Порабощенная - Хенли Вирджиния. Страница 63

Она попробовала отогнать страх и поразмыслить. Маркуса должны известить о смерти отца. Разумеется, Петриус постарается оклеветать ее, но Маркус знает, что она не могла убить. Диану преследовал запах крови. С ее губ сорвался стон. Маркус приедет. Маркус защитит ее от всего мира, если в этом будет необходимость. Разве не говорила она Титу, что, кроме Маркуса, ей не нужно никакой защиты?

Глава 27

Диана не могла унять дрожь. Она охрипла, доказывая свою невиновность; голова болела оттого, что Петриус злобно дергал ее за волосы, а ее надежды избавиться от этого кошмара быстро угасали.

Когда приехал префект, он поверил каждому слову негодяя Петриуса. На возражения Дианы никто не обратил внимания. Петриус настаивал, что она раба Магнуса, поэтому ее перевезли в ergastula, подземную тюрьму для рабов, куда сажали самых гнусных подонков и уголовников из рабов и которая напоминала скорее собачью конуру.

В тюрьме стоял густой, зловонный запах человеческих страданий. Там сгрудились сотни заключенных, некоторые из них — совсем дети, но в большинстве — мужчины, приговоренные либо к пожизненной каторге, либо к смерти. Они смотрели на ее золотые волосы и красивую тогу так, будто это какое-то диво, и она благодарила Бога за то, что все заключенные в оковах: только это мешало им надругаться над ней.

Петриус из тюрьмы вернулся к Нерону. Кровь бурлила в его жилах. Самый великолепный день в его жизни, и он еще не кончился! Когда он думал о завтрашнем дне, сердце начинало бешено колотиться. События напоминали ему греческую трагедию, развертывающуюся на гигантской сцене. Причем Петриус был не только ведущим актером, но и автором!

Он кинулся на грудь императору, изобразив величайшие страдания. Он сделал это столь искусно, что возбудил Нерона.

— Я не могу сказать моему брату о смерти отца, не могу… не могу — рыдал он.

— Ее приговорят к смерти. Ее страдания превзойдут твои. Если хочешь, повелю привести ее сюда сегодня. Пытай ее, и, когда ты увидишь, как она умирает, тебе станет легче.

Петриусу весьма приглянулась эта идея. Ему бы хотелось замучить ее до смерти! Но его главной целью были не страдания Дианы. Петриус хотел отомстить Маркусу. Он хотел не просто страданий Маркуса — он жаждал его агонии.

— Нет, моя боль — ерунда. Меня больше всего мучит мысль о страданиях моего брата! Он собирался завтра присутствовать на гонках в Большом Цирке. Он уже много лет о них мечтал. Я не могу сказать ему о смерти отца, прежде чем не придумаю что-то, способное хоть как-то облегчить его страдания. Он захочет неминуемо отомстить женщине, которую сам привел в наш дом. Если я сделаю Маркусу этот подарок, то отплачу ему за все, что он для меня сделал.

— Петриус, это — прекрасное предложение! Ее казнят поутру в Большом Цирке. Зрелище получится великолепное! Половина Рима станет свидетелем торжества справедливости. Я превращу ее в живой факел!

— И львы! Мне хочется, чтобы были львы. — Петриус видел, что Нерон возбуждается.

— Да, конечно. Устроим гонку, люди смогут делать ставки. Кто доберется до нее первым: голодные звери или огонь?

— Как мне благодарить тебя, император? Петриус напрасно спрашивал. Нерон уже опустил

ся на колени…

Маркус потерял сон. Днем он обращался к сенаторам в курии, и красноречие не подвело его. Когда он рассказывал о Британии и Аква Сулис, слова шли от самого сердца. Он относился к этому уголку империи со страстной любовью, потому что провел там много лет, и каждый из присутствующих сенаторов почувствовал эту страсть и поверил в искренность его слов.

После его речи Юлий Классициан, прокуратор Британии, добавил несколько слов от себя. И когда они общались с сенаторами после заседания, оба были почти уверены, что убедили сенат отозвать Паулина из Британии.

