Паранойя. Почему он? (СИ) - Раевская Полина "Lina Swon". Страница 32

Сама не понимаю, что творю. Все на каких-то инстинктах, порывах… И хотя предрассудков по поводу минета, как у многих моих подруг, у меня не было. Раз люди охотно практикуют оральный секс – значит что-то в этом есть. Все же я не думала, что это будет так… что я просто опущусь перед мужчиной на колени, сгорая от желания доставить ему удовольствие. Видимо, Серёжа тоже обалдел от такого поворота событий, потому что, как только я дрожащими руками берусь за завязки на его штанах, подхватывает меня и рывком поднимает с колен.

-Что ты делаешь? – обдав ледяным взглядом, спрашивает резко.

-А… на что это похоже? – покраснев, растерянно бормочу, не понимая его реакции. Он тоже смотрит на меня так, словно видит впервые, а потом просто размазывает, буднично, с каким-то пренебрежением припечатав:

-Трахалась что ли уже с кем-то?

Думаю, если бы он влепил мне пощечину, эффект был бы менее оглушительным. От шока и унижения у меня внутри все переворачивается. Смотрю во все глаза в это жесткое, совершенно чужое лицо и так стыдно, так не по себе. Хочется исчезнуть, провалиться сквозь землю. Чувствую себя какой-то… шлюшкой?

Да, наверное, шлюшкой.

Глаза начинает нестерпимо жечь. Прикусив губу, пытаюсь сдержать подступившие слёзы, лихорадочно хватаюсь за ручку двери. Но прежде, чем успеваю открыть ее, Серёжа перехватывает меня и цедит с такой интонаций, что от ужаса мурашки по спине бегут:

-Куда собралась?

Меня начинает трясти, рыдания подкатывают к горлу, но неимоверным усилием воли, мне удается их подавить. Преодолевая страх и унижение, встречаюсь с циничным, совершенно незнакомым взглядом и спокойно, стараясь сохранить хоть какое-то подобие достоинства, дрожащим голосом шепчу:

-Отпусти, я хочу выйти.

-Я тебе вопрос задал, - следует жесткий ответ, срывающий крючок моего хлипкого самоконтроля.

-Да пошёл ты со своими вопросами! Если у тебя разрыв шаблона, то это не мои проблемы! – не выдержав, огрызаюсь, и вырвав руку, открываю дверь, чувствуя, что всего секунда отделяет меня от того, чтобы позорно не разреветься.

-Настя! - видимо, что-то, наконец, сообразив, пытается перехватить меня этот… , но от вспыхнувшей ярости во мне вдруг обнаруживается не дюжая сила. Отталкиваю его, и выскочив из машины, бегу, не разбирая дороги. Колосья пшеницы хлещут меня по залитому слезами лицу, словно насмехаясь: «Позорница, простодушная, жалкая дура! О чем ты только думала, собираясь сделать минет на первом же свидании? Да любой бы решил, что для тебя это привычное дело!». От этих мыслей становится так мерзко и плохо, что из груди вырывается рыдание.

Господи, ну, почему надо всё извращать? Я ведь просто… просто думала, что в этом деле не может быть никаких границ; что не нужно загонять себя в рамки условностей, напяливать маску и четко следовать образу девочки - ромашки. Но, видимо, права мама - во всем должна быть тактика. Даже, мать его, в сексе!

Словно для того, чтобы сия прописная истина окончательно и бесповоротно отпечаталась в моем мозгу, спотыкаюсь обо что-то и падаю, больно ударившись коленом об ком земли. И всё… Это становится последней каплей, как и подхватившие меня тут же сильные руки.

-Убери руки! – ору, взвившись, словно ужаленная.

-Тихо, не истери.

- Пошёл ты со своим «тихо», узколобый, зашоренный… дурак!

Меня трясет, как припадочную от ярости и рвущихся наружу рыданий. Задыхаюсь, плачу, колочу кулаками, куда придётся, кричу, чтобы отпустил, а этому танку хоть бы хны. Словно удав, обвив меня, удерживает на месте да приговаривает ласково, соглашаясь со всем, доводя меня еще больше:

- Ты права, малышка: узколобый, зашоренный дурак.

-Никакая я тебе не малышка! Меня же трахали, забыл? – выплевываю со всей злостью, но тут же захожусь в слезах.

Так обидно….

-Настюш, - чуть ли не со стоном выдыхает Серёжа, и заключив моё лицо в ладони, начинает покрывать горячими поцелуями. - Прости, маленькая! Прости за этот бред! Я просто дебил. Не ожидал и… переклинило. Никогда раньше не страдал такой хернёй, но ты… Ты – нечто особенное, прекрасное…

-Которое, конечно же, должно краснеть при слове «минет», не то что опускаться на колени, чтобы его сделать, –язвлю намеренно грубо, продолжая плакать.

