммой Петровной на дачу. Солнце, цветы! Эмма Петровна без памяти полюбит Дунечку (или мальчика, если родится мальчик). Тетя Агния тоже обрадуется! К нам в гости будет приезжать Римма…»
Оля не успела дорисовать сладостную картингу грядущих перемен, как запищал ее сотовый телефон, забившийся под диванные подушки. Разумеется, Оля забыла вчера выключить и сотовый!
«Приличные люди в выходные не звонят раньше одиннадцати, если заранее не было оговорено», — как-то обронила Эмма Петровна.
«Римма» — горела на дисплее надпись. Оно и немудрено — Римму воспитанной девушкой назвать было трудно. Стоило только ее вспомнить, как вот она — тут как тут…
— Журавлева, ты? Не спишь? Ну слава богу, я к тебе сейчас приеду! — завопила Римма. — У меня тут такое… Нет, ты не представляешь!