Ловец душ и навья невеста (СИ) - Ярошинская Ольга. Страница 17

— Рихард? — позвала она.

— Скоро придет, — откликнулась Грета, выходя из кухни. Сегодня на служанке было оранжевое платье с таким аляповатым рисунком, что казалось, будто на нее кого-то вырвало.

— Добрый день, — сказала Карна.

— Не такой уж и добрый, — ответила Грета. — Вот что хорошего произошло с тобой сегодня, скажи?

— Я же только проснулась, — пробормотала Карна, прогоняя непрошеное воспоминание: широкая спина, мышцы под ее пальцами, теплая кожа…

— Весь мир катится в тартарары, и ты тому прямое подтверждение.

— С чего вдруг?

— Тебя не должно тут быть, — ответила служанка, склонив голову к плечу и будто рассматривая Карну белыми глазами. — Это все равно, как если бы река поменяла русло.

— Какое еще русло? — слегка рассердилась Карна. — Да, я не из привычного вам круга, но так сложились мои жизненные обстоятельства. Не волнуйтесь, я скоро уйду.

Грета шумно втянула воздух, а потом покачала головой и вновь пошла на кухню.

— Ты не слышишь, — донеслось оттуда. — Люди глухи и слепы, и когда открывают рот, то несут чушь.

— Вот как вы сейчас, — пробормотала Карна. — Где Рихард?

— Бегает. Потом тренируется с Уго. Скоро придет, — отозвалась из кухни Грета и добавила: — Хочешь овсянки? Тебе надо хорошо питаться. Одежку твою я отчистила, не волнуйся. Воняло знатно. На тебя кто-то пописал?

— Собачка, — проворчала Карна. Она подошла к вешалке и посмотрела на плащ — чистый, сухой и даже приятно пахнет, не понять — чем. То ли цветами, то ли травой…

— И после этого ты говоришь «добрый день»? — Грета вновь появилась из кухни и изумленно покачала головой.

— Ну, она была маленькая, — улыбнулась Карна. — И теперь плащ не воняет, так что все действительно не так уж плохо.

— Пойдем, выпьешь чаю и заодно расскажешь, как ты так вляпалась, — заявила Грета.

Карна провела рукой еще раз по чистому плащу, разглаживая воротник, и пошла на кухню. Конечно, она не собиралась ничего рассказывать служанке, но постепенно той как-то удалось выудить почти всю информацию. В самых общих чертах.

— Значит, ты овдовела, решила уйти в монастырь, но оттуда тебя выгнали поганой метлой, и даже взятка не помогла.

— Пожертвование! — возмутилась Карна.

— И теперь ты вроде как на испытательном сроке у Харди. Доказываешь смирение и готовность служить, — Грета подперла щеку ладонью и посмотрела на Карну. — Я вся в предвкушении, не терпится это увидеть.

— Вы же слепая, — заметила Карна, прищурившись. — Или нет? Здесь бедно, но чисто. Я не нашла пыли даже под кроватью.

— Зачем ты лазила под кровать?

— А зачем вы врете Рихарду?

— Иначе он перестанет ходить передо мной полуголым, — Грета хитро улыбнулась. — Я, может, только ради этого у него и работаю. Кстати, о Харди. Он просил напомнить тебе об ужине.

Карна ахнула и поискала взглядом часы.

— Уже пять, — сказала Грета. — Я что-то задержалась. Пойду, пока не стемнело, не буду тебе мешать. А то две хозяйки на кухне — к войне. Я, кстати, оценила, что ты умудрилась приготовить ужин и не перемазать при этом всю кухню. Уж не знаю, каково это было на вкус…

— Рихарду понравилось, — с вызовом ответила Карна.

— Сдается, из твоих рук ему бы понравились и картофельные очистки, — хмыкнула Грета. — Ну, я пошла. Береги себя и не отрави Харди. Он мне еще не заплатил за этот месяц.

Карна допила чай — вкусный и ароматный, подождала, когда за Гретой захлопнется дверь, и тут же поспешила следом. Накинула плащ, надела шляпку, взяла сумочку. Осторожно выглянула наружу — Греты и след простыл. Сбежав по ступенькам, Карна пошла вверх по переулку и с облегчением увидела экипаж. Кучер уже ждал ее и любезно открыл дверку, когда она подошла.

— В «Золотой гусь»? — спросил он, и Карна кивнула.

17.

Рихард бежал вдоль Червы, дыхание паром вырывалось у него изо рта, а ноги отталкивались от земли, унося его все дальше от города. Черная река плевалась сыростью в правый бок, сердито шумела. Туман рассеялся, и призрачный лес по ту сторону будто стал ближе. Покачивались ветки, красные листья падали в черную воду, и казалось, что лес истекает кровью.

