Королевское зерцало - Хенриксен Вера. Страница 8

А вдруг Мария уже умерла?

От отчаяния Эллисив забыла обо всем на свете.

Священник причастил и соборовал Марию, потом опустился на колени возле лавки и стал молиться.

Эллисив тоже попробовала молиться. Но не смогла — впрочем, она знала, что не сможет.

Вдруг священник умолк. Он встал и склонился над Марией.

— Она больше не дышит.

Он отвернулся и пошел к двери.

— Ты уже уходишь? — Эллисив решила, что она не поняла его.

— Я выполнил свой долг. — Священник все-таки остановился.

Они были вдвоем возле умершей, все остальные удалились, когда пришел священник.

Горе, причинявшее Эллисив жгучую боль, вдруг обернулось ледяной яростью против этого человека, называвшего себя священником, а поступавшего, как худший из фарисеев.

— Убирайся! — Эллисив выпрямилась во весь рост. — И пусть люди откажут тебе в милосердии, ибо ты сам лишен сострадания.

Священник спокойно выдержал ее взгляд.

— Конунг Олав, брат конунга Харальда, повинен в смерти моего отца и двух братьев, — произнес он. — Конунг Магнус, племянник конунга Харальда, нарушил слово, данное моему приемному отцу, —он отправил его в изгнание, а вместе с ним и меня. Измена конунга Харальда привела к смерти моего приемного отца. Вопреки закону Харальд лишил меня отцовского наследства и изгнал из Норвегии. Вы, королева Эллисив, потеряли дочь. Но она была и дочерью конунга Харальда. И вы считаете, что у вас есть право на мое сострадание?

Ярость угасла в ней так же быстро, как вспыхнула. Горе снова завладело всем существом Эллисив. А вместе с ним пришла и усталость.

Эллисив сидела, уронив голову на руки. Когда же она снова подняла голову, священник все еще стоял рядом, наверное, ждал ответа. И она должна была ответить ему.

— Да, я не имею права на твое сострадание, — медленно сказала Эллисив. — И не имею права желать тебе зла.

Священник промолчал. Опустившись на колени, он начал читать заупокойную молитву.

Из глаз Эллисив потекли слезы, она тихо плакала, закрыв лицо руками.

Услышав, что священник поднялся, она вытерла слезы и посмотрела на него. Но унять слез не могла.

Лицо у священника было искажено.

— Благодари Господа за то, что можешь плакать, — сказал он. — Моей матери было не так легко.

Эллисив хотела ответить, но тут послышались голоса. Дверь распахнулась — епископ со своими людьми вернулся на Борг.

Марию дочь Харальда похоронили возле могилы Торфинна ярла.

После похорон Эллисив удалилась к себе, она не могла видеть ни разговорчивого и приветливого епископа Торольва, ни других людей.

Все смотрели на нее скорей с любопытством, чем с сочувствием.

Она знала, что люди говорят о сражении, которое Мария видела перед смертью, о том, что она позвала отца. Они считали, что конунг Харальд погиб.

Но Эллисив отказывалась в это верить.

Харальд не проиграл ни одного сражения, он побеждал при любых обстоятельствах. Даже если в тот день, когда умерла Мария, Харальд действительно сражался с врагом, это еще не означало, что он погиб.

На Борге было трудно избежать людей или разговоров, остров был слишком маленький.

И все-таки Эллисив пыталась уединиться, ей хотелось уйти как можно дальше от жилья.

Она опустилась на траву у подножия скалы, это было чуть южнее того уступа, где они с Марией беседовали о Харальде.

Над нею с криком кружили чайки, невдалеке паслись несколько овец. Внизу гудел прибой, недавно была буря, и волны еще не улеглись.

Вскоре послышались чьи-то шаги. Эллисив встала и обернулась. К ней подходил тот безымянный священник — из-за прибоя она только сейчас услыхала его шаги.

— Даже для священника слишком большая дерзость преследовать королеву, — сказала она. — Что тебе нужно?

