Влюблён до смерти (СИ) - Жнец Анна. Страница 19

Вопреки ожиданиям, руки не прошли сквозь пустоту: я ощутила мягкость пуховой набивки. Кэсси вцепилась в меня изо всех сил, но под курткой, под шуршащим утеплителем,  тела словно и не было. 

— О Господи, Господи, мне казалось, я сошла с ума, — зачастила погибшая. — Что надо мной жестоко шутят. Что это — бредовый вселенский заговор. Или что я напилась до зелёных чертей и валяюсь в отключке.

Кэсси отстранилась и истерично хихикнула:

— Ты же не мой глюк, правда? Что с ними? С этими людьми? Почему они так странно себя ведут?

Я не знала, что ответить. В голове возникла отчётливая картинка — кирпичная стена Ордена, отделявшая пустыню от моря лавы. Место, куда мы с куратором десятки раз провожали души. Тело стало невесомым, лёгким-прелёгким, и я поняла: сейчас, вот сейчас всё получится. 

Я схватила Кэсси за руку, и спустя мгновение мы уже стояли на этой самой стене, вдыхая аромат далёких райских садов.

Телепортировались в Верхний мир. Быстро и без лишнего шума. Как Молох и хотел.

«Прекрасно выполненное задание», — похвалила я себя, а потом нехотя повернулась к ошеломлённому призраку.

* * * 

Успехом Эстер Молох гордился как своим собственным. Изначально на задание её взяли в качестве наблюдателя, но в итоге она приняла на себя самую сложную, самую ответственную часть миссии — и справилась блестяще. Не всегда полтергейст удавалось усмирить и отправить в Верхний мир так легко.

Но главное, магия богов смерти проснулась в Эстер, и Молох спешил поделиться новостью с Советом, доказать, что его любовница — не ошибка, не досадное недоразумение, а полноправный член  замкнутого сообщества жнецов. До недавних пор исключительно мужского.

Молох был взволнован до такой степени, что открыл дверь в кабинет Танатоса, не постучав. Тёмная мужская фигура загораживала свет, лившийся из окна. Рядом за столом перекладывал бумаги глава Совета. Незнакомец обернулся на скрип двери, и Молох забыл, что хотел сказать — остолбенел, покрывшись ледяным потом: красные глаза демона сверкнули в кабинетном сумраке.

— Я послал за Эстер, — Танатос с шумом захлопнул толстый кожаный фолиант, который до прихода Молоха с интересом листал. —  Кайрам хочет увидеть жену.

Глава 25

Альма всю жизнь мечтала о доме. Всегда — только о нём. Но не могла стать домом тесная каморка в бараке у швейной фабрики. Сырые стены, тёмный от плесени потолок, два метра личного пространства, которое включало железную койку и тумбочку. 

В приюте считали, что главное — крыша над головой, неважно, протекает та или нет. Для девочки, безродной, лишённой семьи, не умереть от голода уже счастье. Но Альма не желала довольствоваться малым.

Ее воображаемый дом был светел и чист. У этого дома ни крыши, ни стен могло не быть вовсе. Кому, как не ей, горькой сироте, знать о том, что кирпичная коробка не залог уюта и безопасности. Ощущение дома — оно внутри. В людях, которые стали тебе семьёй, в дорогих сердцу местах, в мелочах, создающих и хранящих воспоминания. 

Альма остановилась перевести дух. Обмануть привратника и возничего оказалось проще простого, и теперь голову кружило опьяняющее чувство свободы. Как и собиралась, Альма выкинула рекомендательное письмо в канаву на пересечении главной и боковой улиц. Не связанная ничем, она могла отправиться куда угодно, но повернула в сторону голубых холмов. 

Купол циркового шатра — яркий, в красную и жёлтую полоску — возвышался над пёстрыми повозками и фургончиками, что забирали его в кольцо. Металлические телеги на колёсах, время от времени извергающие адские звуки и клубы дыма, никого больше не удивляли: с каждым годом на дорогах они встречались всё чаще. Несколько лет — и лошадям придётся серьёзно потесниться.

То, что у бродячего цирка было несколько таких самоходных фургончиков, говорило о многом, и Альме ещё отчаяннее захотелось попасть в труппу странствующих артистов. Что делать, если её не примут, она старалась не думать.

