Иллюзия бессмертия (СИ) - Снежная Александра. Страница 14

Обернувшись в прыжке, Доммэ сделал несколько шагов, глядя только на кусающую губы Вайолет.

И жалко, и больно было девушке видеть израненного брата, и обида душила такая, что каменным комом в груди стояла.

— Явился, пес дурной, — сходу "приласкала" Доммэ Урсула. — Выпороть бы тебя кнутом, да по голому заду. Только вот беда-то — мозгов в твоей песьей голове от этого не прибавится.

Парень сжал кулаки, виновато опустил плечи и посмотрел на Вайолет, словно побитая собака. Душу выворачивал он девушке своим взглядом. Видела в нем Вайолет и раскаяние безмерное, и боль нестерпимую, и отчаяние беспросветное. Только легче от этого не становилось, потому и отвернулась.

— Домой иди, — приказала сникшему Доммэ Урсула. — И родителей своих сюда приведи. Скажешь, Первая одэйя светлого братства к себе зовет.

Услышав слово "одэйя", Доммэ гулко сглотнул, губы его скорбно изогнулись, а кулаки сами собой разжались от понимания неизбежности того исхода событий, который он так глупо пытался изменить.

Шатаясь, будто перебрал хмельной браги, парень побрел в сторону Ривердола, и едва фигура его скрылась за сенью дерев, Урсула укоризненно покачала головой.

— Свистун, ну-кась, пригляди за этим олухом, — молвила она ужом вьющемуся вокруг нее ветерку. — Кабы опять чего не выкинул, горячая голова.

Ветер радостно ухнул, играючи дунул темному одарину в ухо и, оставшись довольным своим баловством, со свистом полетел за молодым рохром.

ГЛАВА 7

Урсула неспешно ковырялась у очага, бросая в кипящий котел ароматные травы.

Айт спокойно сидел за столом, опустив на столешницу сомкнутые в замок руки, и лениво разглядывал скромное убежище ведьмы. А Вайолет угрюмо переводила взгляд с одного на другую, испытывая гадкое желание взять в углу тяжелую сковороду да огреть ею обоих. Эти двое точно издевались над ней. С тех пор, как в дом вошли — не проронили ни слова. А где же обещанный рассказ?

— Терпение — есть главная женская добродетель и основная заповедь светлой Хранительницы, — будто прочитав мысли девушки, проворчала Урсула, тюкнув перед Вайолет по столу глиняной кружкой, наполненной горячим чаем. — Спешка нужна токмо при ловле блох. Вон, твой блохастый братец уже поспешил… Много из этого хорошего вышло?

Вайолет тяжко вздохнула, плотнее укутавшись в куртку Айта. Лицо девушка умыла, а вот одежда выглядела плачевно.

Поставив кружку и тарелку со сдобой перед одарином, Урсула уселась за стол напротив Вайолет, задумчиво глядя перед собой, будто терзалась нелегким раздумьем, с чего начать.

— Бескрайни и необъятны светлые воды Небесного Ирия. Величественны и прекрасны Древа Миров, в нем произрастающие. Множество их несметное. А наше Древо — лишь песчинка в дланях вездесущего Рамха.* От первого дня сотворения этого мира стали править им Темная Мать и Светлый Отец. И как день сменяет ночь, а за ночью приходит день, так тьма и свет испокон веков ходят друг за другом по кругу, ибо нет тени, когда нет света, а без тени бесконечный свет убивает все живое. Без тьмы и света существование мира невозможно. Его двузначность — это основа гармонии и равновесия. Тьма и свет, добро и зло живут в каждом из нас. И только нам решать, какую сторону принять.

Давным-давно в лесах этих и трех долинах, что тянутся до самых Яхонтовых гор, обитали только звери дикие да вольные птицы. Не было ни Ривердола, ни Вайтфолла, ни солнечной Валлеи. Вольное племя могучих оборотней жило далеко отсюда — в старом и древнем королевстве Лоуленд, что раскинулось у подножия Мареновых гор — суровых, холодных, укрытых белыми шапками вековых снегов… За что и прозвали рохров снежными. А далеко на юг от Лоуленда пролегала могущественная империя Тэнэйбра — мир магов и волшебников, отмеченных Вышним Рамха искрой божественной инглии. Великий дар. Бесценный. Вот только если не принять сторону Света или Тьмы — совершенно бесполезный. И стали выбирать одаренные, кому будут служить: Отцу Светлому по воле доброй, или Матери Темной, за душу в обмен на бессмертие.

