Замок янтарной розы (СИ) - Снегова Анна. Страница 17

Часть 2. СЛЕЗА В ЯНТАРЕ. Глава 11. Лгущий портрет

А потом силы оставили меня, я с трудом сделала пару шагов до собственной постели и рухнула на неё, не раздеваясь. Тело раздирали странные ощущения – я чувствовала себя чугунным сосудом, наполненным пустотой. Чугунным – потому что меня давило к постели так сильно, что мизинцем не пошевелить. А пустота внутри… холодея, я поняла, что совершенно не чувствую свою магию, как будто ее вычерпали из меня большой ложкой.

Пытаясь отогнать панику, я с трудом перевернулась на спину и принялась анализировать. Столько вопросов, и так мало ответов! Первое, в чем я была уверена – это в том, что за мгновение ока совершила перемещение в пространстве. Второе – это сделала я, своей собственной магической силой. Ведь место, в котором я находилась – обыкновенный человеческий дворец-новодел, это даже не замок розы, в котором двери словно живые и могут иногда выкидывать странные штуки с зазевавшимися гостями. Нет – в Леонелле никакой магии отродясь не бывало. Это я сама.

А вот дальше ответы заканчивались, и начиналась грызущая тревога. Как я смогла это сделать? Почему это произошло ни с того, ни с сего именно сейчас? Получается, мой магический дар изменился, или я лишь вышла на новую ступень? А самое главное - чем такое резкое усилие аукнется мне и моим магическим запасам?

Словно сквозь пелену я слышала голос отца за дверью, еле выдавила из себя пару слов, что все хорошо, у меня просто разболелась голова и я ушла с праздника пораньше. Мне пожелали добрых снов и оставили, наконец, в покое.

Очень скоро я погрузилась в тяжёлый, тягучий сон – словно сил у моего организма не хватало уже даже на то, чтобы бодрствовать.

Я провалялась в постели до полудня, чего за мной никогда не водилось. Весь день чувствовала себя выпитой до дна – по счастью, отец поверил легенде о головной боли и не заставлял меня являться на очередные светские мероприятия. Магия всё так же не давала о себе знать, я не могла выдавить из себя ни капли.

К вечеру худо-бедно перестала передвигаться по стеночке… вот только сосущая пустота внутри никуда не исчезла. Я как могла гнала от себя мысли о том, что просто-напросто надорвалась, и теперь в моём магическом резервуаре образовалась трещина, через которую все силы утекли без следа.

Отцу мне открываться не захотелось. Я привыкла держать все переживания в себе – так было проще и безопаснее. На самом деле, маска невозмутимости и благоразумия приросла ко мне так прочно за эти годы, что, наверное, заменила лицо. И только один раз я вдруг словно взорвала ее изнутри.

То, как я вела себя вчера… это было вопиющим нарушением всех и всяческих норм этикета, форменным безумием, совершенно на меня не похожим… Всему виной темнота, определённо! В темноте не видно масок.

Но каждый раз, когда мысли мои подбирались к опасной черте воспоминаний об Ужасном Принце, я волевым усилием их останавливала. Я не буду терять свою привычную спокойную жизнь из-за мимолетного знакомства с человеком, для которого значу едва ли больше, чем все эти бесконечные толпы девиц, которые вьются вокруг него, как рыбы-прилипалы вокруг акулы. Я для него всего лишь одна из гостей – хорошенькое личико и не более того, крохотный эпизод насыщенной событиями и приключениями жизни, о которой я, положа руку на сердце, совершенно ничего не знаю. И я буду форменной дурой, если навоображаю себе чего-нибудь на пустом месте.

У меня и так уже сердце разбито одной безответной любовью. Если допущу еще одну – от него останется только мелкое-мелкое крошево, хрустальная пыль.

К середине третьего дня моего пребывания в Леонелле я поняла, что достаточно пришла в себя, чтобы не давать больше почвы для досужих пересудов. Все видели мое появление на балу в день приезда, тем более за одним столом с Его величеством. Будет странно теперь пропасть – так что спину прямо, постараться не пошатываться, а смертельную бледность спишем на аристократичный цвет лица.