Если верить афише, представление ожидалось вечером, а встретиться с директором Альма жаждала прямо сейчас, а потому, недолго думая, пролезла между повозками на пока закрытую территорию. В ноздри ударила невыносимая вонь: где-то поблизости были клетки с животными.

«Это хорошо, — подумала Альма, — очень хорошо».

Рядом с цирковым куполом было разбито несколько разноцветных палаток поменьше. Земля, размытая недавним дождём, превратилась в грязь, и кое-где от телег к шатру были проложены тропинки из скользких досок. Альма приподняла юбку, чтобы не испачкать подол. Импровизированные дорожки скрипели, проминаясь под ногами, и хлюпали по воде. В распахнутой двери одного из фургонов курил, щурясь на солнце, мужчина в красном фраке и полосатых брюках. Выглядел незнакомец представительно, несмотря на комичный костюм, но, вероятно, такой наряд и должен быть у циркового артиста. 

Заметив Альму, мужчина поднёс трубку ко рту, выпустил дым и рявкнул не слишком приветливо:

— Представление вечером. Как ты сюда пробралась, девочка?

Взгляд скользнул по платью из дешёвой саржевой ткани и зацепился за оранжевую нашивку на груди. Поздно Альма сообразила прикрыть вышитый под воротником знак приюта: совсем про него забыла, взволнованная побегом. Рука дёрнулась, попытавшись спрятать улику. Но какой теперь в этом был смысл? Незнакомец понял, откуда она. 

— Подопечная Маркеса? — спросил он, снова затягиваясь. — Не знал, что старый дуралей разрешает воспитанницам разгуливать по городу в одиночку.

Что ж, она сглупила — пришлось признать: остаться инкогнито, как того хотелось, не получилось.

Мужчина смотрел на Альму сквозь клубы дыма, невысокий, с пышными седыми усами и животом, натянувшим рубашку между полами расстёгнутого сюртука.

— Я хочу в труппу, — сказала Альма, храбро расправив плечи.

Пышные усы дёрнулись.

— Мне есть что предложить. 

— И нечего терять, — проницательно заметил незнакомец и отошёл от двери, пропустив Альму внутрь фургончика.

* * *

Этот мужчина, стоявший спиной к окну, Кайрам? Супруг Эстер?

Молох не сдержался — стиснул кулаки. Конечно, Танатос заметил. Заметил его злость и изумлённо вскинул брови, тогда Молох совершил ещё одну непростительную ошибку — послал главе Совета яростный взгляд. Открыл все уязвимые места. Вручил рычаги давления. Ничего не смог с собой поделать. 

Теперь Танатос поймёт, что Эстер ему небезразлична, и будет это использовать.

Проклятье!

Держи себя в руках. Держи. Себя. В руках.

Он не мог! Ни одна мышца не подчинялась, взятая под контроль ослепляющей ревностью.

Когда в последний раз Молох терял голову?

Он попытался вернуть на лицо маску невозмутимости, но…

Столько веков он прятал эмоции, старался не выдать ни одной, боялся открыться и теперь чувствовал: привычная броня трескается, рушится под напором клокотавшего в груди гнева. 

Ощущать себя любовником при живом муже было незнакомо и не сказать, что приятно. Отвратительно, откровенно говоря. Но Молох был жнецом и знал: смерть дарует освобождение. В том числе и от брачных уз. Никаких прав на погибшую жену Кайрам не имел. Потерял избранницу и обречён на вечные муки плотского голода? Его проблемы. Пусть катится обратно в Пустошь.

Убирайся, Кайрам! Слышишь? Эстер богиня смерти. Её место в Крепости. Рядом с ним, с Молохом. 

«Не отдам!»

— Скоро я увижу свою жену? — красные глаза блеснули нетерпением. 

Кайрам выглядел типичным представителем своей расы. Темноволосый и бледный, высокомерный до тошноты. Это холёное лицо хотелось подправить ударом кулака. Изменить конфигурацию черт. С каким восхитительным хрустом сломал бы Молох этот надменно задранный нос, эту челюсть! Намотал бы длинные волосы на кулак. Разукрасил бы кожу синими и багровыми пятнами.

Танатос смотрел на него во все глаза, даже не пытаясь скрыть удивление: Молоха трясло, ноздри раздувались, глаза метали молнии.