Паранойя. Почему он? (СИ) - Раевская Полина "Lina Swon". Страница 47
Надо признать, доля истины в этом была. Однако выяснил я это спустя несколько лет, забив на Ларкиных тараканов и пустившись во все тяжкие.
Оказывается, её неосознанно возбуждали мои измены. Она в этом, конечно, никогда не признается и как всегда, скажет, что я больной придурок, но статистика – штука упрямая. А я давно заметил, как только Ларка узнавала об очередной моей шалаве, в наш следующий секс непременно кончала. От таких выводов я, помнится, и сам подохерел, но потом познакомился в Нью-Йорке с одним профессором психологии, и мы разговорились.
Честно, меня неуча, выросшего на совдеповских харчах в полнейшей изоляции, нормы «цивилизованного мира» ошеломили. То, что я считал извращениями, там называли «сексуальной практикой» и легко объясняли с научной точки зрения, как нечто вполне обыденное. Например, Ларкин феномен – кандаулезизм. Тоже норма на уровне физиологии и инстинктов. Чаще он, конечно, встречается у мужиков, но и бабы бывает испытывают потребность в некотором эротическом допинге. Конкуренция и возможная потеря партнёра заставляет надпочечники вырабатывать адреналин, он в свою очередь обостряет ощущения, а если ещё есть склонность к мазохизму, а у Ларки она есть, то удовольствие будет запредельное.
Профессор много ещё о чем тогда рассказывал. Я же понял только одно: цивилизованность - это такая бутафория, призванная держать в узде нашу животную суть, чтобы обеспечить какой-никакой порядок в этом мире. Но человек, не взирая на эволюцию, все то же животное, присыпанное красивой пудрой социальных норм. Просто кто-то это понимает и не сильно парится, когда его заносит за эти нормы, а кто-то – как Ларка, мучается и страдает биполярным расстройством.
После разговора с профессором, будучи под впечатлением, я хотел ей предложить тройничок. Ну, чтоб в полной мере кайфанула. Но поразмыслив, решил, что так можно неизвестно до чего дотрахаться. В конце концов, она – мать моих детей, и раз уж мы решили придерживаться такой социальной нормы, как семья, то не будем уж совсем переходить границы.
Однако к моему нынешнему состоянию Ларкины загоны не имеют никакого отношения. Соль в том, что загоны вдруг появились у меня самого. Я ведь лежу и гружусь на тему того, что только что трахнул не объект своего желания.
Объект же спит мертвецки-пьяным сном прямо за стенкой. И я никак не вкурю, почему с появлением этой мелкой паскуды, секс в моей жизни стал таким сложным. Какого вообще хера я на ней зациклился?!
Ну, ноги - первый класс, жопа ох*енная, ну рожа там кожа… Так видали, проходили. Но она, как какой-то гребанный, незакрытый гештальт зудит у меня под кожей.
Всю неделю я ждал. Ждал, когда девочку бомбанёт. А то, что её бомбанет было лишь вопросом времени. Она, конечно, адекватная, но в её возрасте справится с эмоциями не так-то просто, опять же её «творческую натуру» ещё никто не отменял. Да и при таких исходных не могла ситуация, как бы мне не хотелось, тихонечко разрешится в туалете парой фраз. Поэтому я поручил Феде внимательно следить в случае встречи Ольки со своей подружкой, чтобы та ненароком не проболталась. Но Настька избегала мою дочь.
Мне же изо дня в день за ужином приходилось слушать поток Олькиных переживаний и тоже, как ни странно, переживать.
Как она? О чем думает? Что собирается делать? Не совершит ли какую-нибудь глупость себе во вред, но назло мне?
Зойка к тому же нагнетала обстановку, не переставая фонтанировать идеями об агентах под прикрытием. Бред лютый, но я в этой жизни навидался всякого, так что и такой поворот событий не списывал со счетов. Не к добру было это затишье.
Я ожидал, что девочка уйдёт в загул, но она в очередной раз удивила. По сообщениям внедренной в дом Можайского крысы, сидела безвылазно в своей студии и пялилась в одну точку. Мне такое её времяпровождение совершенно не нравилось. Было бы понятней, если бы пустилась во все тяжкие, а так - хер знает, что она там накрутила в своей голове и во что это в итоге выльется. По опыту, ничем хорошим долгие думки не заканчиваются.
