Холод (СИ) - "Amazerak". Страница 23

Желудок мой урчал. Вечером, пока никто не видел, я закинул несколько ломтей вяленого мяса, но этого оказалось мало. Да у меня, собственно, и самого еда заканчивалась. Требовалось срочно найти что-то ещё.

Вчера мы долго бродили по полям и далеко ушли от того дома, где Прошка увидел Мару. Но куда бы мы ни забредали, нигде не получалось открыть брешь. А вечером вернулись в город.

И вот серый рассвет обозначил новый день. Он врывался в высокие окна, обрамлённые тяжёлыми золотистыми шторами. Над нами на расписном потолке висела хрустальная люстра, вокруг была мебель из дорогих сортов дерева, фарфоровые вазы, картины — забытая, никому не нужная роскошь. А мы сходили с ума. Ещё вчера мне не верилось, что это может случиться, а сейчас я отчётливо видел, как изменились мои спутники. Все, кроме Томаша, выглядели уже недееспособными.

— Анисья, — вдруг проговорил Вторак, утирая слёзы. — Анисья, это ты? Что они сделали с тобой? Почему ты без головы?

Он смотрел в пустой тёмный угол, а я вопросительно поглядел на Томаша. Тот сидел хмурый в кресле, и рука его сжимала рукоять пистолета. Старик каким-то чудом сохранил рассудок дольше своих товарищей, и я знал, о чём он сейчас думает. Я думал о том же…

Глава 10

— Надо идти, — Йозеф поднялся, и мне показалось, что рассудок вернулся к нему. — Вторак. Прошка, Томаш, ты, — он ткнул в меня пальцем. — Идём. Неча сиднем сидеть.

— Куда? — усмехнулся Томаш.

— Нам уже открыли брешь. Поторапливаемся, мужики, а то опоздаем. Или на ночь хотите тут остаться?

Последние слова ясно дали понять, что Йозеф сейчас в какой-то своей реальности. Путеводчик забыл, сколько мы тут странствуем, и теперь думает, что мы идём к прежней точке.

Я вопросительно взглянул на Томаша. Тот понял, что у меня на уме, и помотал головой, дескать, рано ещё.

Мы покинули дом. Впереди шёл Йозеф. Он шагал уверенно, словно знал, куда. Вторак плёлся следом, утирая слёзы и всхлипывая. За ним семенил Прошка. Он дико озирался и бормотал, что Мара придёт за ним. А один раз остановился и, указывая пальцем куда-то в сторону, завопил:

— Мара! Она здесь! Она здесь!

— Заткнись дурень, — толкнул его в спину Томаш. — Это куст.

Я замыкал шествие.

Сомнений не оставалось: из пяти человек трое сошли с ума, и чем быстрее мы с ними расправимся, тем лучше. Но Томаш медлил. Быть может, хотел подгадать верный момент. В конце концов, нас двое против троих.

Мы вышли на улицу через высокие кованые ворота. По другую сторону теснились каменные домики. Мы двинулись в направлении шпиля какой-то церкви, которого вчера вечером ещё не было.

Ещё один обрывок прошлой жизни открылся мне сегодня во сне-воспоминании. Кажется, я увидел то, что отец Даниила называл охотой. Группа знати пришла в Сон, покрошила магией всех существ в округе, чтобы собрать пепел и кристаллы (самодвижущиеся телеги ехали за ними). Как я понял, и то и другое тут ценилось очень дорого, и знатные семьи имели что-то вроде монополии на добычу обоих этих ресурсов. Простых людей даже за путешествие в Сон карали, да и не было у них достаточно способностей, чтобы уничтожать существ в таких количествах, в каких это делали князья.

А способности, которыми обладали светлейшие, надо сказать, поражали воображение. С такими талантами и огнестрельного оружия ненужно. Каждый светлейший был своего рода живым огнемётом или пусковой установкой. Дальность действия магии была относительно небольшой, но всё равно впечатляло. А у меня ничего подобного не наблюдалось. Теперь понятно, почему Даниил обижен на весь мир. Не удивительно в таких обстоятельствах чувствовать себя изгоем, особенно, когда тебя ещё и презирают все вокруг.

Йозеф уверенно пёр по улице туда, куда его направлял повреждённый рассудок. Вторак и Прошка плелись за ним, кажется, даже не понимая, что происходит. Они были уже не здесь.

Мы с Томашем немного отстали.

— Они — всё, — шепнул старик. — Без шансов.

