Вечный капитан (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 29

Летом занимался хозяйственными делами и боевой подготовкой дружины. Увеличил ее еще на полсотни человек. Перевел пожилых и не самых боевитых под командование Матеяша в сторожевую сотню. Будут охранять дороги. Время от времени пошаливают на них, нападают на мелких торговцев и крестьян. Приходят разбойники из других княжеств и задерживаются у нас ненадолго. Те, у кого ума побольше, перебираются в менее охраняемые места, а остальные получают место под толстой веткой. Здесь принято вешать разбойников в тех местах, где они чаще нападают. Не думаю, что их вид останавливает других, но положительно действует на проезжающих мимо купцов, которые воспринимают висельников, как заботу о себе.

Командиром сотни конных копейщиков назначил Бодуэна де Реми. Он лучше меня управляется с длинным копьем и командовать умеет. За зиму брабантец выучил русский язык, получил прозвище Фряг, а после того, как стал сотником, породнился с Уваром Нездиничем. У воеводы семь дочек, втюхивает их каждому приличному человеку. Будишу перевел командовать сотней Мончука, которого назначил тысяцким. У меня, конечно, пока нет тысячи дружинников, но, если так и дальше пойдет, скоро будет.

Изяслав Владимирович, князь Новгород-Северский пошел вместе с отрядом половцев помогать Даниилу Романовичу, князю Галицкому, — и напал на него, захватил город Тихомль, разорил окрестности. Вспомнил, наверное, что его отец имел владения в Галицком княжестве. Чуяло мое сердце, что ничем хорошим этот поход не кончится. Я познакомился с князем Даниилом во время перехода к реке Калке, откуда он, раненый, умудрился смыться. Из-за раны ему простили трусость, но потеря дружины обернулась потерей княжества. Князь Даниил сумел вернуть на время Галицкий стол. Что не удивительно, ведь Даниил Романович произвел на меня впечатление человека цепкого, хитрого и беспринципного. Впрочем, правящие элиты в любую эпоху не страдают любовью к принципам. Непонятно было, как он мог позвать на помощь князя Изяслава? Видимо, дела складывались совсем плохо.

Осенью новгород-северцы вернулись домой. Я думал, на этом война с Галицким княжеством и закончится. Так бы, наверное, и случилось, но действия Изяслава Владимировича не понравились галицким боярам. В Галиче взяла вверх партия Даниила Романовича, его попросили вернуться. Князь в очередной раз простил бунтовщиков, потому что нуждался в их помощи. Вместе они порешили, что нельзя оставить безнаказанным захват города. Эдак завтра другие соседние князья придут и отхватят и себе по городу, а то и больше. Как только весной сошел лед, до нас доплыли известия, что галичане готовятся отомстить за Тихомль. Начали готовиться и северы. Только не к защите, а к нападению на Киевское княжество. У Михаила Всеволодовича, Великого князя Черниговского, были претензии к Владимиру Рюриковичу, Великому князю Киевскому и Смоленскому. Что они не поделили — не знаю. Меня не приглашали поучаствовать, поэтому и не сообщили причину раздора. Князь Черниговский пошел к Киеву с северо-востока, а князь Новгород-Северский — с юго-востока. Изяслав Владимирович объединился в Степи со своими половецкими родственниками и пошел по северной границе Переяславского княжества, обходя болота, которые тянутся от реки Остерь и почти до Переяславля. Мне опять пришлось отложить морской поход, потому что мимо Киева мои ладьи не пропустили бы. Как бы я ни доказывал, что не поддерживаю князя Черниговского, на мне бы отыгрались за него. Если есть причина легко перебить маленький отряд, почему бы не сделать это?!

Владимир Рюрикович позвал на помощь Даниила Романовича. У того армия была уже собрана. Она объединились и пошли навстречу черниговской рати. Михаил Всеволодович не отважился дать бой, начал отступать. Драпал аж до самого Чернигова, где и заперся со своей дружиной. Изяслав Владимирович, по слухам, отступил в Степь. Киевляне и галичане начали подрывать экономику противника — грабить и жечь. За полтора месяца они захватили города Сосницу, Хоробор, Березый, осадили Сновск. Это мне рассказал черниговский тысяцкий Вышата Глебович. Он — один из немногих, кто из черниговцев ушел от монгольской погони. Поскольку Вышата служил предыдущему князю, с которым у меня были хорошие отношения, его и послали ко мне звать на помощь. Я сперва поговорил с ним в своем кабинете.

