Сердце Аспида: Жена поневоле (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas". Страница 7
— А ну гляди на меня, — пророкотал Дамир и его проникновенный голос наполнил пещеру. Но повиновалась, лишь когда он повторил: — Кому велено… — грозным рычанием.
И только поймал мой упрямый взгляд, опять ко мне склонился. Губами по моим, закусанным повёл… Языком, ненавязчиво требуя и зубы разомкнуть.
Нервно качнула головой, мол, не поддамся.
Прищурился недобро Аспид проклятущий, ладонью по шее скользнул да на затылок ее положил, ощутимо сжав, точно сомкнул тиски, и я от неприятного ощущения простонала… Уже ему в рот… Аспид того и ждал. Тотчас завладел моими губами. Нагло, голодно набрасываясь. С мурчанием и гудением утробным…
Тогда я в плечи его руками упёрлась, изо всех сил удерживая на расстоянии и про себя как заклятие твердила: «Мерзкие губы… И поцелуй противный! Аспид окаянный! Лучше Светозара нет никого. И теплее его быть не должно!»
И спасение нашла: заставила перед глазами образу Светозара предстать. Светлые волосы, голубые глаза, волевой подбородок, улыбка милая, белозубая.
«Мой любый!.. Прости, что плоть другому достанется. Думы мои всегда о тебе будут. И сердце моё, хоть и Аспиду принадлежит, но тебе отдано», — как ворожбу твердила, отрешаясь от супружеского долга.
— Открой глаза! — злобный голос Дамира вторгся в мысли.
Я по-прежнему лежала бревном на алтаре и упрямо удерживала образ любимого.
— Открой! — рыкнул супруг, аккурат с шорохом рубахи, подол которой рывком задрал, заголяя ляжки.
И тогда в ужасе распахнула очи, теперь и губы сильно сжимая — не получит он от меня ответа, ни мягкости, сколько бы женой ему ни значилась. Сам захотел меня под собой иметь — пусть наслаждается! Ежели телом и стану ему женой, душу свою не отдам на растерзание… Как есть захватчик и лютый Аспид, таким для меня и останется!
— Упираешься? — Дамир таранил меня предостерегающим взглядом, а потом опять поцеловал. Мягче, нежнее, за затылок придерживая да свободной рукой по плечу скользя, талии, бедру…
Я застыла в праведном негодовании, что он от меня ждал? Ответа?
Это же несерьёзно…
И вообще не понимала, на кой он растягивал это мерзкое брачное соитие? Не надобны мне его поцелуи и оглаживания! Ласки и нежности!
Он мне был неприятен, а от мысли, что сейчас сделает своей, вообще лихорадило.
Потому и застыла, как неживая, позволяя ему делать, чего желал, но не отвечая ни на одно движение, ласку. И ежели вначале напряжённая, как струна была, а Дамир губы мои лобзал, то когда нырнул ладонью под подол, по голой ляжке скользнув, дёрнулась нервно, дугой прогнулась, возмущение в рот ему мыча да ударяя по руке его вольной…
Не собиралась, но так жутко испугалась, что на инстинктах, точно птица в силках, в объятиях его забилась.
Он зарычал утробно, ещё больший ужас во мне вызывая. По камню задом протащил на край алтаря, кожу обжигая и в губы уже чуть ли не вгрызаясь.
Заскулила позорно от боли. Руками заколотила по плечам мужа, но лишь озлобился сильнее, за глотку к алтарю приковал. А я пуще царапаться и лупить принялась. Тогда руки мои над головой одной своей сомкнул, подол выше задрал. Жадно сопел, между ног пристраиваясь да в промежность мою чем-то твёрдым и горячим упираясь.
Глава 6
Вольха
— Ненавижу, — шикнула прежде, чем он губы мои вновь своими поработил. И когда уж слепнуть стала от ужаса и боли, сыскала сил и отрешилась от мира сего. Не сопротивлялась более. Опять зажмурилась и молилась, дабы треклятый Аспид дело своё чёрное быстрее сделал.
Дамир пыхтел, по мне рукой свободной шарился, голое тело облапывал, вызывая до тошноты странные чувства.
Жгучие, волнительные…
Липкие до омерзения…
Такие, от которых хотелось избавиться. Отряхнуться, как от стайки муравьёв, что на кожу забрались, щекоча и заставляя передёргиваться.
— Моя! — зло шипел Дамир прямо мне в лицо. — Открой глаза! — опять велел и я, закусив губу, нехотя подчинилась, ведь быть ему женой по всем пунктам обязана. То обещала, о том клятву давала…
— Ты — моя! — помолчал гневно, сопя, как разъярённый Аспид. — Смирись уже!