За ужином Юлий высказал удовлетворение их успехами. Он был лично знаком с Петронием Турпилианом, чье имя называлось чаще всего. Тот был опытным военачальником и хорошим наместником в одной из провинций Галлии.

— На все потребуется время, государственная бюрократическая машина крутится медленно, но мы сдвинули ее с места, так что перемены к лучшему неизбежны. Я очень благодарен тебе за помощь, Маркус. Если бы ты не поехал со мной в Рим, все бы растянулось на годы. Как мне отплатить тебе?

— Придя на свадьбу, ты будешь одним из немногих, кого Диана знает.

— Я полагаю, ты спешишь вернуться к своей очаровательной невесте?

«Спешишь — не то слово, чтобы описать мои чувства. Я пуст без нее».

— После завтрашних гонок я вернусь на отцовскую виллу. Я хочу поскорее жениться. Если я еще тебе понадоблюсь, я готов вернуться, но после свадьбы.

— Как же ты нетерпелив! Но любовь так мимолетна, что надо ловить ее и наслаждаться моментом.

Лежа в постели, Маркус задумался над словами Юлия и понял, что он с ним не согласен. «Настоящая любовь, такая, как у меня, — вечна, — подумал он. — Я буду любить Диану вечность». Он потянулся. Без нее в постели так пусто! И не только в постели. Он тоже чувствовал себя пустым, будто его ограбили.

Маркус закрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от чувства одиночества. Он вспомнил ее запах, потом перед ним возникло ее лицо. Вокруг ее головы было сияние, оно становилось все ярче. Он уже от души пожалел, что не поехал к ней сегодня. Ему значительно легче обойтись без Большого Цирка, чем без нее. В тишине ночи ему послышался ее голос, зовущий его.

— Скоро, любовь моя, совсем скоро, — пробормотал он.

— 

Пока Диана сидела, сжавшись в комочек от страха, она слышала, о чем говорят рабы вокруг нее. А говорили они об избиениях, порках и клеймении. Она заметила, что у многих на лбу выжжены буквы. На заре многих рабов гоняли на крупорушки, где привязывали к приводу жерновов и погоняли целый день, как ослов. Другие, скованные цепями в группы, где было много детей, до темноты работали в поле. Третьи по пятнадцать часов в сутки добывали камень, мрамор и песок для строительства.

Они говорили о плетках со свинчаткой, о рыбах, пожирающих человеческую плоть, которых разводили в прудах за тюрьмой, о восстаниях рабов. Восстание рабов под предводительством Спартака все еще не было забыто, но Диана слышала апатию и безнадежность в их голосах и знала, что сейчас восстанию произойти не суждено.

Мужчины жаждали, чтобы их продали в школу гладиаторов, потому что знали: в противном случае их бросят на арену — на съедение медведям или львам. Как гладиаторы они по крайней мере имели шанс победить. И еще они говорили о распятии и наиболее распространенном способе казни, называемом furca, когда голову жертвы помещали в отверстие между двумя столбами в форме буквы «V» и профессиональные палачи забивали жертву плетками до смерти.

Диана постаралась больше ничего не слышать. Как римляне не понимают, что такая жестокость разрушает душу не только раба, но и господина! Ей нельзя было приезжать в Рим. Она всегда это знала. Роскошь немногих счастливцев была куплена нищетой и пожизненными страданиями большинства. Как могли римляне не слышать нестройного хора нищих и страждущих, бряцания оков, щелканья плеток и стонов человеческого скота?

— Маркус… Маркус… — шептала она, цепляясь за последние проблески надежды.

На заре тюрьма опустела, остались лишь приговоренные к смерти, чья казнь должна была состояться в этот день. Когда за ней пришли два охранника-преторианца, в сердце Дианы появилась надежда. Она сказала им, что выходит замуж за Маркуса, и умоляла отвести ее к нему, на что они ответили:

— Мы знаем, что ты — особая пленница. Сам император дал нам указания.

Они отвели ее в тюремную баню, где ей разрешили вымыться и расчесать волосы. Ей ничего не оставалось, как снова надеть темно-красную столу. Затем ее посадили в носилки и направились туда, куда устремлялась вся толпа.

— Куда мы идем? — нерешительно спросила Диана. — В Большой Цирк, — последовал лаконичный ответ.