Время шло, но незыблемыми оставались устои и тех, и других, пока не родился у Тьмы и Света сын — Сумрак, вместивший в себе силу обоих родителей. Не понравилось Сумраку, что всю власть меж собой поделили мать и отец, не по душе пришлись ему законы прежние и начал он создавать свои. Приманивал одаренных служить ему, обещая в награду жизнь вечную и место рядом с ним на Сумеречном троне тем, кто поможет одолеть Мать и Отца. И заполонили мир слуги сумеречные — твари жуткие, двуликие и лицемерные. И воцарился на земле хаос: смешались свет и тьма, земля и небо, добро и зло.

Сговорились тогда Светлый Отец и Темная Мать и заточили сына своего непутевого в Сумеречном Чертоге за тремя дверями. На три замка закрыли, ключи спрятали, а знания о том, как попасть в чертог, сокрыли в невидимой башне, что между миром живых и мертвых находится. А чтобы не допустить прежних ошибок, поставили на страже равновесия верных своих слуг. Так были созданы первые одэйи и одарины — светлые и темные стражи, а вместе с ними — Хранители Света и Тьмы, уравновешивающие их силы.

Светлые и темные маги начали объединяться вокруг своих Хранителей, и стали появляться повсюду храмы, принадлежащие либо светлому, либо темному братству.

Всякое случалось за долгие годы: и враждовали, и воевали между собой светлые и темные, и лилась кровь и тех, и других, пока темным Хранителем не стал Сангус Эйд — император Тэнэйбры.

Власть и вседозволенность превратила его в жестокое чудовище, а может, и был он таким от рождения — абсолютным злом, явлением Чернобога* на земле. Слуги Сангуса, имперские войска — дриммы, ловили по приказу хозяина разных жителей по всей империи, и страшные деяния совершал над ними колдун в своем черном дворце, создавая из них новых магических существ, призванных служить ему безотказно.

Однажды Сангус проводил опыты над каким-то несчастным, и душа его, находясь между миром живых и мертвых, обнаружила невидимую башню. Так Сангус Темный и получил знания о Сумеречном Чертоге, и с тех пор стал одержим идеей — найти ключи и освободить опального бога. Надо сказать, что в своем стремлении заполучить ключи Сангус не просто преуспел, а нашел два из трех. А чтобы найти третий, темный хранитель пошел к фойрам — трехглазым девам-провидицам, и те подсказали ему, что ключ могут ему дать только снежные рохры. Вот с этого момента и началась моя история. История Первой одэйи, которая похоронила в мертвых ледниках всех своих учениц, чтобы остановить Сангуса и сохранить спасающееся бегством племя рохров.

— Так вот за что ты их так не любишь… — в голосе Вайолет звучало потрясение, а в фиалковых глазах застыл вопрос. — Считаешь виновными в гибели своих подруг?

— Глупость, — вздохнула Урсула, вдруг одним движением скорбно дрогнувших губ обнажив и глубину собственной усталости, и тяжесть груза, давящего на ее плечи. — Люблю, не люблю… Когда за столько лет вокруг тебя одни оборотни рыщут, поневоле от них самой волком выть захочется. А когда мы с одэйями перевал в ледник превращали, то меньше всего о собственной безопасности думали. Нам нужно было остановить идущего за нами по пятам Сангуса Эйда, а единственным возможным способом это сделать — было похоронить его вместе с собой под толщей векового льда.

Это прозвучало так безжалостно и безысходно, что Вайолет передернулась, спасительно кутаясь в одежду одарина, словно в избушку лесной ведьмы ворвался могильный холод, пробирая до самых костей.

— Да, детка, — криво ухмыльнулась Урсула. — Ледник — это барьер, сотканная из чистой магии одэй стена, отгородившая Тэнэйбру от Свободных земель. Я замыкала силовой контур, когда мои ученицы спускали на перевал лавины. И я до сих пор помню их белые лица, навечно вмурованные в глыбы мертвого льда…

— Погоди… — Вайолет тряхнула головой, упорядочивая в своей голове сумбур из услышанной информации. — Если вы спустили лавины и превратили их в ледник, значит Сангус мертв?