Операция «Возвращение». Том 2 (СИ) - Коган Мстислав Константинович. Страница 43

Новоиспеченный командир отряда спорить не стал, хоть и было видно, что ему эта идея категорически не нравится. Остальным, кроме, разве что, хеймдрамцев, она похоже тоже пришлась не по душе, но возражений так и не прозвучало. Возможность повторно испытать на себе действие местного психотронного оружия волей-неволей разворачивала мысли бойцов в максимально конструктивном направлении.

Двигались мы на удивление быстро. Сопротивления не было, да и «наездников» вэтом перегоне почему-то совсем не попадалось. Похоже, тварь все-таки выдохлась, растратила всех своих защитников и попутно распугала прочую живность. Что ж, задачу это существенно облегчает.

Внезапно плазмометчики встали, как вкопанные. Командир отделения отступил на шаг назад и поднял руку, указывая на что-то впереди. Интерфейс тут же подсветил препятствие, преградившее нам путь. Живая изгородь — первое, что приходило на ум, при виде красноватых лоз, переплетающихся в некое подобие сетки. Или щупалец. Тут уж как посмотреть.

«Манипулятор» — тут же всплыла подсказка на интерфейсе, — «Предположительно наполовину растение, наполовину животное. Обладает возможностью взаимодействия с нулевым полем, однако, его возможности все ещё остаются неизвестными».

Старый знакомый. Мы уже встречались с таким год назад. В лагере «рассвета». Только тот экземпляр был поменьше, не так сильно долбил по мозгам, да и подручных у него не было, если не считать подконтрольное ему руководство выживших.

— Berren, — скомандовал я, и в почти избавившуюся от прорех сеть ударили четыре струи раскаленной плазмы. А в следующий момент по тоннелю прокатилась волна страха.

Вначале мне показалось, что тварь все-таки собралась с силами и решила ещё раз пойти в атаку. В голове снова появилась до отвращения знакомая мысль, но теперь она не пугала. Не давила, не вынуждала упасть на пол, схватиться за оружие и вынести себе мозги, лишь бы только прекратить эту пытку. Совсем напротив. Сама излучала страх, безысходность и отчаяние загнанного в угол зверя. Загнанного, но при этом совершенно беспомощного.

— Оно… Оно боится, — с трудом выдохнул Рован.

— Да, — кивнул ему я. Голос был глухим и как-будто, принадлежал другому человеку. Голод, немного поутихший во время расправы с тварями, опять дал о себе знать. На этот раз даже сильнее, чем прежде. Я снова медленно превращался в существо, которому хочется лишь одно — убивать.

— Berren der aches! — приказ, больше смахивающий на рык вырвался из моей глотки, и струи плазмометов снова ударили по «корням» существа, корчащимся в предсмертной агонии. Они, охваченные пламенем, отваливались от ещё уцелевших участков и падали на пол, быстро превращаясь тлеющие головешки. Некоторые отвалившееся сегменты, ещё несколько секунд дергались, пока огонь пожирал оболочку, но, как только он добирался до внутренностей «стебля», тот почти моментально сгорал.

Постепенно «корней» становилось все больше, и вскоре они покрывали уже почти весь свод тоннеля. Некоторые тянулись к нам, другие, наоборот, пытались отползти прочь. Но остановить или задержать нас они уже не могли. Да и итог всех ждал один.

Вскоре, впереди замаячил просвет, означающий ещё одну платформу. В этот момент существо ещё раз попыталось проехаться нам по мозгам, но вышло это у него настолько слабо, что кроме меня, это, похоже, никто и не почувствовал.

Утопающий цепляется за последнюю соломинку. Хочет жить. Вот только… — Губы снова скривились в ухмылке, больше напоминавшей звериный оскал, — Смерть идет.

Всё помещение станции было «оплетено» корнями, которые тянулись к единственной уцелевшей колонне, расположившейся прямо посреди платформы. Вокруг неё щупальцы сплетались в тугой, пульсирующий и едва заметно светящийся клубок. Сердце твари. Её мозговой центр, управляющий всем этим нагромождением. А ещё, повсюду были тела.

Вернее то, что от них осталось. Останки самых разных существ были буквально вплетены в эту жуткую, шевелящуюся массу. Лежали на полу, торчали из покрытых алой порослью стен, свисали с потолка. Черепа, позвоночники, берцовые и хер знает какие ещё кости, обвитые отростками. Большинство не принадлежали людям. Клервинам, горгульям и ещё каким-то уродам, которых мы прежде не встречали.