Отец был рад услышать, что мое здоровье пошло на поправку. Он боялся, что я пропущу торжественное событие – открытие портретной галереи королевской семьи в Большом круглом зале. Том самом, что располагался под мозаичным куполом. Я не хотела его разочаровывать, тем более что там явно места поменьше, чем в зале Звездном, и наверняка допущены будут только сливки сливок общества. Моё отсутствие непременно было бы замечено.

Предположения подтвердились. Сверкающее полированным розовым мрамором и золочёной лепниной помещение под куполом было просторным, но не настолько, чтобы вместить всех желающих. Я насчитала всего около тридцати – сорока гостей, не считая королевской четы и почетной стражи из королевской гвардии, которая на шаг не отходила от Его величества, облаченного в алую мантию, подбитую горностаем.

Я напустила на себя невозмутимый вид, и, вцепившись в папин локоть, постаралась не особенно разглядывать толпу. Вообще смотреть исключительно впереди себя. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь подумал, что я кого-нибудь выглядываю. И вообще надела свой самый скромный наряд – тёмно-синий бархат и серебряная нижняя юбка, тонкая полоска кружев у ворота и по краям коротких, до локтей рукавов. Надеюсь, так буду незаметней.

Волосы попросила убрать в строгую прическу – хватит с меня творческих экспериментов. Горничные, правда, усиленно пытались насовать мне в косу по всей ее длине каких-то шпилек с серебряными розочками. Я насилу отбилась и едва справилась с раздражением – так и подмывало передать привет от Ужасного Принца и его пожелание насчет конюшен. Определенно, он на меня дурно влияет!

…И надо ж было такому случиться, что мой направленный строго по перпендикуляру взгляд немедленно наткнулся в толпе на широкие плечи знакомых очертаний, обтянутые очередным трещащим по швам сюртуком, на этот раз малахитово-зелёного цвета! Он специально встал по направлению моего взгляда, что ли?!

Я отвела глаза и стала внимательно разглядывать роскошные интерьеры этого великолепного помещения. Особенно мне нравилось обилие хрусталя, к которому я питала самые нежные чувства – тут и там на шестиугольных постаментах расставлены были настоящие произведения искусства придворных мастеров. Хрустальные вазы, графины, целые маленькие флотилии кораблей, окруженные лодочками… впрочем, это тоже оказались графины и стопки, гм… Избирательное чувство вкуса у Его величества!

Всеми этими размышлениями я себя довольно успешно отвлекала, пока отец раскланивался с каждым встречным-поперечным. До тех пор, пока чуть не споткнулась и не сшибла с постамента одну из ваз, когда увидела, как к Ужасному Принцу подходит Баклажановая Леди, на этот раз в клубничного цвета платье, и по-хозяйски кладет ему руку на локоть.

Отец отчитывал меня за неуклюжесть, я смущенно оправдывалась и обещала быть повнимательнее… принц стряхнул с себя руку и, слегка повернув голову в сторону баронессы, что-то сказал ей такого, что она чуть не отпрыгнула от него в сторону. Я снова обрела способность дышать, и хрусталь наконец-то оказался вне опасности.

Чтобы тут же снова в ней же очутиться, потому что на этот раз Баклажановая Леди понеслась, не разбирая дороги, в противоположный от принца угол комнаты. На ее умело накрашенном лице сквозь слой пудры пробивались красные пятна гнева. Впрочем, она быстро совладала с собой и вступила в оживлённую беседу с кем-то из гостей, сверкая улыбками.

А Генрих остался стоять, где стоял – перед самой стеной, где висело несколько здоровенных картин, забранных белой тканью. Сцепивший руки за спиной, расставивший ноги широко - он напоминал капитана на палубе корабля, угодившего в бурю. Мне не было видно его лица, только напряжённые плечи. Жаль, что нет никакой возможности подойти и спросить, какой бури он ждёт сейчас.

Наконец, протрубили фанфары, и король милостивым кивком разрешил худенькому вёрткому человечку с длинным носом, судя по торчащим из кармана кисточкам – художнику, сдёрнуть покровы.