Мысли Рихарда невольно свернули к его ранам. Царапины уже затянулись и совсем его не беспокоили, а бедро лишь слегка ныло — даже среди ловцов он выделялся повышенной регенерацией. Наверное, стоило сказать об этом Карне, но она так трогательно пыталась о нем позаботиться. Дыхание сбилось, он споткнулся и едва не упал, стоило лишь вспомнить, как она дула на его бедро.

Она ведь была замужем и, значит, понимала, что это выглядело очень провокационно. Но кто их знает, в высшем обществе, как у них между мужем и женой все происходит. Может, все чинно, благородно и исключительно через простынку. И тогда Карна и не подозревает, какую бурю вызвала в его душе, а заодно и в штанах.

На обратном пути она уснула у него на груди, и он всерьез подумывал снять экипаж на весь день, чтобы не будить ее. Но очень хотелось смыть вонь навки и ослабить наконец жгут на царапинах, из-за которого у него онемели пальцы. Так что он все же разбудил Карну, довел ее до спальни и уложил в кровать. Плащ он стащил с нее еще у входа — и она не сопротивлялась. Ботинки тоже снял он, не отказав себе в удовольствии погладить тонкие щиколотки. И когда она лежала на его постели, руки сами потянулись к пуговкам на ее блузке. Ей так будет удобнее, не так тесно, легче дышать… Карна спала как дитя, то ли от усталости, то ли от виски, который она согласилась пригубить ближе к рассвету. Рихард расправился с тремя пуговками — она даже не пошевелилась. Взялся за четвертую — и вдруг почувствовал на себе чужой взгляд. Мужчина на фотографии у изголовья кровати смотрел на него исподлобья и, казалось, скрежетал зубами в злобном оскале. Тяжелые надбровные дуги, короткий нос, нижняя губа оттопырена, как у капризного ребенка — редкий урод. Наверняка ее покойный муж.

Рихард все же прикоснулся к нежному полушарию груди, показавшейся в вырезе блузки, и провел кончиками пальцев до ключиц и еще вверх, по длинной шее. Зря он это сделал. Потому что потом едва смог уснуть, и сейчас сам не знал — то ли он сволочь, что воспользовался ее состоянием, то ли дурак, что не зашел дальше.

Он прибавил скорости и побежал еще быстрее. Ветер плеснул ему в лицо холодными брызгами, погнал волны по черной реке и по желтой траве по левую руку. Рывня осталась позади, с ее узкими улочками, низменными страстями и подлыми актрисульками.

На первых страницах «Вечерней Рывни» уже разместили статью «Вторая жизнь Жозефины». …Сегодня ночью Рихард Мор, ловец душ, несущий свою благородную службу под патронажем полиции города Рывни, сумел совершить невозможное. Собачка, чье тщедушное тельце заняла навь типа «жрун», снова смотрит на свою хозяйку без желания обглодать ее прекрасное личико. Мирабелла Свон, звезда театра, оказалась в Рывне по велению любви, но могла ли она предположить, что найдет здесь спасение для своей любимицы…

У него могут быть неприятности. Излишнее внимание, сплетни, слухи, недовольство начальства — как минимум. Месть Вилмоса — да, скорее всего. Повторная проверка в сжатые сроки — очень не хотелось бы.

На фотографии в газете Мирабелла улыбалась, прижимая недоумевающую Фифи к своей выдающейся груди. Карна тоже была на фото, смотрела на Рихарда с испугом и держала его под руку. Ее классическая красота притягивала к себе взгляд куда больше, чем кукольное личико актриски. А он сам вышел весьма мерзким типом: губы недовольно сжаты, взгляд угрюмый. Но Карне, похоже, такие и нравятся.

Он побежал еще быстрее, так что кровь застучала в висках, и взлетел по мосту, выгибающемуся над Червой. На середине моста как всегда остановился. Позади остались желтые поля со скошенной травой и город, придавленный тучами, впереди лежал красный лес и гора, держащая небо, а внизу текла Черва, словно граница, разделяющая миры.

На проплешине у кромки леса его уже ждал Уго: он бежал на месте, высоко подбрасывая колени к груди. Черные штаны он закатал, зеленая майка уже потемнела подмышками от пота. Издали искаженные пропорции его тела были особенно заметны: слишком массивное туловище, непропорционально короткие ноги. Но Рихард не обманывался: на коротких дистанциях Уго с легкостью его обгонял. Коричневые волоски густо покрывали руки и голени оборотня, торчали клочьями в горловине майки, так что Уго точно не мерз. Его красное пальто висело на сучке высокой березы, а вязаный берет торчал из кармана.