Укради меня у судьбы (СИ) - Ночь Ева. Страница 23

Будь у меня возможность, я бы старого козла на пушечный выстрел ни к кому не подпустил бы. Слишком мерзок, гад, и скользок. Он него — послевкусие с гнильцой. И уж если соседка его принимает, значит сама далеко не ускакала.

Усилием воли заставил себя успокоиться и спуститься вниз. У меня своих дел полно, а приглядывать я обещал по мере возможностей. Сейчас лучше семьёй заняться. Ещё раз отчитал дочь за краску. Выдал целый список ценных указаний для няни.

— Ещё, Светлана Петровна, — наблюдаю, как женщина внимательно меня слушает. — Предыдущая няня была уволена за то, что не соблюдала простых правил. Дети должны быть под постоянным присмотром. Любые их просьбы, если не можете решить самостоятельно, адресуете мне. А я уж решу: можно или нельзя. У нас порядок, режим, исключение нервотрёпки по максимуму. Я всё понятно объясняю?

Она кивает, поджав губы. На лице — нейтральная бесстрастность. Наверное, ей не нравится, что я командую, но чувства свои держит в узде, и меня это вполне устраивает. Да, женщина постарше, возможно, идеальный вариант. Тем более, такая немногословная и исполнительная.

После ужина вызываю сына в свой кабинет. С ним у меня отдельный разговор, и если он расслабился и подумал, что я забыл или на тормоза спустил его выходку, то зря.

Он приходит и останавливается у дверей. Плечи расправлены, подбородок вздёрнут. Чёрными глазами сверкает, как волчонок. Больше он не делает вид, что тупит. Сейчас он жутко похож на меня и на деда своего. Мы тоже не подарки, но, смотрю, Илья хочет всех переплюнуть.

— Ты ничего не хочешь мне сказать, сын? — лучше послушать его версию, чем начинать пилить без подготовки.

— Я виноват, что так поступил, — чеканит он каждое слово. Ну, стандартный ход. Сделать вид, что покаялся, на самом деле, так не считать.

— Ты у Нюси прощения попросил? — меряю его взглядом. Сейчас кто кого. Но Илья меня вряд ли собьёт с курса. Ещё сил не хватает для полноценного противоборства.

Молчит. Значит, не просил. Замечательно.

— Знаешь, что плохо, Илья? — выдыхаю и говорю тише. Ему невольно приходится прислушиваться. От этого худая шея напрягается ещё больше, а уши вспыхивают. — Ты знаешь, что виноват, но вины своей не чувствуешь. Ты обидел женщину. Тем более — незаслуженно.

— Я не хотел есть, а они меня вдвоём пичкали, — он всё равно пытается отвоевать право на независимое мнение.

— И ты поступил, как слабак. На бабушку не окрысился, потому что понимаешь, где слабое звено.

— Еда была жирной, — гнёт он своё.

— Неправда. Твоя бабушка следит за калориями, поэтому у неё в доме — нормальная здоровая пища. Не изысканная, но очень вкусная. И Нюся готовит исключительно. А если тебе что-то не понравилось, то ты мог попросить другую еду — там всегда есть из чего выбрать. Но тебе шлея под хвост попала, ты нашёл на ком согнать злость или раздражение.

— Ты сам на всех рычишь, зато меня учишь, как себя вести нужно.

Приехали.

— Во-первых, ты сейчас переводишь стрелки, чтобы не говорить на неприятную тебе тему. Во-вторых, когда это я рычал?

— Да хоть на соседку! — мотает головой мой отпрыск в сторону окна. — Я видел и слышал!

Юный Шерлок Холмс — не иначе. Но в чём-то он прав.

— Прости, сын, что я подаю тебе плохой пример, — наклоняю я голову набок, но глаз с Ильи не спускаю. — И если ты понимаешь, что я поступил недостойно, то значит соображаешь, как надо поступать правильно. Твоя претензия оправдана. Да, мы немного повздорили с Ивой. И раз так — завтра я перед девушкой извинюсь.

Илья открывает и закрывает рот, дышит тяжело. Грудь у него ходуном ходит — его от эмоций распирает, но ничего он толкового сейчас выдать не может.

— Надеюсь, ты всё понял?

— Понял я, понял! — он почти кричит.

— Отправляйся в свою комнату. И подумай, как ты извинишься перед Нюсей. Или даже не так. Я бы хотел, чтобы ты понял, почему поступил неправильно. Это важно. Мужчину не красят подобные выходки.

