Иллюзия бессмертия (СИ) - Снежная Александра. Страница 46
Со стороны кухни послышались громкие голоса и развязный смех, а затем прилетело приказное:
— Мам, дай нам чего-нибудь пожрать. И бургаса пусть твои девки из погреба принесут.
В арочном проеме возник смазливый темноволосый парень, из-за плеча которого выглянули двое его нетрезвых приятелей. Находившаяся в приподнятом расположении духа троица еще весело гоготала, когда ввалилась в зал. Заметив, что таверна полна народу, а также сообразив, по какой причине они все сюда заявились, парни застыли на месте, и их хмельную веселость словно ветром сдуло.
— Хватай их, — единодушно полетело из толпы.
— Повесить мерзавцев.
Пьяные молодчики попытались спастись бегством, но обозленные мужики оказались проворнее, скрутив их в считанные секунды.
— Во двор их тащите и веревку несите, — голосили бабы.
— А ну стоять, иначе прирежу его, как гусака.
Бунтующие селяне мгновенно притихли, расступаясь по кругу, с неверием и страхом глядя на Фризэль, приставившую к горлу старосты здоровенный нож для разделки мяса.
— Не позволю самосуд устраивать. Кто из вас видел, как парни девку в лес тащили? — женщина обвела односельчан полубезумным взглядом, а не услышав ответа, злорадно выкрикнула: — Никто. А может, она сама моего сына туда позвала? За чем позвала, то и получила.
Протрезвев от страха, Хиль мигом сообразил, куда клонит мать и, трепыхаясь в руках удерживающих его мужиков, визгливо вякнул:
— Да. Клянусь. Именно так и было. Она мне всегда проходу не давала. А как узнала, что я завтра уезжаю, так пристала, как липучка: "Пойдем со мной в лес, попрощаться с тобой хочу" А там набросилась на меня…
— Хиль правду говорит, мы свидетели, — подключились к своему дружку его подельники, хватаясь за шанс избежать расправы.
Пострадавшая девушка надрывно всхлипнула, вжимаясь в поисках опоры в обнимающую ее мать.
— Сволочи. Вы все врете, — выкрикнула Гайлен.
— А может, это твоя дочь врет? — обвинительно ткнула в девушку пальцем Фризэль. — Ее слово против их троих. Я требую расследования. Завтра приедут имперские отряды и во всем разберутся. А устроите самосуд — я вас всех дриммам сдам.
Видимо, страх перед дриммами был сильнее жажды правосудия. Мужчины, удерживающие Хиля и его дружков-подонков, тут же их отпустили, а отчаявшаяся мать с мольбой посмотрела на старосту:
— Рубан, у тебя ведь тоже есть дочь. Сегодня ты закрываешь глаза на то, что они сделали с моей, а завтра они то же самое сделают с твоей.
— Гайлен, нам придется дождаться дриммов, — староста повинно опустил свою лысую голову, избегая смотреть женщине в глаза.
— Для чего? — смахивая злые слезы, спросила она. — Разве ты не знаешь, что старший сын Фризэль — капитан дриммов? Он будет выгораживать своего брата, а в итоге во всем обвинит мою дочь. А вы все будете молча стоять, смотреть и слушать его, потому что боитесь.
— Парни клянутся, что твоя дочь сама их позвала, и требуют разбирательства властей. Свидетелей нет. Что я могу сделать? — жалко оправдываясь, пробормотал Рубан.
— Я всего лишь прошу справедливости, — женщина еще крепче обняла свою дочь и горько расплакалась, понимая, что ни до нее, ни до ее несчастной девочки никому нет дела. Прав тот, на чьей стороне власть и сила.
Вайолет, задыхаясь, смотрела на людское равнодушие и просто не могла поверить, что селяне, минуту назад требующие воздаяния за преступление, сейчас молчали, виновато отводили взгляды и трусливо собирались убраться восвояси. Как же так? Что происходит с этим миром и людьми? Как они станут жить после такого со своей совестью? И есть ли она у них?
Затуманенный слезами взгляд девушки прошелся по сгорбленной Урсуле, которая, втянув голову в плечи, узко кривила губы. Сухие морщинистые руки старухи от ярости сжимались в кулаки, но вмешиваться она не собиралась — напротив, сверлила пронзительным взглядом взбешенных Доммэ и Кина, не позволяя вмешиваться и им.