— Постараюсь, — проклацала зубами, — но сейчас… не получается… Не готова я… здесь…
Дамир секунду пилил гневным взглядом, а я уж с жизнью прощалась за наглость свою.
— Неделя пути до границы с моими землями! — отчеканил Дамир, продолжая ягодицы мои сжимать до боли приятной и упираться в меня своей плотью твёрдой. — Седмицу даю! Проститься с девичьими мечтами и образумиться! Уяснить наконец: ты — моя! На год! И по согласию аль против воли, — припечатал значимо Аспид, — я возьму тебя…
Я с облегчением выдохнула:
— С-спасибо, — закивала торопливо, ещё чуду не веря.
Неужто и впрямь человеческими чувствами наделён?
Неужто сострадание и понимание ему не чужды?
Неужто отсрочка появилась, когда уж не ждала её?
— Алтарь, — ровно почти бесстрастно продолжал Дамир. Быстрым махом мне по ляжке чиркнул, оставляя неглубокий порез. — Ему кровь надобна, — глядя в мои глаза, ладонью по ране мазанул и на камень рядом со мной припечатал. — Семь дней! — ещё раз повторил со скрипом зубов. Ему это тоже с явным трудом далось… смирение такое. В упор глядя на меня, отступил в темноту, и его мрак поглотил.
Ещё не веря провидению, таращилась в сумрак, где обнажённый Аспид скрылся, как в темноте хищно сверкнули зелёные огоньки, продолжая удерживать на прицеле змеиных глаз. Шелест раздался, следом хлопок пещеру наполнил, а порыв ветра меня чуть с алтаря не скинул. И даже пламя испуганно вздрогнуло, да прочь в сторону от угла, куда Дамир ушёл, так сильно полыхнуло, что едва не погасло.
Я затаилась, до рези в глазах в темноту вглядываясь, но секундами погодя выдохнула шумно, понимая, что настала оглушающая тишина. Лишь сердечко шало грохотало в груди, сбивая с разумной мысли.
И никого более вокруг. Я одна!
Обождала пару мгновений, которые дикими ударами сердечко отстучало, торопливо спрыгнула с камня и бросилась прочь из пещеры.
У входа самого едва на родителей не налетела. Они взволнованно топтались у проёма, не решаясь войти.
Близохонько Микула с Варварушкой места себе не находили. Воевода мрачно зыркал по верхам, за рукоять меча держась. Словно ожидал нападения Аспида.
— Вольх, — ко мне тотчас матушка поспешила с батюшкой. — На тебе лица нет, — шептала горячо, обнимая: — Обидел?..
— Нет, нет, — рьяно замотала головой. — Хорошо всё. Время дал в себя прийти.
Княгиня с князем взглядами обменялись задумчивыми, а я продолжила:
— И седмицу, чтобы до границы с его землями прибыла…
— Хорошо, — отстранилась матушка и любовно по щеке огладила. — Ты теперь хоть и мужья жена, но время… оно очень нужное. Эх, — глаза матери слезами наполнились, — прости, что тебе зверь такой достался.
Не хотелось о том вспоминать, потому заверила:
— Пока он был не большим зверем, чем некоторые мужики наши. Но лучше не злить! Поспешить надобно, — уж чего не хотелось вовсе, чтобы княгиня меня вопросами заклевала. Я же со стыда сгорю.
— Верно молвишь, доченька, — преисполненный гордостью кивнул батюшка, с княжьего плеча сняв плащ богатый и тёплый, на мои накинул, дабы укутаться могла и срамоту прикрыть.
— Благодарствую, — искренне улыбнулась и позволила меня княгине приобнять да в сторону нашего лагеря отвести.
— Ох, нелюдь, — тихо вознегодовала матушка, когда уже в палатке я наскоро переодевалась и обувалась. Рубаху, в коей была, в сторону бросила, а княгиня взглядом её проводила и явно увидала кровавые следы на ткани. — Неужто так невтерпёж было, что прям в пещере на тебя полез?.. — по своему о пятне рассудила.
— Матушка, — ахнула я стыдливо. — Ты не так поняла, — о том не желая говорить. — Сказала же, он мне время дал, а это… для алтаря было надобно… окропить кровушкой моей. Он то и сделал, но осторожно.
— Даже так? — изумилась матушка. — Тогда, может, и не таков он Аспид, каким я себе представляла, — проворчала задумчиво. — Но ты на любовь и нежность лучше не рассчитывай, — чуть погодя виновато посоветовала. — Ежели сейчас не снасильничал, не значит, что много в нём человеческого и будет он внимательным мужем. Лучше готовиться к худшему и порадоваться лучшему, а с Аспидом так и подавно…