Ради братий своих… (Иван Федоров) - Овсянников Юрий Максимилианович. Страница 9

Пришла весна. С утра, 1 марта, начали печатать последний лист книги. Последний по печати и первый по порядку — фронтиспис. В рамке, в виде арки о двух пузатых колонках, изображен один из легендарных авторов книги — евангелист Лука, склонившийся над рукописью.

Несколько месяцев готовил Федоров вместе с Тимофеевым эту печатную форму. То рамка получалась слишком тяжелой, то фигура Луки была слишком велика. Наконец были найдены нужные пропорции. Вот тогда Федоров решил сделать печатную форму составной — отдельно рамку, отдельно изображение Луки. «В будущем, — подумал он, — можно будет вставлять в рамку или текст, или другое изображение». Так и сделали.

Чтобы ускорить печать, мастер даже сам взялся за рычаг пресса. Работали без перерыва. Тут же у станка жевали ломоть хлеба, запивая кисловатым квасом. К вечеру на столе уже лежала стопа готовых, отпечатанных листов.

Все. Окончен труд. И радостно было и вместе с тем как-то пусто. Не надо никуда торопиться, не о чем волноваться. Вдруг ненужными показались отяжелевшие руки.

— Что приуныли, други? А кто листы подбирать будет? А переплеты надевать? Кто устал — пусть поспит немного… Не опускайте рук… Это только начало нашей работы… Никифор, зажигай побольше свечей, чтобы светло как днем было…

Спать в ту ночь так и не легли. А наутро первые полтора десятка толстых томов были одеты в тяжелые переплеты из досок, обтянутых кожей. На самом первом оттиснули вязью слова: «Иоанн божиею милостию господарь и великий князь всея Руси».

На черном фоне сорока восьми заставок сверкают белизной буйные травы, виноградные листья, кедровые шишки. Празднично смотрятся ярко-красные заглавные буквы. Красной вязью отпечатаны и заглавия каждой главы. Строчки ровные, и на каждой странице их ровно двадцать пять. А всего в книге 534 страницы.

«Не стыдно такую книгу самому государю поднести… — думает Федоров, медленно перелистывая и разглядывая каждую страницу. — Наконец-то исполнилось». Довольный, он устало опускается на скамью. «Исполнилось! Исполнилось!» — радостно бьется одна-единственная мысль…

Государь Иван Васильевич принять Ивана Федоровича не соизволил. Через нового митрополита Афанасия передал царь мастеру свою благодарность и десять целковых. Да от себя митрополит подарил еще десять…

На том и закончился первый весенний месяц 1564 года.

Иноземный гость

Ради братий своих… (Иван Федоров) - i_019.png
оздней весной 1564 года по дороге к Москве скакал в сопровождении двух слуг молодой иноземец. Позади у путника остались Антверпен, Амстердам, Любек, Кенигсберг, Нарва.

Знакомство с Россией началось для них в Новгороде — большом деревянном городе с могучей каменной крепостью в центре. Иноземцы удивлялись чисто метенным деревянным мостовым и широкому мосту через реку со множеством лавок по краям. Мост был похож на широкую оживленную улицу, и путники даже побродили по нему, внимательно приглядываясь, чем и как здесь торгуют.

Из Новгорода дорога на Москву шла через Торжок и Тверь, сквозь глухие леса и топкие болота, мимо небольших селений и обнесенных высокими частоколами монастырей. На лесных проселках молодой итальянец, — путники были родом из Италии, — судорожно прижимал к груди небольшой железный ларец. В нем хранилось его будущее и возможное счастье — рекомендательное письмо английской королевы Елизаветы к русскому царю Ивану Васильевичу.

Звали итальянца Рафаэль Барберини. Был он из древнего римского княжеского рода. В следующем, XVII столетии многие из семейства Барберини станут папами, кардиналами, построят великолепные дворцы, создадут картинную галерею и знаменитую библиотеку. Но это еще все будет, а пока Рафаэль Барберини торопится в Москву, чтобы, как он сам говорит, начать выгодную торговлю с «северными варварами», и еще для того, чтобы выведать путь в сказочно богатые восточные страны. Сухопутная торговля с Индией и Китаем очень интересует римских кардиналов, испанского короля и английскую королеву.