-Нет, котёнок, - усмехнувшись, качает он головой и в очередной раз переворачивает все у меня внутри. - Которое я не намерен ни с кем делить.

У меня вырывается шокированный смешок. Пытаюсь подобрать слова, но ничего на ум не идет. Да и что сказать?! С одной стороны - это несправедливо, неприятно и обидно, но с другой – будоражит и льстит, когда мужчина тебя ревнует.

Наверное, я безвольная идиотка, но мне этого оказалось достаточно, чтобы злость отступила. И как часто бывает, когда идёшь на примирение, я заплакала с еще большей силой. Эта его нежность после столь отвратительной вспышки по-настоящему задевала за живое. Я нуждалась в ней, отчаянно нуждалась. Мне необходимо было стереть из памяти тот холодный, презрительный взгляд, те унизительно - пренебрежительные интонации, а главное – то жуткое, пробирающее до дрожи ощущение, словно передо мной совершенно чужой, незнакомый мужчина. Серёжа, видимо, на каком-то интуитивном уровне понял это и стал действовать нежнее.

-Прости, малышка, - легонечко скользнул он губами по моим щекам, собирая слёзы. - Я не хотел тебя обидеть.

-Знаю, - всхлипнув, кивнула я и помедлив, тихо попросила. – Давай, закроем эту тему. Мне… неловко.

-Настюш, посмотри на меня, - коснувшись холодными пальцами моего подбородка, ласково, но настойчиво заставил поднять взгляд. - Тебе нечего стыдиться. Это я повёл себя, как идиот…

-Серёж, пожалуйста! –с нажимом произношу, не в силах обсуждать свой позор.

Он хотел что-то возразить, но встретившись со мной взглядом, сдержался.

-Хорошо, - улыбнувшись, поцеловал в уголок губ. – Главное – не загоняйся из-за моей тупости, не накручивай всякую херню. Ты необыкновенная. У такой девочки всё должно быть красиво, по-особенному, а не в разбитой машине с потным мужиком.

Его слова бальзамом пролились на мое раненное самолюбие, хоть и смутили неимоверно. Зардевшись, я отвела взгляд и тихо призналась:

-Мне не нужно «красиво», мне нужен ты. Ты для меня «по – особенному».

Серёжа усмехнулся и помедлив, впился глубоким, с ума сводящим поцелуем. Через несколько минут мы уже дышали, как загнанные, сгорая от желания.

-Полетели куда-нибудь? – следует недвусмысленное предложение между жадными, горячими поцелуями.

-По –моему, мы уже отлично полетали, – отшучиваюсь, надеясь, что Серёжа не станет развивать эту тему.

Но куда там?

-Я серьезно, Настён, - отстранившись, разбивает он мои надежды в пух и прах. – Куда бы ты хотела?

-Серёж, мне абсолютно неважен антураж, - отзываюсь с улыбкой, хотя она стоит огромнейших усилий. Мозг кипит в попытках придумать правдоподобное объяснение, почему я не могу поехать заграницу. Но тщетно, поэтому тихо прошу. - Давай, не будем заморачиваться. Пусть будет по –простому.

-А «по-простому» это как?

-Ну -у… как у пчеловода и газосварщика, например.

Серёжа несколько секунд смотрит на меня, как на придурковатую, а потом начинает смеяться.

-Настька, ты – чудо: все девки о ПарижАх мечтают, а тебе сельский романтИк подавай.

-Ну, а что тебя удивляет? У «необыкновенных» девушек и причуды соответствующие, - выдаю с кокетливой полуулыбкой, и сама себе поражаюсь.

Мама была бы довольна – определенно, её лекции не проходят даром. Вот только меня эта необходимость юлить угнетала. Стыдно было и не по себе.

Нет, я не врала, когда говорила, что антураж меня мало волнует, но, если бы не высокое положение папы Гриши, которому наверняка доложат о моих передвижениях еще до того, как сяду в самолет, я бы предложила поехать в Ниццу.

Счастье, любовь и беззаботный смех всегда ассоциировались у меня именно с этим городом. Моя первая поездка заграницу была именно в Ниццу, и я влюбилась в неё с первого же вздоха. До сих пор помню, как вышла из самолёта, вдохнула этот солено – влажный воздух и пропала… Чувство было, словно кто-то за секунду до того, как открылись двери, прошел мимо с ионизатором воздуха в одной руке и букетом прекрасных цветов в другой.