— Пусть твой сын, Фризэль, поклянется Темной Матерью, — рокочущий голос Айта взорвал тишину, как раскат грома, и заставил всех повернуть головы в его сторону.
Урсула побледнела, прикрыла глаза и прошептала какое-то короткое ругательство.
— Пусть поклянется именем темной богини, что говорит правду, — настойчиво повторил Айт, оставаясь сидеть спиной к собравшимся селянам, лишенным возможности видеть его лицо.
Зато его видела Вайолет. Темные глаза одарина смотрели на нее в упор, и в их непроглядной мгле девушка читала сосредоточенное спокойствие, такое же подозрительное, как затишье перед бурей. Вайолет еще не понимала, что он задумал, но уже оценила поступок мужчины сердцем. Ему было не наплевать на чужую боль. Бездушному одарину было не все равно. И он единственный в этом помещении не побоялся об этом сказать.
— Да, — с надеждой во взгляде вскинулась Гайлен. — Пусть поклянется богами, что не врет. И тогда они покарают его гнилую душу.
— Что скажешь, Хиль? — выжидающе застыл староста.
Вайолет понятия не имела, какой силой обладает такая клятва, но, судя по всему, люди в ее действенность истово верили, и сейчас их пронзительные взгляды все, как один, были устремлены на сына хозяйки таверны.
— Да пожалуйста, — он покосился на мать и, заметив ее молчаливое одобрение, вновь начал наглеть. — Кем угодно могу поклясться — светлым богом и темной богиней, что Маленка сама ко мне пристала. Ну что, видите? Я цел. И гром небесный меня не поразил, и под землю я не провалился, — парень, кривляясь, раскинул руки, демонстрируя свою неуязвимость.
Медленно, как выплывающая из тумана темная глыба, Айт поднялся из-за стола.
Пытаясь остановить одарина, Урсула мгновенно схватила его за запястье, на что он легко покачал головой:
— Ты знаешь законы, одэйя. Это моя обязанность.
Пальцы волшебницы разжались, рука бессильно опустилась на стол и седые брови старухи хмуро сошлись на переносице.
— Что он собирается делать? — шепнул Доммэ, тревожно наблюдая за тем, как Айт спокойно приближается к толпе селян.
— А что может сделать с клятвопреступником темный судья и палач? Только казнить, — угрюмо пробурчала Урсула. — Вот и отдохнули. Собирайте быстро остатки еды в сумки. Ночлег отменяется.
Вайолет не обратила на слова Урсулы никакого внимания. Взгляд ее был прикован к Айту, которого от развязно ухмыляющегося сына Фризэль теперь отделяло всего несколько шагов.
Собравшийся люд наблюдал за приближением странного мужчины с недоверием и настороженным любопытством, явно недоумевая, зачем чужак полез в местные разборки. Сидел бы тихо в сторонке да ел свой хлеб. Чего со своими советами вмешался? Тем более что толку от них в итоге — никакого.
— Что? — вызывающе задрав подбородок и совершенно обнаглев от безнаказанности, молодчик смело посмотрел в лицо Айта. — Одной клятвы мало? Какую еще хочешь услышать?
Чужак, одетый в запыленную дорожную одежду, на вид казался Хилю обычным простолюдином, каких по Тэнэйбре в поисках лучшей жизни шлялись сотни, а потому не вызывал у него ни страха, ни робости, хоть и был выше на голову и на порядок шире в плечах. Да и что он может сделать?
— Темной Матери достаточно той, что ты уже произнес.
Низкий грудной голос Айта заставил хозяйку харчевни вздрогнуть, почуяв в нем угрозу своему драгоценному чаду. Глаза ее испуганно забегали по фигуре мужчины и наполовину скрытому капюшоном куртки лицу.
— Не лез бы ты, чужак, не в свое дело, — медленно загораживая собой сына, заявила она.
Айт молча стянул с головы капюшон и вытащил из-за пазухи медальон.
По таверне пронесся дружный сдавленный вздох:
— Одарин…
На лицах людей отразились паника и даже не страх, а какой-то животный ужас, словно они увидели перед собой жуткое кровожадное чудовище.
Толпа мгновенно шарахнулась врассыпную. Фризэль, хватаясь за сердце, лишилась чувств и грузно завалилась на пол. В выжидающей тишине подле Айта теперь остались стоять только пострадавшие мать и дочь, да оцепеневший от страха Хиль.