Он наконец опускает голову и вылетает из моего кабинета. Я вздыхаю. Да, наверное, и я хорош. Нужно будет следить за своими действиями. Неважно, кем я считаю женщин. Это не позволяет мне относиться к ним предвзято. А вдруг рядом — бриллиант? Монашка, к примеру? А я бездоказательно думаю о девушке плохо?

В общем, я ещё достаточно долго рассуждал на эту тему. Как-то всколыхнул меня мой ребёнок. На душе — пусто и горько. Я ведь взрослый мужик. И позволил себе озлобиться. Да, причины были. Но неужели один-единственный человек способен меня сломать?

Потом я укладывал Катю. Читал ей на ночь книгу. А ребёнок всё не засыпал никак. Тогда я позволил поработать няне. Светлана Петровна о чём-то говорила с дочерью. Голос у неё — монотонный и успокаивающий. И колыбельную она поёт хорошо. Я сам чуть у дверей не уснул, прислушиваясь. Новая няня нравилась мне всё больше и больше.

В общем, я пропустил тот момент, когда лазутчик полез в запримеченный нами лаз. Как-то я не думал, что именно сегодня он предпримет очередной набег на соседский сад.

— Чёрт, — выругался сквозь зубы, просматривая видеозапись, где знакомая фигура скользит вдоль забора.

На самое начало шоу я опоздал. Но были и хорошие новости: случилось это не так давно, поэтому я имел очень большие шансы поймать нарушителя частных границ и собственности.

— Ну, держись! — получилось довольно зловеще. Но меня сейчас всё равно никто не слышит, поэтому я натянул чёрную футболку и отправился на охоту. К той самой дырке в заборе. В конце концов, нужно уже положить этому конец.

22. Ива и Андрей

Ива

Василий пропал. Вот он только что сидел с нами на кухне, и вдруг исчез. Может, прошмыгнул, пока я Германа Иосифовича провожала, а может, спрятался где-то в доме. Меня всё ещё беспокоил факт его чуть ли не постоянного присутствия в доме. Как бы не пришлось Васькины «подарки» убирать.

Иосифович меня добил, конечно. Вначале я испугалась его слов, потом, глядя в его хитрющие глаза, отмахнулась:

— Вы же понимаете, что это… безосновательные и бездоказательные слова? Я бы на месте соседа на вас обиделась.

Старик расхохотался. До икоты.

— Ива, какая вы бесхитростная и милая, — выдавил он, продышавшись. Хохотки из него так и лезли. — Я давно так не смеялся, простите великодушно! Вы прелесть! Честно-честно! Он бы меня сожрал за такие слова! А вы… обиделись бы. За такое и в судах можно затаскать.

— Если бы он убил, сидел бы в тюрьме.

Старый сплетник только головой покачал. Он от смеха к грусти перешёл.

— Если бы все преступники сидели в тюрьмах, у нас бы гораздо чище стало в обществе. К сожалению, это не так. Поэтому… Да вы меня не слушайте, барышня. Сосед ваш неплохой. С виду только… злобный. Я вам знает что скажу? Ему не везёт с женщинами. Встреть он такую, как моя драгоценная супруга, свет её памяти, Даночка, он бы расцвёл. Лучшие качества свои проявил. А так…

Старик махнул рукой, будто дело Любимова — табак, и на нём крест можно поставить. Мне это не понравилось, но возражать я не стала. По мне, каждый человек себя сам делает. И всегда может изменить свою жизнь. Так я всегда считала. Может, эта вера слишком сильна, чтобы сейчас разрушить её ненароком, неосторожным словом.

— Ладно, пора и честь знать, — заторопился Герман Иосифович, — пока ещё назад дойду, пока привычные процедуры приму. А сейчас вот воздухом вечерним подышу, благодаря вам, дитя. Так-то я редко по вечерам выбираюсь. Некуда да и лениво, признаюсь. Я больше днём промышляю, — похлопывает он по биноклю да фотоаппарату.

Он снова меня фотографировал. И Ваську. Кажется, ему нравится запечатлевать мгновения. Пусть. У человека должна быть цель. Без цели незачем становится жить.

Я проводила его. Мы немного постояли на крыльце, вглядываясь в небо. Воздух здесь исключительный. Дышалось неимоверно легко. И вот старик ушёл, я осталась одна. Вымыла посуду и немного ещё поработала. А сейчас пытаюсь найти кота. Но Васька исчез, как сквозь землю провалился.