— Вижу, — шепнул я в ответ. — Что делать будем?

— Сам знаешь. Они сами этого хотели. У тебя два пистолета, у меня — один. Главное, без заминки всё сделать, иначе сами пулю словим. Бери Вторака и Прошку, я с Йозефом разберусь.

Я кивнул и мы ускорились, чтобы нагнать троицу. Мы оказались на площади с фонтаном, напоминающим фонтан из моего последнего сновидения. Впереди начиналась многоэтажная застройка.

Вдруг Йозеф остановился и, резко обернувшись, уставился на нас с Томашем.

— А чего это вы там шепчетесь? — подозрительно проговорил он. — Вы чего замыслили? Ты! — он ткнул в меня пальцем. — Небось, сгубить нас решил, малой?

— Погоди, Йозеф, — вышел вперёд Томаш. — Не устраивай скандал на ровной месте. Никто ничего не замыслил. Тебе показалось. Просто разговариваем тихо, чтобы мор не взбудоражить.

— И о чём же? — Йозеф пристально глядел то на меня, то на старика, рука его лежала на рукояти пистолета. Остальные тоже смотрели на нас, но как-то отстранённо.

— Да так… — небрежно произнёс Томаш. — Про сынишку своего рассказывал. Который в матросы ушёл. Помнишь?

— А-а, — протянул Йозеф, — помню. Твой младший да?

— Ага, он самый.

Йозеф собирался продолжить путь. Но вдруг замер.

— Пора, — шепнул Томаш.

Йозеф снова обернулся к нам, скинув с плеча пищаль. Томаш схватился за пистолет, Вторак — тоже, я вытащил свои два: благодаря коротким стволам их было легко извлечь, в отличие от длинноствольного колесцового пистолета Томаша.

Несколько выстрелов грохнули одновременно. Йозеф отшатнулся и повалился в снег. Вторак выронил оружие и, схватившись за живот, упал на колени и застонал. Сквозь пальцы его сочилась кровь. Я ощутил, как на щеке моей образовалась ледяная корка и тут же стала исчезать.

Один пистолет я разрядил в Йозефа, другой — во Вторака. Томаш стрелял в Йозефа.

Вторак лежал на снегу, держась за живот, стонал и плакал от боли. Йозеф не двигался. Остался Прошка. В него никто не выстрелил, да он и сам даже оружие не достал. Парень стоял и хлопал глазами, глядя на раненого Вторака. А потом завопил, что есть мочи.

Томаш запихнул за пояс пистолет, скинул пищаль и выстрелил. Прошка замолк, ноги его подкосились, и он шлёпнулся на дорогу, а вокруг его головы в смешном облезлом треухе стало расплываться красное пятно.

Томаш вытащил саблю, перевернул парня сапогом на спину и воткнул лезвие меж рёбер туда, где ещё билось сердце. Вторак, захрипел, харкая кровью, задёргался. И затих.

— Не ранен? — спросил у меня Томаш.

— Нет, — покачал я головой.

— Эх, непохороненные останутся, — скривился с досады старик. — Похоронить бы… Проклятый Сон! Сколько народу забрал… Ладно, пошли. Сейчас сюда все моры с округи сбегутся.

Будто в подтверждении его слов за домами раздался вой. В той стороне, откуда мы пришли, показались две человеческие фигуры.

— Туда, — Томаш указал вперёд.

Мы быстро зашагали вперёд. Из-за угла четырёхэтажного дома нам наперерез бросился тип с огромной разинутой пастью, полной острых зубов. Существо ринулось на старика, но я перехватил его. Всадил клинок в бок по самую рукоятку. Оттолкнул. Монстр заорал и затрепыхался в агонии.

Впереди показались три «собаки». Вдвоём от них не отбиться. Старик указал на переулок, откуда выскочило существо, и мы бросились туда. Добежали до следующего перекрёстка. Тут — опять «собака». Огромный, метр в холке, монстр, очень худой, с мордой, отдалённо напоминающей человеческое лицо, отчего он выглядел ещё более отвратительно, возник, словно из-под земли, и налетел на Томаша. Старик закрылся рукой, и зверь вцепился зубами в его предплечье. Они оба оказались на земле. Моя сабля обрушилась на спину твари. Существо разжало пасть и взревело. Я рубанул по шее и сапогом оттолкнул тварь. Схватил Томаша за здоровую руку и поднял.

Он ругался сквозь зубы, его рукав намок от крови. Однако старик не растерялся: поднял слетевшее с плеча ружьё и процедил: