Волшебный дом - Герберт Джеймс. Страница 9

— Майк? Это Боб.

Боб — это музыкальный менеджер (для рок-групп и прочих в этом роде), мы друзья и хорошо ладим. Раньше мы все вместе проводили время, но девушка досталась мне. К счастью, у Боба нет жилки ревности.

— Привет, Боб. Что у тебя на уме?

— Да так, ерунда Ты на следующей неделе занят?

— Могу найти свободное время.

— Я имею в виду всю неделю. Эверлис снова в городе.

— Новое воссоединение?

— Да, это всегда срабатывает. Элберт набирает группу сопровождения и интересуется, свободен ли ты.

— Ты шутишь?

— Когда я так шутил?

— Шутил. Я могу порвать все остальные обязательства.

— Ты знаком с их манерой?

— Они немножко не в моем стиле, но в целом я представляю, что к чему, а Элберт поправит, если что-то не так.

— Великолепно. Между прочим, это золотая жила.

Третий звонок. Третье знамение.

Обговорив детали и пообещав встретиться с Бобом в самое ближайшее время для «окончательного решения» (что на языке музыкантов означает совместную выпивку), я повесил трубку и, покачивая головой, вернулся на кухню. Забавный денек! Теперь у меня не оставалось причин не покупать коттедж, и я не совсем понимал свое отношение к этому. Тем не менее я улыбнулся, представив лицо Мидж, когда сообщу ей новости.

Огборн

Мы отправились в Бэнбери утром следующего дня. Когда Мидж вернулась из агентства и я рассказал ей о двух телефонных звонках, то поразился ее реакции — она только улыбнулась, словно подобный поворот не явился для нее такой уж неожиданностью. Мидж обвила мне руками шею, поцеловала в нос и загадочно произнесла:

— Так и должно было случиться.

Отказавшись от предложенных ей дурацких работ (ее клиентом был магазин детских товаров, поставка всякой всячины для детей разного возраста, от малышей до тинэйджеров), она поздно вечером сделала наброски всех трех плакатов, а еще днем я позвонил Огборну и договорился, что мы приедем к нему в контору к 10.30 на следующее утро. Он сказал, что будет рад видеть нас обоих.

Поездка означала, что у Мидж для работы полдня пропало, но она уже настроилась работать день и ночь всю оставшуюся неделю и выходные, чтобы к понедельнику все закончить. Агентству требовались иллюстрации к этому сроку, чтобы можно было их сфотографировать, отретушировать и на неделе показать заказчикам. Как и почти все в искусстве, картины могли сразу же счесть совершенно превосходными или никуда не годными. Ради Мидж, я молился за первый вариант.

Бэнбери оказался одним из процветающих торговых городков, гораздо более очаровательным, чем деревня Кентрип, — узкие улочки, деревянные домики и забегаловки, нависающие готические фронтоны и лавки со стрельчатыми окнами. Сразу за оживленной рыночной площадью находился маленький крытый торговый павильон современного вида, но даже он умудрялся не нарушать гармонию с более старыми домами вокруг. На площади по-деловому суетился народ, что оживило нас после раннего вставания и долгой поездки. Контору фирмы «Огборн, Пакридж и Кенби» мы нашли в уединенном, вымощенном камнем тупичке, где на фундаментах с перилами по плечо террасами возвышались здания из старого красного кирпича, и к каждой входной двери вела лестница с площадкой. Внутри контора выглядела сравнительно просто, функционально и без претензий, солидно, но безлико. И в мистере Огборне тоже не было претензий, хотя определенно просматривалось старомодное достоинство и характер человека, не так далеко отошедшего от диккенсовских персонажей. Было нелегко определить его возраст, но явно ему было где-то между шестьюдесятью и восьмьюдесятью.

Мистер Огборн отличался изысканными, хотя и несколько витиеватыми манерами, чуть сгорбленной осанкой, худощавым сложением. На бесстыдно выпирающий вперед нос были водружены очки в золотистой оправе, а глаза с одутловатыми, почти нависающими веками были светлого-светлого серого цвета, какого я ни у кого не встречал. Но нельзя сказать, что в них начисто отсутствовала доброта.

Огборн протянул мне длинную костлявую руку, и, пожав ее, я удивился твердости ответного пожатия. Руку Мидж он задержал, мне показалось, чуть дольше, чем следовало, и саму ее рассматривал с изрядным интересом, хотя старался не подавать вида. Возможно, люди никогда не стареют окончательно. В контору нас проводила секретарша, в возрасте почти не уступавшая Огборну. Она обращалась к шефу с тихим почтением, достойным кардинала или телевизионного диктора. Когда секретарша ушла, бесшумно закрыв за собою дверь, Огборн указал нам на два стула напротив его обитого кожей стола Мы с Мидж сели.

— С вашей стороны было в высшей степени любезно прийти сюда вот так, — начал он голосом сухим и скрипучим, как, наверное, его кости. — Мистер Бикклшифт сообщил мне, что вы интересовались Грэмери, и я подумал, что, возможно, нам лучше встретиться. Насколько я понимаю, вы действительно хотите приобрести эту недвижимость?

— Нам бы очень хотелось ее купить, — слишком поспешно ответила Мидж.

Я заерзал на своем стуле и только кивнул, когда душеприказчик перевел глаза на меня.

— Но вроде бы возникли некоторые финансовые проблемы.

На этот раз я опередил Мидж:

— Дом требует некоторого ремонта. Там зияет огромная трещина...

— Да, я понимаю, за последние месяцы коттедж заметно пришел в упадок, — прервал меня он. — Как распорядитель недвижимого имущества Флоры Калдиан, я вправе рассмотреть любую разумную цену и считаю, что чем скорее в Грэмери кто-то поселится, тем будет лучше для его состояния.

— Ну, предотвратить дальнейшее разрушение обойдется в кругленькую сумму, мистер Огборн, — заметил я.

— Совершенно верно. Потребуется приложить деньги и добрую волю.

Добрую волю?

Он улыбнулся моему немому удивлению.

— Я верю, что дома живут и дышат посредством живущих в них людей, мистер Стрингер.

Я не собирался оспаривать это утверждение, когда переговоры находились на «деликатном» этапе. Однако Мидж словно не терпелось поспорить.

— В чем нуждается Грэмери в настоящий момент, мистер Огборн, — это в жизни за его стенами.

Я не уловил ни малейшего замешательства во взгляде душеприказчика, но быстро добавил:

— Все необитаемые дома в конце концов становятся похожими на мавзолеи, не правда ли? Затхлыми и дряхлыми. Только хорошее проветривание спасает их. Знаете, иногда...

— Могу я задать вам личный вопрос, мисс Гаджен? — проговорил Огборн.

— Пожалуйста, — ответила Мидж.

— Я хотел узнать: вы сделали какую-нибудь карьеру — профессиональную или какую-то еще?

— Я иллюстратор.

— А!

Казалось, ему это понравилось.

— Я иллюстрирую в основном детские книжки.

— Понятно.

Он рассматривал ее несколько секунд, и меня начало немного раздражать его внимание.

— А я музыкант, — сказал я.

— Понятно.

Его улыбка как будто потускнела.

— Вы не могли бы нам рассказать кое-что о Флоре Калдиан? — попросила Мидж. — Должно быть, она много лет жила в Грэмери.

— Да, действительно, — ответил Огборн, выпрямившись в своем кресле, насколько позволяла сгорбленная спина. — Она была сиротой. Незадолго до Первой мировой войны ее взяли к себе хозяева коттеджа, сами бездетные, и воспитали как собственную дочь. Официальной записи об удочерении не было, и, когда она умерла, оказалось, что никто не знает ее точного возраста. Мне кажется, для самой Флоры Калдиан годы не имели большого значения.

— Она была замужем? — спросила Мидж.

— Лишь некоторое время, недолго. Ее муж погиб на последней войне, кажется, всего через два или три года после женитьбы. И имущество унаследовала его племянница — должен сказать, потребовалась чертова уйма усилий ее разыскать. Ей за шестьдесят, и ей совершенно нет дела до Грэмери и прочего, в том числе и до своей тетушки. И в данных обстоятельствах это вполне понятно.

— И как же миссис Калдиан справлялась одна?

Если вопрос Мидж и показался мистеру Огборну нелепым, он ничем не выдал этого.