Наконец смуглый чернобородый иноземец появился в Москве. Его темный широкий плащ без рукавов и небольшая черная шляпа, окруженная свернутой вуалью, скоро примелькались прохожим на улицах Кремля и Китай-города. Итальянец то внимательно изучал лавочки в торговых рядах, то толкался у причалов, где разгружали суда и барки, то заглядывал сквозь открытые двери внутрь церквей, куда ему, как человеку другой веры, вход был запрещен. И всюду как тени ходили за ним двое дюжих слуг, в плотно облегающих кожаных жилетах, и боярский сын, специально приставленный для наблюдения.

В один из дней Барберини был приглашен на обед к царю. Его усадили за один стол с другими иностранцами, поступившими на службу к царю Ивану Васильевичу. Три часа длился обед. Слуги подносили одно блюдо за другим — мясо, птица, снова мясо, рыба. Время от времени царь пил за здоровье одного из своих приближенных, и тогда все вставали и осушали вместительные кубки. Но виночерпии не зевали и вновь наполняли их до краев.

Держась за столы и стены, с трудом выбрался Барберини на улицу. Пришлось слугам волочить его домой.

Ради братий своих… (Иван Федоров) - i_020.jpg

Лист из «Апостола» 1564 года.

Зато после столь тяжелого для итальянца обеда он стал вести себя еще свободнее. Теперь, пользуясь милостью государя, он откровенно искал встреч с людьми, много ездившими по стране: купцами, воинами и книжниками, которые могли рассказать ему об Урале, Сибири, о путях в неведомые Китай и Индию.

Так Рафаэль Барберини пришел и к Федорову на Печатный двор.

Гостеприимно принял печатник итальянца — ведь Барберини был из той страны, где учился его первый наставник — Максим Грек, где работал великий Мануций. Федоров водил итальянца по всему двору, с гордостью показывая словолитню, наборную, склад для бумаги, переплетную и печатные станы. Напоследок он привел Барберини в большую светлую комнату, где вдоль стен на полках стояли книги.

— Наша правильная палата, — Федоров широко обвел рукой. — Здесь мы проверяем, как сделан набор, выискиваем в листах ошибки, отмечаем, что надо исправить.

— Но ведь книг без ошибок не бывает, — заметил Барберини. — Великий типограф Этьен, я говорю о Роберте Этьене, который выпустил одиннадцать изданий Библии на разных языках и двенадцать изданий Нового завета. Вы слышали о нем?.. Так вот, Этьен утверждал, что книг без опечаток быть не может. Он обещал большую сумму денег тому, кто покажет ему книгу без ошибки…

— Сударь, я прошу сказать великому Этьену, что такая книга есть, — и, достав из шкафчика массивный том «Апостола», Федоров с поклоном передал его итальянцу. — Здесь нет ни одной опечатки…

— Но господин Роберт Этьен умер…

— Упокой, господи, его душу… Тогда расскажите об этом другим мастерам. Пусть на родине Мануция знают о нас…

Через несколько недель Рафаэль Барберини отправил библиотекарю римского папы подробный отчет о своей поездке.

Письмо было длинным и очень обстоятельным:

«…Московский царь благоволил мне даровать разные привилегии, льготы, преимущества… Приставил он ко мне одного из своих дворян, который во всю мою бытность должен сопровождать меня; и выдал мне прогоны на лошадей… Обедывал у него во дворце вместе с ним, а в прочие дни приказано было приносить мне кушанья и питье в мою квартиру.

Чтобы угодить Вашему желанию, постараюсь Вам все от начала описать, что, во-первых, сам видел, и потом, какими нашел я те земли, о которых столько наслышался.

…Милях почти в трехстах от Твери находится Великое княжество Московское, где главным городом Москва. Город этот преобширный, но застроен более чем 7/8 деревянными строениями. Имеет крепость с прочными, но неукрепленными стенами. Крепость эта построена некогда итальянцами. Есть также там несколько больших церквей красивой архитектуры и великокняжеский дворец с золотыми крышами и куполами. Кроме того, находится там еще невероятное множество церквей и малых, и больших, и каменных и деревянных, так что нет улицы, где бы не было бы их по нескольку; поэтому даже несносно, как в праздники начнут день и ночь гудеть колокола, которых там бесчисленное множество. Дома в этом городе, как и в прочих городах и селениях, небольшие, без всякого удобства и надлежащего устройства. Большая изба, где едят, работают, словом, делают все. В ней находится печь, и на этой печи обыкновенно ложится спать все семейство.