Поэтому, когда Олька, устав гадать «что и как», собралась вытащить Настьку из дома, я благословил этот порыв. Пусть вытащит, напоит, даст прореветься, успокоит, поддержит. Что-что, а это Олька умеет. Опасно, конечно, но девочке пора выплеснуть негатив, и лучше это сделать под моим контролем. В этом я убедился, когда более менее вменяемая дочь привезла совершенно невменяемую Настьку к нам домой. Такой комедии я давно уже не видел.
-Вознесенская, если ты мне предков разбудишь, я тебя прибью! - шипит Олька, пытаясь, вытащить хохочущую подружайку из машины. Я же едва сдерживаю смех, наблюдая за этим цирком с террасы. Сластёна, как ни в чем не бывало, развалилась на заднем сидении и, вытянув свои ножищи, начала отбивать ими какой-то ритм.
Федя завис, не зная, что делать. Оно и понятно, я бы тоже там потерялся – между её ног.
-Настенька, заинька, я тебя умоляю, я тебя прошу, пойдем баиньки, - продолжает Олька вести переговоры, но заинька нынче совсем не заинька.
-Не, мне и здесь хорошо, а у вас там воняет.
-Чего? Чё за херь ты несёшь?! – сразу же вспылила дочь, словно прочитав мои мысли.
-Воняет –воняет, мудачьём! –поморщившись, выдала эта сучонка. В это мгновение я понял, что пора вмешаться, пока она еще чего-нибудь не ляпнула.
-Оля, -выйдя из тени, позвал я дочь. Олька чуть на месте не подскочила, увидев меня. Но тут же сориентировавшись, поспешила навстречу.
-Пап, прости пожалуйста, если разбудили! Просто Настька это… Ну, перебрала чуток с дуру, и её развезло. Только не ругайся, пожалуйста, папуль. Мы собирались на квартире переночевать, но Федя сказал, что ты велел ехать домой, - затараторила Оля, не давая мне и рта раскрыть, боясь, что буду ругаться за то, что еле на ногах стоит. Утром я, конечно, ей дам втыку, но сейчас все мои мысли заняты другим, точнее - другой.
-Иди, подготовь ей комнату, - распорядился я, подходя к машине.
-О, какие люди! Вечер добрый, Сергей Эльдар… рррадович, - съязвила Настенька, пьяно улыбнувшись.
-Настя, блин! – воскликнула Олька, покраснев и кажется, даже протрезвев. – Пап…
-Иди, Оля! – с нажимом произнёс я и, когда она побежала в дом, ухмыльнулся, точнее оскалился, переводя взгляд на Настю.
Сейчас, сладенькая, я тебе покажу «какие люди»!- обещаю мысленно, и обхватив её лодыжку, без всяких церемоний дернул на себя. Девчонка вскрикнула, проехавшись по сидению, отчего платье задралось, у меня же кровь вскипела. Увидел розовое кружево, и как сосунок поплыл, завис, не в силах отвести взгляд от её точных бедер, упакованных в тонюсенькие колготки.
Это п*здец какой-то: у неё колготки и какие-то детские трусы, а у меня стоит! И вот думаешь: то ли это кризис среднего возраста, то ли пресыщенность, то ли я просто извращенец?
Нет, она, конечно, уже не нимфетка, да и я ни разу не Гумберт Гумберт, но в тот момент чувствовал себя таким же еб*нутым. Мне реально башню сносило от этих розовых, хлопковых трусиков и мысли, что её никто ещё не трахал. Что в её узенькой, сладко-пахнущей дырочке побывали лишь мои пальцы.
Да, я помню, как она пахла, когда хотела секса. Ни одна моя баба не пахла так ох*енно и не возбуждала меня своим запахом настолько. Я чуть не свихнулся, хотел её, как одержимый, до трясучки. Такая она тугая и нежная была внутри, так плотно и горячо обхватывала мои пальцы, так текла и стонала, насаживаясь на них, а как она их сосала, глядя мне в глаза… я готов был кончить только от этого.
Надо же было так лохануться и спугнуть её. Но меня, будто переклинило, когда она без присущего девственницам стыда и робости опустилась передо мной на колени, чтобы сделать минет. Как представил, что она уже кому-то сосала, едва сдержался, чтобы не свернуть ей шею. И дело было ни хера не в ревности, а в том, что я настроился на «красиво», с чувствами и романтикой. Уж очень мне приелась бездушная ебл* с прожжёнными суками, хотелось чего-то светлого. Например, нетронутую девочку чисто под себя.