А в дальнем конце платформы пульсировали четыре «кокона» из которых торчали головы заключенных в них существ. Два клервина, два человека. И тех и других уже покрывала черная слизь. У монстров из шкур росли красноватые щупальца, а лица людей превратились в уродливые, гладкие маски, на которых выделялись лишь черные бусинки полуприкрытых глаз, да ряды кривых но длинных и очень острых зубов, торчащие из безгубых ртов.

— Похоже, не все идут ему на прокорм, — мрачно изрек Рован, — Некоторых «особо везучих» это существо превращает в своих слуг и охранников.

— Больше не будет, — отрезал я, и чуть погодя добавил, — Сжечь. Дотла. Бейте по центру и дожигайте все, что… — я осекся, вспомнив, что приказ надо бы отдавать на Хеймдрамском, но командир беломордых и без этого меня понял. Станцию охватило пламя. Отростки корчились, падали с потолка, стен, и сгорали, превращаясь в кучи тлеющих угольков. Некоторые, вроде бы пытались отползти, но огонь был быстрее. Пламя жадно обгладывало содрогающиеся в предсмертной агонии заросли, распространяясь все дальше и дальше. С хрустом полопались коконы, выплюнув наружу наполовину обработанные неподвижные туши. Сверху упали обгорающие сегменты корней, и огонь облизав черные шкуры, взвился с новой силой.

Всё это продолжалось несколько минут, пока станция не выгорела дотла. Пламя ушло дальше в тоннель, а нам уже пора было выбираться на поверхность. Мы и так слишком долго задержались в этих проклятых подземельях. И слишком многих тут потеряли.

— Порядок, — отрапортовал Рован, заглянув на ленту подъёмника, — Проход открыт. Все наверх!

Парней долго уговаривать не пришлось. Бойцы, чуть ли не срываясь на бег, начали взбираться по старым ступеням, покрытым толстым слоем пыли. Те то и дело натужно трещали и скрипели под подошвами тяжелых ботинок, но никого это уже не смущало и тем более не останавливало. Тем более теперь, когда нестерпимо яркий «квадратик» поверхности был так близко.

Только я, повинуясь какому-то странному наитию, остановился, чуть отстал от отряда и повернулся назад, к сгустившемуся внизу мраку. Почему-то показалось, что сказанное сейчас услышат. Услышат и поймут. Слова сами собой сорвались с губ.

— Запомните, уроды: смерть — это мы.

Глава 46 «Шторм грядет»

— Разведгруппа три, штабу. Видим крупную группу тварей, двигающуюся на север по проспекту свободы. Три сотни голов, может больше. Нужна поддержка с воздуха, прием.

— Штаб принял. Альфа, воздух, у вас как?

— Альфа, слышу вас товарищ генерал. Третий, четвертый и пятый номера, вперед бомбить по указанным координатам.

— Командир Волков, Альфе. В районе замечена большая активность горгулий. Не суйтесь туда одни, подождите пару минут и будет вам прикрытие.

— Принято.

— Это штаб. Увидите горгулий — не вступайте с ними в близкий контакт. У противника появилось ЭМИ-оружие которое, сжигает всю электронику в технике. Упадете в том районе, и мы вас уже не успеем вытащить из-под лап наступающей орды. Повторяю — отгоняйте от бомбардировщиков, но не вступайте в прямое боестолкновение. Наши снайперы позаботятся об этих суках.

— Вот дерьмо. Ладно, штаб, принято. Четвертый, пятый и шестой. Приступайте к выполнению.

Дневной свет больно резанул по глазам, заставив зажмурится. На смену тяжелой, спертой атмосфере подземелий пришел свежий, холодный, но наполненный запахом гари и стали воздух.

Мы вышли на просторную круглую площадь. Её поверхность была изрыта воронками, из которых в низкое небо поднимались столбы черного дыма. Холодный зимний ветер рвал их в клочья, разбрасывая по округе горстями серого пепла.

С трех сторон все ещё стояли дома. Низенькие, в два-три этажа высотой. Когда-то вокруг каждого из них росла живая изгородь, обозначающая границы приусадебных участков, но теперь вместо неё остались лишь обглоданные гнилью пеньки, да скрюченные, высохшие корни, торчащие из-под снега. Цветущие лужайки, аккуратно подстриженные кусты, газоны — всё это превратилось в один большой пустырь, на котором то тут, то там громоздились груды какого-то проржавевшего хлама. Мы были в частном секторе, на самой границе города.