— Это я подсказал князю, что надо тебя позвать, — признался он.

— Что ж это я так не люб ему?! — поинтересовался я насмешливо.

— Может, боится, что тебе понравится в Чернигове и ты там останешься, — хитро улыбнувшись, предположил тысяцкий.

Он явно не в фаворе у нынешнего князя, но, поскольку являлся самым богатым боярином княжества, был оставлен на своем посту. Непонятно только, зачем он заигрывает со мной. Все знали, что в моем княжестве бояр нет и быть не может.

— Не хочу я в Чернигов. Суетно у вас там. У удельного князя меньше чести, зато больше свободы, — сказал я.

— Я ему говорил, что тебе Черниговский стол не нужен, иначе бы давно на нем сидел. Не верит, — рассказал тысяцкий Вышата. — Но теперь враг на пороге, деваться некуда. Зову тебя на помощь и от имени князя Михаила, и от всех черниговцев.

— Передай князю, что обязательно приду, — согласился я.

— Поспеши, князь, — попросил Вышата Глебович.

— Как только моя дружина будет готова, сразу двинемся в путь, — пообещал я.

— Половцев захвати, — посоветовал он.

— Незачем, — отмахнулся я. — Во-первых, они будут долго собираться; во-вторых, я воевать пойду, а не грабить.

— Нам все пригодятся, — сказал тысяцкий Вышата. — У князя Киевского сильная дружина да с князем Галицким большое войско идет, говорят, тысяч восемь. Он помирился с гуннами и поляками, позвал их с собой.

— Чем больше их придет, тем больше нам добычи достанется, — произнес я любимую поговорку.

22

В поход со мной отправились три сотни конных и две сотни пеших дружинников. Первые под командованием Мончука поскакали по Черниговской дороге, участок которой на территории своего княжество я привел в божеский вид. Пеших и припасы перевезли на ладьях. Этой частью дружины командовал я. На этот раз со мной отправились в поход все три сына. Вкус победы надо познать щенком. Тогда вырастешь настоящим бойцом. По пути нам попалась ладья из Чернигова, с которой сообщили, что враги осадили столицу княжества. Пришлось менять маршрут движения. Поскольку Черниговская дорога проходила мимо Сосновца, там и высадились, чтобы соединиться с конницей. Она отставала примерно на день, потому что плыть вниз по течению легче и быстрее. Стоял город на реке Убедь, притоке Десны, километрах в пяти от впадения в нее, на высоком правом берегу. Точнее, там остались только полуразрушенные, деревянные, городские стены и пепелище на месте домов и церквей. Судя по разрушениям, над стенами поработали большие метательные машины. Сохранилось всего несколько дворов на северо-восточной окраине. Наверное, с той стороны дул ветер, когда захватчики подожгли ограбленный город. На пепелище уже стучали топоры. Оставшиеся в живых сосновчане строили дома, чтобы на зиму не остаться без крыши над головой. Русские привычны к пожарам. Деревянный дом возводят за несколько дней и не шибко жалеют его. Было бы кому отстраивать. На потравленных полях вокруг города бродили крестьяне, жали редкие сохранившиеся колосья. Прошлое лето было сырое, урожай не задался. В этом году погода благоприятствовала озимым, но теперь помешала война. Два плохих года — это стремительный рост цен на хлеб. Кому-то — беда, а моим крестьянам, которых война не затронула, — дополнительный доход.

Ладьи мы оставили с небольшой охраной возле Сосновца, а сами пошли к осажденному Чернигову по дороге, разбитой прошедшей недавно армией. На несколько километров по обе стороны от дороги города и деревни были сожжены, а поля и огороды вытоптаны. Хотел сказать, что здесь будто Мамай прошел, но до татарских налетов еще далеко. Это натворили свои, русские. Понятия «враг» и «друг» пока не имеют ни национального, ни религиозного окраса. Возле сожженного Сновска переправились на правый берег реки Сновь и прошли дальше на запад, чтобы оказаться севернее Чернигова. Галичане и киевляне знают, что где-то на юге новгород-северская армия. С той стороны и будут ждать нападение.