— Я попросил епископа перевести меня с этого острова, — ответил он. — Перед отъездом я хотел попросить у вас прощения за свою несдержанность в день смерти вашей дочери. Но там, — он махнул рукой в сторону церкви, — слишком много ушей.

— Я прощаю тебя. Я понимаю, что творилось у тебя в душе.

Священник не уходил.

— Ты воспитанник Кальва сына Арни? — спросила Эллисив.

— Да. Вам кто-нибудь это сказал?

— Нет. Я знаю много родословных в Норвегии. После того разговора я догадалась, кто ты.

Священник помолчал.

— Я молился за упокой души вашей дочери, — сказал он наконец. — Молился каждый день со дня ее смерти. Мне бы хотелось помочь вам. — Он сказал это просто, искренне и без тени раболепия.

Эллисив могла бы поблагодарить его и отослать прочь. Но почему-то не сделала этого. Может, она надеялась беседой отогнать мрачные думы, к тому же священник не проявлял ни назойливой жалости, ни любопытства.

— Душа Марии была добрая и открытая, — сказала Эллисив. — Не знаю, нужны ли ей наши молитвы.

Глаза священника смягчились и потеплели.

— Тем горше ваша утрата, — сказал он.

— Я еще не могу осмыслить эту утрату. Сейчас для меня самое тяжелое, что моя дочь лежит в могиле на этом заброшенном острове.

Эллисив сама не понимала, почему она так откровенна с совершенно чужим священником.

Видно, и он испытывал нечто подобное, потому что не поднимал на нее глаз. Медленно, как будто припоминая, он произнес:

Где цветы скрываются всю зиму?
И куда плоды уходят с веток?
Можно ль их увидеть в зимний холод?..
Но мы знаем: все проснется снова на земле по воле Всеблагого,
что из праха мертвых воскрешает так же, как давал им прежде жизнь.

— Спасибо! — Больше Эллисив ничего не могла сказать.

Она почувствовала, что эти стихи говорят что-то и его душе или, может быть, говорили когда-то давно.

Помолчав, она добавила.

— Я не скажу конунгу Харальду, кто ты. Тебе нет нужды покидать остров из-за него или из-за меня.

Священник не ответил. Он почтительно распрощался с Эллисив и ушел.

Королевское зерцало - any2fbimgloader8.jpeg

Эллисив с детства внушали, что ее ждет суровая жизнь, и готовили к встрече с ней — впоследствии у нее нашлись основания быть благодарной за эту науку.

Она понимала, что должна держать себя в руках, если не хочет потерять рассудок, ей нельзя было распускаться, как мореплавателю перед бурей, который, невзирая на страх, убирает паруса и крепит канаты.

Она позволяла себе давать выход только горю, связанному с гибелью дочери. Через это надо было пройти.

О том, как она перенесет возможную гибель Харальда, горе утраты, тоску по нему, Эллисив старалась не думать. Когда случится беда, тогда она и будет с нею свыкаться. Бессмысленно заранее поддаваться отчаянию.

Важнее было подумать, как жить дальше, если это страшное случится. Может быть, потом у нее не останется времени на обдумывание. А если окажется, что она зря готовилась еще и к этому удару судьбы, хуже ей от этого не станет. Чтобы обрести хоть какое-то чувство уверенности, она должна была решить свое будущее.

Ингигерд в любом случае должна остаться с ней.

Эллисив сомневалась, что ей удастся вернуться в Норвегию. Там будут править сыновья Торы, вряд ли рядом с ними найдется место и для нее.

Обосноваться в Киеве тоже было мало надежды. Эллисив слышала, что ее родичи в Гардарики ведут непрерывную борьбу за власть — едва ли кто-то из братьев обрадуется сестре, которая будет только обузой.

Но у Эллисив было еще две сестры.

Анастасия вышла замуж за венгерского короля Андраша. Однако Эллисив слышала, что Андраш пал от руки собственного брата: в той стране тоже шла жестокая борьба за власть. Какова участь Анастасии, Эллисив не знала. Если она и жива, ждать помощи от нее не приходилось.